пилюля Вечной жизни, та самая, которую я сделал для самозванца!
Теперь мне было ясно, почему он её упорно не жрал. Эта пилюля вероятно до предела усилит Либератора внутри самозванца, а ведь Либератор и так уже заел Стального подонка чуть ли не до смерти...
Нет, Павел Стальной, явно знавший эту Тайну радикалов или просто догадавшийся о ней, заказал себе пилюлю отнюдь не для того, чтобы вылечиться.
Этой пилюлей нельзя было вылечиться, ибо она была подкормкой для Либератора. Это все равно, что лечить расстройство желудка, поедая испорченное мясо...
Нет, Стальной заказал пилюлю не для излечения. А для того, чтобы в случае попытки его свержения сожрать пилюлю, сдохнуть самому, но при этом вывалить из своего трупа в мир Либератора...
Мелкая душонка, долбаный псих. Даже помирая, Стальной желал максимально нагадить миру.
И как только мы с Ладой ворвемся во дворец, или как только туда ворвется божественный Михаил с либералами...
Вся надежда была только на то, что Стальной правда без сознания и просто не осилит сожрать пилюлю. Потому что если он осилит — нас всех ждет катастрофа, по сравнению с которой наши текущие проблемы покажутся просто ерундой.
Мы были идиотами. Мы все.
Нет никаких гарантий, что Стальной на самом деле без сознания. А значит, все заговоры и перевороты отменяются, если мы, конечно, не хотим встретиться с Либератором...
Теперь оставалось задать Чуйкину только еще пару вопросов.
— Чуйкин, а как эта пилюля связана с моей сестрой?
— Не знаю, господин. Могу только предполагать. Мне кажется, что раз ваша сестра в плену — значит, радикалы планируют её использовать. И если алхимический самозванец съест пилюлю — то Либератор родится. И использует вашу сестру, как он хочет. А если Либератор не родится — то радикалы просто убьют вашу сестру. Ибо в таком случае она для них бесполезна. Вот почему ваш дядя сказал, что жизнь вашей сестры зависит от пилюли.
— О, Господи, — я схватился за голову, — Выходит, что... Я должен или допустить рождение Либератора, или помешать ему, но при этом погубить собственную сестру?
— Выходит, что так, господин, — подтвердил Чуйкин, — Либератор вообще любит такие игры. Причинять боль — его главное удовольствие. Так что не удивляйтесь.
— Леший меня побери, Чуйкин, почему ты раньше этого никому не рассказывал? Я имею в виду — вот эту Тайну про воплощение Либератора...
— Я рассказывал, господин. Следователям Охранного Отделения. Шефу Охранного Отделения Соколову. Лично Его Величеству Павлу Вечному, который приходил меня допрашивать. Вот только в Охранке мне никто не поверил. А Павел Вечный сам покупал у радикалов пилюли Вечной Жизни. И хоть и был хорошим Государем, но тоже не поверил, потому что ему было так удобно. Он слишком любил пилюли, и потому не трогал вашего отца и дядю.
Я заскрипел зубами, мучительно соображая.
Надо было действовать. Быстро.
И права на ошибку у меня сейчас не было.
— Ладно, Чуйкин. Последнее. Но предельно важное. Самое важное. Павел Стальной сам умрет, когда съест пилюлю Вечной Жизни, или его после этого еще нужно убить? Хорошо подумай, прежде чем ответить. От твоего ответа зависят сейчас судьбы Империи и всего мира.
— Тут и думать нечего, господин, — ответил Чуйкин, — Мы с радикалами этот вопрос сто раз обсуждали, еще одиннадцать лет назад. И ответ однозначен. Убивать Стального незачем. Когда он съест пилюлю Вечной Жизни — Либератор обрётет силу. И прогрызет себе путь наружу из души Стального за минуту. Так что Стальной сдохнет сам, помогать ему незачем. Главное, чтобы пилюлю съел.
— Дерьмо! Дерьмо, Чуйкин, дерьмо...
Похоже, что все государственные перевороты на самом деле отменяются.
И лоялисткие, и конституционно-либеральные.
Стальной просто взял весь мир за яйца и теперь плотно за них держал.
Я выхватил смартфон, чтобы позвонить Ладе.
Но, как это у нас с Ладой постоянно бывало, девушка уже сама звонила мне. Только вот почему-то на этот раз по видеосвязи...
Глава 239 — Канцлер в гневе
«Крокодил — условное имя фараона из так называемой 0 династии, правившего в Древнем Египте около 3100 года до н. э. Предполагаемый сын Хеджу-Хора.
...
Изначально его имя интерпретировалось как Скорпион, однако с этим не согласился египтолог Гюнтер Дрейер. Он прочитал это имя как šnj.w („Царь Крокодил“). В то же время Эрвин ван ден Бринк и Питер Каплони интерпретировали надпись на серехе как šn.dt (Шендет, „Угнетатель“), посчитав это вариантом имени фараона...»
Википедия
Да какого хрена вообще происходит-то?
— Чуйкин, иди погуляй, — распорядился я.
Барон безропотно вышел из малого коридорчика, где мы с ним стояли.
Оставшись в одиночестве, я ответил на видеозвонок Лады, хотя меня и мучили крайне нехорошие предчувствия...
На экране появилась принцесса — в своем алом кожаном боевом одеянии и черном плаще поверх него.
За спиной у принцессы располагалась какая-то огромная античная статуя, видимо, девушка была сейчас в Павловском парке.
А вот в камеру Лада смотрела без всякого выражения, будто она только что проснулась и не совсем понимала, что происходит. Это было странно...
— Привет, любовь моя, — я сразу же перешел к делу, — Боюсь, что объяснять нет времени. Но наш переворот отменяется, немедленно...
— Мда? — холодно произнесла девушка.
Голос у принцессы подозрительно звенел.
— В чем дело, золото моё?
— Ни в чём, Нагибин.
В черных глазах принцессы вдруг что-то блеснуло, будто ярость.
Она сейчас даже стала чем-то похожа на своего брата Малого, когда того обуревал пьяный гнев.
Вот это мне уже совсем не понравилось.
— Послушай, моя принцесса, я не знаю, что там у тебя происходит, но сворачивай всё, сейчас же. Если будете штурмовать дворец — Стальной сожрет пилюлю, и из него вылезет Гностический Либератор...
— Мда?
— Лада, ты уже говорила «мда». Пару секунд назад. Да какого лешего у тебя там вообще случилось? И зачем ты звонишь по видеосвязи? Ты меня вообще слушаешь, жена?
— Я тебя слушаю, Нагибин, — принцесса зло и нервно сглотнула, как будто собственная глотка вдруг перестала слушаться девушку, — Я тебя внимательно слушаю. Покажи мне свою руку, пожалуйста.
— Что? Показать руку?
Я, кажется, начал понимать, что происходит.
И происходило это всё крайне некстати и не вовремя.
Но с другой стороны: пока Лада со мной болтает — свергать Павла Стального она совершенно точно не пойдет.