Я снова посмотрел на него. Он, не сводя глаз с дороги, боковым зрением наблюдал за мной.
– Но она же старая! – возразил я.
– Да какая же старая? – не согласился он. – Ей навскидку лет двадцать восемь. Ну, может, тридцать. Да, может, и так. Но, во-первых, это не называется старая! Во-вторых, она сексуальная. Очень сексуальная.
– А я что-то не заметил, – сказал я.
– Карл Уве, мне-то не восемнадцать. Мне двадцать четыре. И для меня двадцативосьмилетняя – это не старая. Или недоступная, – он усмехнулся. – Другое дело, что для меня она недоступна.
Мы медленно ехали по узенькой, словно придавленной горным склоном дороге. Местные ездили здесь с той же скоростью, что и везде, но Нильс Эрик, насколько я понял, был осторожный и предусмотрительный.
– А ты что скажешь? – спросился он. – Присмотрел кого-нибудь?
Я улыбнулся:
– Когда я сюда ехал, то в автобусе одну видел. Она в Финнснесе в гимназии учится, а живет в Хеллевике.
– Вон оно что!
– Ну, там поглядим. А насчет других даже не знаю.
– Вибеке – девчонка сочная, – сказал он.
– В смысле толстая?
– Нет, в смысле… Она симпатичная. Может, чуть полновата, ну и что с того? И Хеге, она… с ней, я думаю, непросто. Но она привлекательная. Верно же?
– Ты всеядный, что ли? – пошутил я.
– Женщины – это женщины. Такой у меня девиз.
Внизу показалась деревня. Он остановился перед моим домом и занес мне в квартиру пакеты, пока я вытаскивал здоровенный ящик с музыкальным центром. Потом Нильс Эрик попрощался и поехал дальше, к себе. Я подключил музыкальный центр, поставил The Associates – их альбом Sulk, совершенно истерический, и развалился на диване. Спустя некоторое время я засел за письма, старался писать коротко, чтобы успеть побольше, потому что сейчас главное было не сами письма, а рассказ, который я вложил в каждый конверт.
На следующий день ко мне на перемене подошел Стуре.
– Можно с тобой поговорить? – Он потер лысину.
– Да, разумеется!
– Хотел тебе просто совет дать, – сказал он, – про третьеклашек и четвероклашек. Я слыхал, ты им вчера всю Вселенную показал…
– Ну да…
– Знаешь, они ведь совсем крохи, поэтому, может, лучше будет в следующий раз с простого начать? Нарисовать план школы, например. А потом – деревни. Понимаешь? Начать со знакомого, а потом переключиться на Норвегию, Европу и мир. И уже после рассказать о Вселенной. Если, конечно, ты еще тут будешь! – И он подмигнул мне, чтобы свойскостью сгладить назидательность. Но это был никакой не совет. Это было замечание. Я посмотрел ему в глаза, и меня захлестнул гнев.
– Хорошо, я подумаю. – Я развернулся и двинулся прочь.
Я был в ярости, но в то же время мне сделалось неловко: я понимал, что он прав. Они малыши и, вероятнее всего, ничего не поняли, а то, что в десятилетнем возрасте интересовало меня, вовсе не обязательно будет интересно и им.
В учительской разговаривать я ни с кем не стал. Молча сев за свой стол, я делал вид, будто читаю, пока не прозвенел звонок и я не направился в класс.
Странно, думал я, остановившись перед столом и дожидаясь учеников, странно, что я чувствую себя своим среди учеников в классе, а не среди учителей в учительской.
Вот только куда эти самые ученики подевались?
Я подошел к окну.
Во дворе между двумя зданиями не было ни души. Может, они на футбольной площадке?
Я взглянул на часы. После звонка прошло уже пять минут. Я понял: что-то стряслось, и направился по коридору к выходу. Быстро прошагавший мне навстречу Стуре открыл дверь. Я последовал за ним и увидел, что он уже бежит бегом.
Происходила драка. Двое мальчишек обхватили друг дружку руками, потом один упал на землю, но вскочил. Другие ученики столпились вокруг, молча наблюдая. За их спиной виднелись деревья, а дальше – горы и море.
Теперь и я побежал, скорее для вида – я понимал, что Стуре все уладит, и радовался этому.
Дрались Стиан и Кай Руал. Стиан был сильнее, это он сбил Кая Руала с ног, но Кай Руал не сдавался и снова кидался на обидчика.
Когда Стуре добежал до них, драка прекратилась. Стуре схватил Стиана за шиворот, отодвинул от себя и принялся ему выговаривать. Стиан опустил голову, как побитая собачонка. Со мной он бы повел себя иначе, это уж точно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я остановился перед ними.
Кай Руал стоял, уставившись в землю. Брюки у него были заляпаны грязью, а в глазах блестели слезы.
– Ты чего творишь? – напустился я на него. – Зачем ты подрался?
– Ой, да заткнись ты, – пробормотал он.
Я положил руку ему на плечо, но он вывернулся.
– Пошли, – сказал я и посмотрел на остальных. – А вы тут чего делаете?! Вы-то даже не дрались!
Кай Руал быстро взглянул на меня, точно ожидая наказания, но понял, что зря опасался.
– Пошли, – повторил я. – Давай, Кай Руал, зайди в туалет и приведи себя в порядок. Видок у тебя не очень.
Ученики из класса Стуре уже подошли к двери.
– Это кровь? – спросил Кай Руал.
– Нет, – успокоил я его, – это грязь и сопли.
Мы обсудили случившееся. Когда Кай Руал вернулся, я сказал ему, что он может драться сколько влезет, но за пределами школы. На выходных дерись хоть с утра до ночи, и после уроков тоже, сказал я, но не в школе. Выдержишь? Он покачал головой. Это Стиан, урод, начал, оправдывался он. Ясно, сказал я, значит, придешь домой и разберешься с ним. Но не тут. Если это снова случится, я буду вынужден тебя наказать. Это ты понимаешь? А драка того не сто́ит. Подожди пару часов – и сможешь поступать, как захочешь. Ну, а сейчас пора урок начинать, вам неплохо и выучить хоть что-то. «Да, особенно вам, – сказал я, – вы вообще ничего не знаете!» Четыре девочки смерили меня самым хмурым своим взглядом.
– Ничего не знаете! – сказал я. – Поэтому вперед, открывайте книжки.
– Ты сам-то чего, до хрена всего знаешь, что ли? – спросила Хильдегюнн.
Вивиан и Андреа расхохотались.
Я выставил указательный палец:
– Не ругаться! Чтоб я этого больше не слышал.
– Да в Северной Норвегии все ругаются, – запротестовала Вивиан.
– С ругательствами то же правило, что и с дракой, – отрезал я. – Дома ругайтесь хоть до посинения. Но не здесь. Я совершенно серьезно. Ну ладно. Продолжаем делать упражнения, которые начали на прошлом уроке. Страница тринадцать и дальше. Если надо будет, я помогу. В начале следующего урока разберем возникшие сложности. Хорошо?
Я подошел к окну и скрестил на груди руки. Откуда-то издалека до меня доносился голос Нильса Эрика – он вел у четвероклашек английский. Я вспомнил Стиана, его наглую улыбку, адресованные ему взгляды одноклассниц. Они восхищаются им, это я понял. Может, они даже мечтают о нем?
Да, наверняка.
От этой мысли меня кольнуло. Он же просто мелкий говнюк.
Я подошел к учительскому столу и посмотрел на Хеге: они с классом расположились в небольшом закутке, занятом под библиотеку, ученики расселись вокруг Хеге на подушках, а она что-то читала им вслух.
Поймав мой взгляд, она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, сел за стол и заглянул в учебник, раздумывая, чем занять их на следующем уроке.
Когда я поднял голову, то встретился взглядом с Андреа. Кровь прилила у нее к щекам. Я улыбнулся. Она подняла руку и уставилась в столешницу. Я встал и подошел к ней.
– Помочь? – спросил я.
– Вот этот пример, – она ткнула пальцем в тетрадь, – я его неправильно решила?
Я склонился над тетрадью. Андреа сидела неподвижно, наблюдая, как мой палец ползет вниз по странице. Пахло чем-то яблочным. Я решил, что это, наверное, ее шампунь, и почувствовал, как грудь чуть сдавило. Ее дыхание, упавшие на лицо волосы, глаза из-под челки. И все это так близко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Да не-ет, – протянул я, – тут, похоже, все верно, да?
– Правда? – она посмотрела на меня, и когда наши взгляды встретились, я выпрямился.
– Да, – сказал я, – давай, работай дальше!
Когда я после урока пришел в учительскую, там никого не было. И лишь усевшись, я заметил на кухне Туриль. Она намазывала бутерброд.