сказал прямо, по-партийному: «Рано батальону ставить пятерку. У нас еще много недостатков». И начал их перечислять. Ничего не ответил генерал-майор, старший инспектор. Только крепко пожал командиру батальона руку.
Дим Димыч Щелочков прибыл в батальон недавно. Сразу после окончания академии. Его Трифонов видел всего два раза и запомнил только, что майор худощав, носит усы и еще у него добрые, улыбчивые глаза. Говорили, что по прибытии в батальон работник пошел не к себе в кабинет, а в солдатские казармы. Побывал в ленинских комнатах, побеседовал с людьми, заглянул в клуб, столовую, а уж потом направился в штаб.
Знал Николай еще двух-трех офицеров батальона. Лучше всех, конечно, Костю Жабыкина, своего однокашника и друга. Как там у него? Слух был, что он жениться собрался…
Неожиданно машина резко сбавила скорость. Трифонов понял: до развилки дорог оставалось совсем мало, и водитель начал притормаживать.
— Сейчас будут развалины мечети, а затем чайхана и бензозаправка, — пояснил Паукште. — Вы немного разомнитесь, а я машину посмотрю.
Как только Паукште выключил зажигание, Трифонов рывком соскочил на бетонную площадку и пошел в поле. Туда, где цветы образовывали ярко-красный ковер. Сразу же наткнулся на черепаху. Она медленно и косолапо ползла в сторону дороги. «Куда же ты? Раздавят», — Трифонов развернул черепаху в другую сторону. Но она медленно развернулась на одном месте и упорно вновь поползла к дороге.
Николай Николаевич оставил ее в покое. Оглядываясь вокруг, он заметил на развилке одинокую фигуру белокурой девушки. Что-то знакомое в ее силуэте показалось ему. А когда девушка подхватила чемодан и направилась к их машине, Николай решил возвратиться назад.
Девушка о чем-то поговорила с рядовым Паукште и повернула обратно к развилке.
— Что ее интересовало? — спросил у водителя офицер.
— Думала, что с нами до Ташкента можно доехать, — ответил Паукште и уточнил: — Она из гарнизона, куда мы едем. В продовольственном магазине работает. Продавцом. Я ее несколько раз там видел.
«Продавцом? Стой, стой! Так вот почему она мне показалась знакомой!» Теперь Трифонов узнал ее. Это была Таня Королькова — жена его однокурсника в прошлом, а теперь старшего лейтенанта Александра Королькова. Командира взвода в том же радиотехническом батальоне, куда и он получил назначение.
Сколько же лет они не виделись. Да все пять. Последняя их встреча была на выпускном вечере. Таня была единственной женщиной за их праздничным столом. Среди выпускников их училища было только тридцать женатиков. А остальные — холостяки. Чтобы как-то скрасить выпускной банкет, комиссия так распределила офицеров, что за каждым столом оказался один женатый. За стол убежденных холостяков, какими были Трифонов, Комов и Жабыкин, попали Корольковы — муж и жена.
Холостяцкая троица тогда несколько огорчилась такому соседству. Саша Корольков не был другом ни одному из этой троицы. Потом только узнали, что он тоже едет по распределению в Краснознаменный Туркестанский и безропотно приняли его в свою компанию. И не прогадали. Таня оказалась веселой и общительной женщиной. Она сразу же стала называть всех «мальчиками» и объявила сама себя хозяйкой.
Вечер этот запомнился Трифонову на всю жизнь. Откровенные разговоры с друзьями, взаимные объятия и обещания встречаться через каждые пять лет, завет не жениться первые три года офицерской службы… Запомнились даже повелительные слова Тани; «Лишаю вас слова!» Это когда ей надоели мужские разговоры, и она требовала внимания к себе, предлагала совместно спеть песню или пойти потанцевать. Вместе, одним кружком.
Да, в тот вечер Таня понравилась всем троим. Под конец они даже позавидовали Саше Королькову, которому привалило такое счастье.
И вот эта встреча у развилки дорог.
— Здравствуйте, Таня! — поздоровался с ней Трифонов и, видя, что она не узнает его, представился: — Старший лейтенант Трифонов Николай Николаевич. Неужели не помните? Выпускной бал, праздничный стол… Трое холостяков…
— Ой, Коля, это вы? — Брови Тани выгнулись дугой. — Какой вы стали! И не узнать.
— Какой? — удивился Трифонов. — Ах, да! Усатый. Загорелый. Пропыленный.
— Да нет! — отмахнулась она рукой. — Мужественный. Сильный.
— У-у! — широко улыбнулся Николай. — Просто изменился. Время же идет, Таня. Пять лет прошло!
— Летит время, — согласилась она, поправляя прядь соломенных волос.
— А вы ничуть не изменились, — сказал Трифонов. Но тут он увидел на лице женщины несколько морщинок, которые бежали вразлет от светло-синих глаз к вискам, и поправился: — Почти не изменились.
Таня уловила эту перемену в его голосе. Она пристально посмотрела на Николая и грустно улыбнулась.
Надо было менять тему разговора, и Николай поинтересовался, как поживает Саша, куда она путь держит?
— В Ташкент. Там у меня тетка живет, у вокзала. А потом. Потом я покину эти края… — ответила Таня и вдруг голос ее дрогнул. Она закрыла лицо руками, села на чемодан, всплакнула.
Трифонов растерялся от этой неожиданной перемены в ее поведении. «Вот болван! — ругнул он сам себя. — Неужели я что-нибудь сморозил?» Что же предпринять? Обычно в таких ситуациях женщине подают стакан воды. Здесь ее не было. Чтобы успокоить Таню, Николай погладил ее по голове, приговаривая:
— Ну зачем плакать?! Не надо. Успокойтесь, пожалуйста! Что с вами?..
Чуть успокоившись, Таня достала из сумочки платочек, вытерла слезы. Трифонов стоял и ждал, что она скажет. Всем сердцем он понимал, что у них с Сашей что-то произошло. Но понимал он и другое: Таня любит его и если решилась на этот шаг, то виной тому серьезные основания.
— Ухожу я от него, — наконец промолвила она и вновь заплакала.
— Э-э, так не годится, — Николай вновь прикоснулся к ее белокурым волосам. — Успокойтесь. А еще лучше, зайдем в чайхану. Попьем чаю. Зеленого. Сердцебиение успокаивает…
Таня послушно встала с чемодана, еще раз посмотрела ему в глаза и направилась к чайхане. Трифонов поднял ее чемодан и пошел за ней следом, мучительно раздумывая, как вызвать молодую женщину на откровенный разговор. Пожалуй, это единственный случай в его командирской практике, когда он не знал, что делать. «Вот бы сюда капитана Николаева, он бы нашел, что сказать Тане, какими словами утешить ее, как распахнуть ее душу», — подумал офицер.
Чайханщиком был пожилой узбек с красивой седой бородой. Видимо, он давно наблюдал за ними. И сейчас, разливая в ярко-красные пиалы дымящийся чай, он неожиданно по-отцовски посочувствовал Тане:
— А ты поплачь, дочка, поплачь. Это хорошо. Слезы камень с сердца снимают. Помнишь у Омара Хайяма:
Горе сердцу, которое льда холодней.
Не пылает любовью, не знает о ней.
А для сердца влюбленного — день, проведенный
Без возлюбленного, — самый пропащий из дней.
Таня благодарно посмотрела на него, попыталась улыбнуться.
Когда чайханщик поставил на стол