Читать интересную книгу Попались, которые кусались! - Валерий Гусев

Что можно сделать нам, обычным хулиганам и двоечникам, чтобы эти жадные руки ощутили холодок наручников? Как мы можем справиться с целой бандой злодеев? Как выручить этих беззащитных собак? Да дело-то ведь и не в собаках. Вернее, не только в них…

Вот такие мысли меня одолевали, когда я брел мимо тающих сугробов, под весеннее карканье ворон. Среди моих легкомысленных верных друзей.

Но я ошибался. Мои друзья, оказывается, думали о том же.

– Понимаете, ребята, – сказала Лелька, когда мы остановились около ее подъезда, – ничего с ними по закону нельзя сделать. Их даже оштрафовать за жестокое обращение с животными нельзя.

– Натравить бы на них собак, – помечтал Алешка.

– Тогда мы будем виноваты. И собаки тоже.

– А давайте, – предложил Алешка, – прокрадемся в этот приют и выпустим всех собак на волю.

– Они разбегутся, кого-нибудь покусают, кого-нибудь напугают, и собак снова отловят и снова им продадут.

– А давайте в следующий раз, когда будут бои, загоним всю публику за сетку и запустим туда всех собак. И ворота снаружи запрем. А потом собак выпустим, а что там останется, дворники уберут.

Размечтался!

– Эх, – вздохнул Алешка. – Были бы деньги!

– Зачем?

– Я бы купил эту шарагу. И сделал бы из нее настоящий приют для бездомных собак. И раздавал бы их в добрые девичьи руки.

– Ты знаешь, какие для этого нужны деньги?

– Надо у мамы попросить. Дим, ты не знаешь, дома деньги есть?

– Есть. Мама спрашивала папу: когда зарплата? А то, говорит, у меня двести рублей осталось.

– Не хватит? – безнадежно спросил Алешка.

– Маловато будет, – сказала Лелька.

И тут меня осенило:

– Бабочкин!

– Кто?

– Ты! Ты же Бабочкин! А твой дядька Махаон хотел купить эту шарагу. Ты же сам об этом наврал, помнишь?

У Алешки заблестели глаза. И тут же потускнели – он глубоко задумался. Сел на скамейку. Грета забеспокоилась, подошла, оставив своих друзей, и положила голову ему на колени. Алешка этого даже не заметил, он машинально погладил ее. А друзья заметили. Не зря у них Гретка зажигалочкой зовется. Они тоже подошли, окружили Алешку и все как одна подставили ему свои головы.

Но тут эта красивая картина распалась. Ее развалил грубый женский голос:

– Развели кобелей! Пройти негде! Все загадили! Участковому скажу!

Мощная тетка проходила мимо с громадной сумкой на колесиках.

– Мы вам мешаем? – вежливо спросила Леля.

– Вы – нет! – отрезала тетка. – А ваши собаки – да! Людям жрать нечего, а вы собак кормите. Мясом!

– Но не вашим же! – возмутился Алешка.

– Еще не хватало! Да я собаке корки сухой не дам. Дармоеды!

Наши дармоеды с таким удивлением посмотрели на нее, что мы рассмеялись.

– Им весело! Хулиганье! Двоечники! – И она покатила дальше свою тачку с таким возмущением, что ее колеса яростно задребезжали на трещинах в асфальте.

– Это, наверное, она, – шепнул Алешка, – отраву в парке разбрасывала. На нее похоже. Собак ненавидит.

– Она весь мир ненавидит, – сказала Лелька. – У нее, наверное, проблемы. В личной жизни.

А Лешка опять задумался. Глубоко и серьезно.

Но опять ему не дали додумать.

Дом, где жила Лелька, был очень длинным. В сумерках он был похож на выброшенный на берег океанский лайнер. Окна его светились, как иллюминаторы пассажирских кают, красные огоньки на крыше напоминали опознавательные огни теплохода. Лелька жила в первом подъезде, а вот у восьмого послышались какие-то крики.

– Опять эта хулиганка с сумкой орет, – сказала Лелька.

Но крики были какие-то странные – не базарные, а отчаянные. И первыми это поняли наши собаки. Они насторожились и стали, нетерпеливо переступая лапами, вопросительно поглядывать на нас. И даже поскуливать.

У восьмого подъезда было темно. Какие-то хулиганы и двоечники разбили там фонарь. «Наверное, – подумал я, – этой грубой тетке опять кто-нибудь помешал. Или собаки на поводках, или пенсионеры на лавочке».

Оказалось гораздо хуже. Крики становились все безнадежнее и испуганнее.

– Пусти! – визгливо доносилось до нас. – Отдай! Помогите! Грабят!

Все! На «помогите» реакция может быть только одна. И мы побежали к восьмому подъезду. Там хоть и темно, но все было видно.

Во-первых, были видны лица людей в окнах. Люди смотрели на улицу, как на экран телевизора – молча и безучастно.

Во-вторых, тетка тянула сумку на колесиках на себя, а двое парней эту сумку у нее вырывали. Силы были неравны. Но тетка орала, а парни молчали.

Собаки оказались умнее нас и быстрее. Они нас обогнали и прыгнули на парней, все четверо. Две на одного, две на другого.

Парни от неожиданности и страха выпустили из рук сумку. Тетка шлепнулась задом на асфальт. И через мгновение грабители и собаки скрылись в темноте.

Тетка размазала по щекам слезы и обхватила сумку руками. Отстояла, значит. Вдали затихали собачий лай и человеческие крики. Лица в окнах исчезли. Сюжет кончился, началась реклама на TV.

Мы с Алешкой приподняли тетку и поставили ее на ноги.

– Сумочка, – всхлипывала она. – Сумочку отняли! Там паспорт и деньги. И губная помада.

– Нужно милицию вызвать, – сказала Лелька и достала мобильник. Но вызвать милицию не успела. Собаки вернулись.

У Тима в зубах был клок материи – видно, выдранный из штанов. У Лольки и Дольки тоже по какой-то тряпке, кажется, оторванные рукава, а Грета положила на асфальт «апорт» – дамскую сумочку с порванным ремешком.

– Ой! Миленькие! – взвыла от счастья тетка.

– Дармоеды, – сказал Алешка. – Они все ваше мясо съели.

Тетка опять плюхнулась на асфальт и долго смотрела нам вслед.

– А я все придумал, – произнес вдруг Алешка у первого подъезда. – Мне только два помощника нужны.

– Есть! – сказали мы с Лелей и сделали чеканный шаг вперед, будто вышли из строя для выполнения героического задания.

Алешка придирчиво и строго окинул нас взглядом с головы до ног и отрицательно мотнул головой:

– Не пойдет! – и тем же взглядом осмотрел собак. – А вот это – пожалуй…

Мы с Лелькой переглянулись. Пожали плечами.

– Ну, вы тут прощайтесь, – сказал Алешка, – а я пошел. Дел много.

Когда мы пришли домой, мама сказала:

– Завтра сидеть дома. Папу наградили медалью. У нас будут гости.

Оказывается, папу наградили уже давно, а вручили медаль только сегодня. В торжественной обстановке. И все его сотрудники придут к нам поздравить папу с наградой.

Мама решила испечь пирог. Папа торопливо сказал:

– Охота тебе возиться? Ребята сгоняют в магазин и принесут тортик.

– Ну что ты, отец. Какой тортик сравнится с домашним пирогом?

Это точно. С маминым пирогом никакой тортик не сравнится. Да ладно, если что – Грета его доест.

Мы попробовали улизнуть, но не вышло. Мама ухватила нас за шиворот и распорядилась:

– Пылесос! Уборка! Сантехника! Все равно вам делать нечего.

Я думал, что Алешка, как обычно, ловко перевалит все дела на меня, но ошибся. Он взялся за пылесос, старательно подметал и все время бормотал что-то под нос. Иногда он замирал, облокачивался на щетку и говорил:

– Нет, не так… А если?.. Годится… А еще лучше…

И снова гонял пылесос по квартире. А Грета гонялась за пылесосом.

– Не дразни собаку! – кричала мама из кухни.

– Что? – кричал Алешка, выключив пылесос.

А соседка стучала нам в стену каблуками.

Пришли гости. В основном мужчины. Была только одна женщина, молодых лет. Гретка доброжелательно всех обошла, обнюхала – познакомилась.

– Это та самая кроха? – удивилась женщина, которую все называли Зоечкой. – Которую вы, Сергей Александрович, выпросили в Берлине?

– Как выпросил? – удивилась мама. – Ты же говорил, тебе ее подарили.

– Ну… – протянул папа смущенно. – Я попросил – мне подарили.

«Вот и хорошо», – сказала Грета, улыбнувшись.

– Она лапку дает? – спросила Зоенька.

– У нее другие задачи, – сказал папа.

Зоенька присела перед Гретой и задушевно попросила:

– Дай лапку, заинька. Мой песик мне всегда лапку дает.

Грета сморщила нос, вопросительно взглянула на папу, тот кивнул ей. Грета неохотно приподняла лапу.

– Поцелуй тетю Зою, – шепнул провокатор Алешка.

Уж его-то Грета не могла ослушаться. И обильно облизала Зоеньке все ее личико.

– Ну вот, – сказала Зоя, – где у вас ванная, пойду снова краситься.

В общем, все прошло хорошо. Папу поздравляли, хвалили, им гордились. Заставили окунуть медаль в рюмку – такой есть обычай у военных и милиционеров. Пожелали ему поскорее получить звание генерала. И тут же, как по заказу, позвонил и сам генерал, папин главный начальник.

Трубку снял Алешка и ответил:

– Полковник Оболенский подойти не может. Он водку пьет, с медалью.

Папа выслушал поздравление генерала, а потом у него пошли с ним служебные разговоры. И мелькнула два раза кличка Махаон. Мы навострили ушки, но ничего полезного для себя не ухватили. Кроме того, что какой-то отдел «взял всю эту группировку в разработку».