"Я не знала, что он был уволен раньше".
Дон съежился.
"Это потому, что я всегда улаживал дела. Дон наворотит, а я улаживаю". Папа говорил тихо, не с обычной добротой и состраданием, столь характерным для его глубокого, мелодичного голоса. Его лицо осунулось от нехватки сна, под его глазами пролегли темные круги. "Я пытался помочь, я пытался помочь всем, и посмотрите, что из этого вышло. Я не могу больше. Я делаю только хуже. Теперь каждый все исправляет самостоятельно".
"Как?" Спросила я.
Дон вопил, заглушая меня.
"Папа, это же Дон," сказала я, потрясенная во внезапном порыве чувства, которое я испытала к рыдающему человеку — даже с его ножом так близко. "Вы не пытались напугать кого-либо, не так ли?"
"Нет, мисс Грэйс." Огромная нижняя губа Дона дрожала.
"Эти люди уже боялись. Они говорили о монстре — о том, который попытался съесть
Мэриэнн. Поэтому я показал им свой нож. Это — чистое серебро. Мой пра-пра- дедушка использовал его, чтобы убивать монстров. Мой дедушка сказал мне так. Все мои предки дали клятву, убивать монстров. Я показал людям, что смогу остановить чудовище, прежде чем он…"
"Достаточно," сказал папа. "Нет никаких чудовищ".
Дон съежился. "Но мой дедушка …"
"Дон". Я дала ему взглядом понять, что лучше не настаивать на этой теме, и повернулась к своему папе. "Дон нуждается в тебе. Ты сказал, что поможешь ему. Ты не можешь просто уйти, потому что это тяжело. Я имею в виду, что даже если такое случилось в семьдесят
седьмой раз, ты всегда должен 'быть хранителем брата твоего', не ты ли нас этому учил?"
Чувство вины выхлестнуло из меня. Как я могла сказать все это? Я имею в виду, я сама была тем, кто решился сдаться на Даниэле только потому, что помощь ему, оказалось трудной задачей, которой я не ожидала. И я действительно не могла поверить, что я цитировала Священное Писание — однако грубо — своему отцу.
Папа потер руками лицо. "Мне очень жаль, Грэйс. Ты права. Все они — это мое бремя, которое я должен нести". Он положил свою руку на плечо Дона. "Думаю, я могу поговорить с г. Деем еще раз".
Дон сделал выпад и обернул свои руки вокруг моего отца. "Спасибо, Пастор Дивайн!"
"Еще не благодари меня". Папа казалось, задыхался от смертельных объятий Дона. "Я должен буду забрать твой нож на некоторое время".
"Нет," сказал Дон. "Это нож моего дедушки. Единственное, что я получил от него. Мне он нужен… для монстров…"
"Это — сделка," сказал папа. Он посмотрел на меня. "Грейс уберет его в безопасное место". Он вел из комнаты Дона, который с тоской смотрел на свой нож. "Мы обсудим его возвращение тебе через несколько недель".
Я положила свой тест в рюкзак — сегодня было очевидно не то время, чтобы подписывать это — и взяла кинжал. Я держала его в своих руках. Он был тяжелее, чем я ожидала. Лезвие было покрыто странными темными знаками. Это казалось древним, и даже ценным. Я знала
где папа хотел, чтобы я спрятала его. Я отодвинула горшочки с цветами на книжном шкафу и достала ключ. Я открыла этим ключом верхний ящик стола своего отца, где он держал важные вещи, такие как денежные средства для воскресных служб и аптечку первой помощи. Я положила нож под аптечку и заперла ящик.
Я убрала ключ и почувствовала острую боль раскаяния. Я знала, что Дон способен сделать с этим ножом из холодного серебра, но я не могла не испытывать жалость к его потере. Я не могла представить себе, что значит потерять единственную памятную вещь о самых близких.
"Эй". Черити проскользнула в офис. "Это было действительно хорошо, что ты сделала для Дона".
"Я сделала это больше для папы," сказала я. "Я не хочу, чтобы он проснулся, завтра сожалея о том, что сделал сегодня".
"Я не думаю, что папа вернется к нормальному завтра".
Я посмотрела на нее. Она, казалось, пыталась сдержать слезы. "Почему?" Спросила я, хотя на самом деле не хотела знать ответ. Я держалась за иллюзию, что завтра я проснусь, и все будет по прежнему: овсянка на завтрак, незаметный день в школе, и добродушный ужин вечером со всей семьей.
"Дочери Мэриэнн хотят, чтобы ее похороны были завтра, перед днем Благодарения, потому что не хотят отменять путешествие, которое запланировали".
Я вздохнула. "Я думаю, что я должна была подумать об этом. Смерть обычно сопровождается похоронами". Помощь маме в приготовлении огромных кастрюль риса, и других разновидностей блюд для того, чтобы помочь скорбящим семьям это только
еще одна часть жизни пастора-ребенка, но я не была на похоронах того, кто был действительно очень близок мне, так как мой дедушка умер, когда мне было восемь лет.
"Это не самая плохая часть," сказала Черити. "Семья Мэриэнн пригласила на похороны пастора от Новой Надежды. Они не хотят, чтобы папа делал это. Они все еще обвиняют его".
"Что? Это несправедливо. Папа знал Мэриэнн всю свою жизнь, и он был ее пастором, сколько я себя помню".
"Я знаю. Но они не будут слушать".
Я опустилась в кресло. "Неудивительно, что он хочет сдаться".
"А знаешь, что хуже всего? Пастор Кларк услышал о нашем дуэте с воскресенья, и он хочет, чтобы мы пели на похоронах, потому что это была любимая песня Мэриэнн".
Я открыла свой рот, чтобы выступить.
"Мама говорит, что мы должны". Черити вздохнула. "Она говорит, что это — наше обязательство или что-то в этом роде".
Обязательство. Я начинала ненавидеть то слово.
Глава 8
Искушение
В СРЕДУ ДНЕМ, НА ПОХОРОНАХ
Мрачная тень потери, касалась сердец всех, кто пришел в церковь на похороны Мэриэнн Дэйк. Даже в школе были сокращены уроки, в день службы.
Все были затронуты мраком всего этого — все кроме моей матери. Я могу сказать, что она была все еще в перегрузке чистки и уборки, когда она начала стучать на кухни в четыре утра, чтобы сделать банкет, достаточно большой для тысячи присутствующих на похоронах. Ее восторженный тон поражал угрюмых людей, когда она приветствовала их перед службой Пастора Кларка, и приглашала каждого, кто хоть раз посмотрел на нее, на завтрашнею феерию дня Благодарения в нашем доме.
"Пригласите, к нам своих друзей," сказала она Черити и мне, когда мы загружали подносы с едой в Синий Пузырь. "Я хочу, чтобы это было самое теплое Благодарение, которое может вспомнить ваш отец. Ему действительно нужна компания".
Но я не была уверена, что она была права в этом. Папа отказался от своих обязанностей приветствий перед похоронами и в конечном итоге сидел в единственном пустынном углу часовни один, вместо того, чтобы сидеть на кафедре проповедника, как председательствующий пастор округа. У меня было подавляющее желание