class="p1">Тесное купе, перестук колес. Люди говорят. Поезд идет. Мы смотрим на них.
«Напишите моей жене письмо».
«Как жить дальше, не знаю».
Бедный, бедный летчик. Боевой офицер. Громадный. Беспомощный.
Алексей Герман показывает (предъявляет) правду о войне. Его фильм достоверен. Кажется, что реальность фильма плотнее, весомее той, в которой нахожусь сейчас я. Иллюзорная реальность фильма незыблема.
Контрастом к ней дана война фальшивая, театральная и киношная. В ней всё не так – лица, одежда, предметы, слова, интонации. Всё ложь.
Однако и эта фальшивая реальность правдива. Она, фальшивая, была!
В театре. В кино.
И люди ходили, и люди смотрели. Отчего-то у них была потребность в этом фальшивом мире. Они отвлекались от правды, отвлекались от настоящей войны. От настоящей жизни. От нищеты, от одиночества.
Новый 1943 год. Ташкент. Далеко от военных действий. От Сталинграда. Далеко до победы (два года и пять месяцев).
Мы видим заводской митинг. Громадная толпа. Множество лиц, глаз. Много детей, мальчишек, они заменили у станков ушедших на фронт отцов.
Пятитысячная массовка! Как ею управлять? Как создать нужную атмосферу? Как добиться желанной правды?
Алексей Герман вспоминал: «…я попросил включить через все динамики запись песни “Вставай, страна огромная…”. Ударила музыка, и случилось чудо…»
В фильме мы не слышим слов этой песни, но слышим мелодию. Исполняет духовой оркестр. Оркестранты – женщины.
«Вставай, страна огромная!»
Да, фильм Алексея Германа об этом.
2 апреля 2020
«Проверка на дорогах» (режиссер Алексей Герман). Фильм снят в 1970 году, лег на полку, вышел на экраны лишь в 1985‑м.
Пятнадцать лет небытия. И воскресение.
Герой фильма, бывший военнопленный Александр Лазарев, служил фашистам, раскаялся и перешел к партизанам. Ох как легко сказать: перешел. Легко сказать, да нелегко сделать.
Переход от чужих. Переход от врагов. Переход от нечисти.
Переход с того света на этот. Из царства мертвых к живым.
К своим.
Ключевой сценой (хотя в фильмах Германа каждая сцена кажется ключевой) мне видится разговор майора Игоря Леонидовича Петушкова, командира партизанского отряда Ивана Егоровича Локоткова и рядового партизана. Партизан свидетельствует:
– Лазарев выдержал испытание.
Они только что вернулись с задания, добыли легковую машину врагов. Но потеряли товарища, его убил очнувшийся фашист. Выстрелил в спину.
Майор не верит, что стрелял фашист. Он не сомневается – стрелял Лазарев.
– Ты видел, что стрелял немец?
– Нет, – вынужден признать партизан. – Не видел.
Майор ненавидит Лазарева. Для него Лазарев мертв навсегда. Расстрелять мертвеца – уничтожить нечисть, нежить. Майор не может дышать рядом с Лазаревым. Он не верит ему ни на секунду.
– Вы видели, что стрелял именно немец, – майор говорит ровно, как машина.
– Не надо так, товарищ майор, – останавливает его человечный Локотков. – Не по-человечески это, скотство это.
Локотков и партизан остаются наедине.
– Уступи ты его майору, он и успокоится, – советует партизан.
– Мы что, в шашки играем?
Библейский Лазарь был воскрешен Христом. Александр Лазарев также будет возвращен в мир живых людей. В мир своих. Погибнув за други своя. Смертию смерть поправ.
Нельзя, никак нельзя не вспомнить знаменитую летнюю сцену с баржей. В огромной барже теснятся молчаливые, потерянные наши солдаты. Пленные. Их лица точно засвечены солнцем. Баржа плывет медленно. «И кто его знает?..» – поет голос с черной граммофонной пластинки. Черные фигуры немцев держат пленных под прицелом. Баржа идет по реке. Тихо, томительно. И мы видим надпись на борту: А. ПУШКИН.
Пушкин. Он милость к падшим призывал. Помните?
Фильм и об этом.
22 апреля 2020
«Дама с собачкой». Чехов против Хейфица.
Фильм снят с предельным вниманием к литературному первоисточнику. Он рассказывает ту же самую историю – историю курортного романа, короткой, ни к чему не обязывающей связи, вдруг обернувшейся настоящей мучительной любовью.
Герои совершают те же поступки, говорят те же (или почти те же) слова. И все же фильм, к слову сказать прекрасно снятый, по достоинству оцененный критикой, отличается от рассказа кардинально.
Начало фильма – набережная Ялты и ее обитатели. Комические, яркие, выпуклые фигуры (сродни героям немых комических лент раннего кино):
Толстяк и его жена взвешиваются.
Отдыхающие скучают и, как зрители в театре, наблюдают идущую по набережной пару.
Отдыхающий потешно бежит за шляпой, которую уносит ветер.
Персонажи этих сценок чрезмерно смешны. На их фоне главные герои выделяются своей тонкостью, почти прозрачностью. Они появляются словно бы в романтическом ореоле – на фоне пошлых, обыденных фигур.
Ничего подобного в рассказе нет. Нет комических фигур. Нет романтического ореола. Всё обыденно. Ничто и никто не выделяется. Всё как будто впроброс, ровно: «Прошла неделя после знакомства. Был праздничный день. В комнатах было душно, а на улицах вихрем носилась пыль, срывало шляпы».
Вот и всё. Душно, пыль. Никто не бежит за своей шляпой. На этом вообще не акцентируется внимание. Оно ни на чем не акцентируется. Это важно.
«И вот однажды под вечер он обедал в саду, а дама в берете подходила не спеша, чтобы занять соседний стол. Ее выражение, походка, платье, прическа говорили ему, что она из порядочного общества, замужем, в Ялте в первый раз и одна, что ей скучно здесь…»
Романтики нет и тени. Необязательность, незначительность, спонтанность происходящего. Роман от скуки. От серости жизни.
«“Что-то в ней есть жалкое все-таки”, – подумал он и стал засыпать».
Не красивое, не привлекательное, но – жалкое.
Восклицательный знак, символ в фильме – чернильница со всадником в саратовском гостиничном номере Гурова. Камера задерживает на ней свой (наш) взгляд. Чернильница становится значимой деталью. Герой чуть не говорит с ней.
У Чехова это невозможно. Чернильница в повести «тонет» в ряду других подробностей. Она нисколько не выбивается из общего ряда: «Приехал он в С. утром и занял в гостинице лучший номер, где весь пол был обтянут серым солдатским сукном, и была на столе чернильница, серая от пыли, со всадником на лошади, у которого была поднята рука со шляпой, а голова отбита. Швейцар дал ему нужные сведения: фон Дидериц живет на Старо-Гончарной улице, в собственном доме, – это недалеко от гостиницы, живет хорошо, богато, имеет своих лошадей, его все знают в городе. Швейцар выговаривал так: Дрыдыриц».
Всё в одном абзаце, почти без пауз, слитно.
У Чехова всё пресно. Ничто, никто не выпячивается.
Любовь выделяет героев. Как будто кто-то повернул на них прожектор. И высветил. Вне этого луча они никто, они как все, невидимы.
21 мая 2020
«Осень» (режиссер Андрей Смирнов, 1974).
Тихий фильм. Ровный. Но тишина натянута. Вот-вот лопнет. И рвется время от времени. И тогда гремит музыка – в самом начале,