Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь можно увидеть всю группу. Кто-то продолжает попытки вернуть к жизни свой мобильник, хотя и безрезультатно, другие уже отказались от надежды чего-то добиться. По мере того как они приближаются к трем женщинам, отдельные фигуры становятся различимее.
— А Рафа? — спрашивает Марибель.
— Я тут, — слышится голос Рафы с расстояния в несколько метров. — Батарейки разряжены…
— В фонарике?
— Да. Я его раскрутил.
— А откуда тебе известно, что они разряжены? — спрашивает Ампаро.
— Надо дотронуться языком, — поясняет Ибаньес, — и если чувствуешь пощипывание…
— Да, это правда, — подхватывает Ньевес, — если батарейка работает, то чуть-чуть пощипывает, совсем немного.
— А может, вы его просто забыли выключить, — не отстает Ампаро.
— Кто? Рафа?.. Плохо ты его знаешь, — возмущается Марибель, которая, как видно, с большим вниманием следит за разговором.
— Послушайте, соберитесь наконец все вместе, — говорит Ибаньес. — Надо организовать поход к машинам.
— Зачем? — не понимает Уго. — Ты решил уехать?
— Нет, дело не в том, решил я уехать или нет, но… надо бы посмотреть, как ведут себя машины.
— А если с ними все в порядке, то что? Как ты тогда поступишь?
— Машина — это свет, много света. Мы могли бы одну из них пригнать сюда… на площадь… Машина без особого труда одолеет подъем… Потом поставим ее так, чтобы фары били в дверь, как делали прежде…
— Но сейчас у нас ничего не получится, — напоминает Ньевес. — Там же загородка.
— Разумеется… но я тут, между прочим, вспомнил, что Рафа знает, как надо поступить с загородкой, — объясняет Ибаньес. — Когда он излагал свою идею, я отнесся к ней без должного внимания, а теперь… Это может здорово нам помочь.
— Вы что, собираетесь свернуть ограду? — недоумевает Марибель. — И не думайте! Однажды мы хотели взять на буксир машину приятелей, которая… Страшно вспомнить, чем это все закончилось!
— Потому что на дороге грязи было по колено, — оправдывается Рафа.
— Женщины всегда очень беспокоятся о чистоте автомобиля, — не удерживается от комментария Ибаньес.
— Пожалуйста… Послушайте… — подает голос Мария. — Я хочу сказать, что я, лично я, думаю по этому поводу… Мы тут, похоже, начинаем вроде как пугать друг друга — без всякого к тому основания. Судя по всему, действительно что-то случилось с электричеством или еще с чем-то… Но ведь мы ничего не добьемся, если будем действовать наугад, вслепую… В буквальном смысле вслепую… вокруг ни зги не видно… Не забывайте… всего через несколько часов выглянет солнце…
— Да, верно, время-то идет, хотя мы этого не замечаем…
— А сколько сейчас? Хотя… Кстати… часы… Часы-то, надеюсь, работают?
— Часы? Я давно не ношу часов, для этого есть мобильник…
— Да погодите вы, погодите, — просит Уго, — пусть она договорит. Дадим слово молодым.
— Нет, я все уже сказала, только… не надо забывать, что при свете дня все выглядит иначе, и… я бы, например, не теряла времени даром — его осталось не так уж много. Давайте ляжем здесь и будем любоваться небесами, ведь, возможно, другого такого шанса у нас никогда не будет. И кроме того… Разве не для этого вы сюда и приехали? Полюбоваться на звезды! А теперь собираетесь остаток ночи скакать по горам, как дикие козы, к тому же в потемках, да еще крушить ограды и слепить друг другу глаза светом фар…
— Девочка совершенно права, она дело говорит, — соглашается Уго.
— Как и положено женщине, — подводит итог Ампаро. — Вы, мужчины, слишком много всего знаете; вы такие умные, что это вас губит.
— Не хотелось бы с тобой спорить, — обращается Хинес к Марии, — и уж тем более прослыть трусливым сорокалетним занудой…
— …слишком отягощенным опытом, — вставляет Ибаньес.
— Вот именно, — улыбается Хинес. — Хотя одно другому не мешает. Тем не менее мы вдвоем или втроем могли бы сходить к машинам — они ведь совсем близко, и дорога нам хорошо известна. Но это вовсе не значит, что мы упустим нашу звездную ночь и не насладимся чудным ветерком. В конце концов, до утра еще далеко, у нас есть несколько часов впереди, как бы быстро ни летело время.
— Тогда идите вы с Ибаньесом, — предлагает Марибель, — нам здесь нужен хоть один мужчина… Кто-то ведь должен нас защищать… А вы что подумали? — добавляет она под веселые возгласы окружающих. — Не забывайте, тут водятся кабаны, да еще эта авария с электричеством…
— Все ясно, Хинес, — говорит Ибаньес, — мы с тобой вытянули самые длинные палочки.
— Скорее самые короткие, — чуть слышно бросает Уго.
— Да… будет лучше, если вы дадите нам ключи от ваших машин, — предлагает Хинес. — От твоей, Уго, и от Рафиной…
— Зачем тебе столько ключей? — возражает Уго. — Достаточно проверить одну и…
— Все машины разные, — объясняет Ибаньес. — Вдруг одна заведется, а другая нет.
— Ладно, — соглашается Уго, роясь в кармане, — к тому же это не моя машина, а Ковы.
— Кстати… не знаю, заметили вы или нет, что там была еще одна машина, — говорит Марибель.
— Еще одна?
— Ну да! Мы решили, что это машина Уго, что он приехал раньше нас. А потом оказалось, что Уго добрался сюда самым последним.
— А ты уверена? Вы хорошо посчитали? — спрашивает Ибаньес.
— Конечно хорошо, — отвечает Марибель. — Ты приехал с Ампаро и Ньевес, так? Трое в одной машине…
— Да, но все-таки… А! Все понятно! — говорит Ибаньес. — Это, наверно, машина тех туристов.
— Каких туристов?
— Тех, с которыми я столкнулся вечером, они проходили мимо. — Ибаньес махнул рукой в сторону дороги. — Они несли с собой все для скалолазания и собирались разбить лагерь у реки…
— Скалолазы? — удивляется Мария. — Они обычно пользуются микроавтобусами.
— Ну какая разница! — обрывает ее Хинес. — Не отвлекайтесь, сейчас важно совсем другое. Ампаро, твои ключи нам тоже нужны.
— Я пойду с вами, — заявляет Ампаро, и все головы разом поворачиваются в ту сторону, откуда раздается ее голос. — Я знаю дорогу, ноги меня пока еще слушаются… и я не нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то защищал.
— А зажигалка у кого останется? — спрашивает Ньевес.
— У вас, — успокаивает ее Хинес. — Так вы сможете вытащить сюда спальные мешки и все приготовить. В доме гораздо сложнее обходиться без света. Снаружи еще что-то видно благодаря звездам.
Получив ключи от Ковы и Рафы, двое мужчин и одна женщина выходят на дорогу и начинают подъем по неровной каменистой полосе. В чистом воздухе отчетливо раздаются их шаги — стук подошв по земле и треск камешков, которые летят в разные стороны. Кто-то один из троих, поскользнувшись, чуть не падает, но различить во мраке, кто именно, невозможно. Потом все трое снова шагают вверх по склону в нормальном ритме, удаляясь, пока их фигуры не превращаются в три размытых пятна. Вскоре они окончательно растворяются в темноте, слившись с черным фоном из кустов и деревьев, окружающих дорогу.
Прошло около часа, и за это время все девять человек успели кучкой расположиться на одеялах и спальных мешках — почти в самом центре мощенной плитами площади. Рафа выбрал себе место с южной стороны, и если стоять спиной к двери приюта, то справа от него устроилась Марибель, затем — Ньевес и Ампаро. Кова лежит посередке, за ней — Уго, Мария и Хинес. Ибаньес оказался последним с другого края. Все устроились одинаково: головой к приюту, ногами к дороге. Если бы мы уже не были знакомы с этими персонажами, то вряд ли по голосам определили бы, кто есть кто. Правду сказать, вздумай кто записать их разговор, не имея каких-то конкретных ориентиров, даже отличить женские реплики от мужских не всегда было бы можно.
— Тсс! Помолчите минутку!
— Что случилось?
— Да утихните вы!
— Что там такое?
— Ничего… он просто хочет нас напугать.
— Ну это совсем не трудно. Я имею в виду себя.
— Замолчите же!
Молчание повисает над группой, становясь еще одним участником действия. И сразу же воздух как будто делается плотнее и заполняет собой — во всяком случае, такое создается впечатление — каждый уголок, каждую трещинку в камнях, каждую складку на одежде и в спальных мешках; мало того, он заполняет промежутки между спальниками и плитами, покрывающими площадь. Наступает полная тишина, когда слышно любое, даже едва заметное, движение. Кто-то слабо кашляет, кто-то проглатывает слюну — потом опять ничего, несколько секунд всевластной тишины, когда кажется, что никто даже не дышит. И только тут до них наконец доносится шум реки, бегущей по дну ущелья, — мирный и такой таинственный во мраке плеск воды. И еще шелест листвы в кронах деревьев, колышимых ветром. И вдруг — далекий, одинокий и тоскливый собачий лай.
— Ну? Всё? Откуда, интересно, ты знал, что залает собака?