Окна были зашторены, и в комнате царил полумрак. В целях экономии комнату сегодня освещали лишь подсвечники на столе, свечи в них наполовину догорели, и мягкий воск стекал, затвердевая матовыми каплями. Белая скатерть в отблесках пляшущего света имела четкие границы света и тени, отражение на ней самого огонька слегка плясало.
Посуда в моем доме, как и все убранство, была самой простой. Стол сервирован белыми тарелками и хрустальными бокалами, достававшимися по особым случаям.
— Отличная похлебка, — оценил Тимми приготовленный Нани суп. Взял третий кусок свежего хлеба. — Извини за наглость, но ты не против, если мы с Лаурой станем наведываться к тебе?
— Конечно, мне будет не так скучно в этом доме.
— Мы точно тебя не побеспокоим? — Он, с присущей ему изысканностью, отпил вина, перед этим покрутив бокал в руках.
— Разумеется, нет. Ты же знаешь, ко мне гости особо не ходят. Зато будет повод пристроить комнату для гостей.
— Ты просто душка Алекс, — засмеялся Тим.
За нашим поздним ужином прошло минут тридцать, часы показывали половину девятого, суп был съеден, чай выпит, испеченные печенья оценены по достоинству.
Вышла Роза, быстро унеся со стола пустую посуду. Зашла Нани, поинтересовавшись, нужно ли принести еще чего-нибудь.
— Верхом не поедем, — вздохнул я, чувствуя, что печенье было лишним. — Луис! — крикнул я. — Позаботься об экипаже, он потребуется примерно через полчаса. — Моя белая маска лица улыбнулась Нани. — Все было вкусно.
— Моя похвала повару. Если бы меня так кормили дома, то я давно бы не входил ни в одну дверь.
— Так приятно слышать такие слова от вас, господин Тимати. — Нани просияла. Одно дело, когда я так говорил, а тут ее стряпню хвалит сторонний человек.
Я откинулся на спинку стула. Не планировал объедаться, но не вышло.
— Непременно нужно прогуляться, а то в таком состоянии танцевать просто не сможем.
— Да, сейчас бы вздремнуть часок. Но ладно, пойдем, поправим грим на лице. — Тимми встал, разглаживая складки одежды.
Я поднялся следом, и, отчего-то ощущая себя гостем, проследовал за уверенно идущим впереди другом. Тимми быстрее меня принял свой прежний набеленный и напудренный вид, заявив:
— Как здорово ощущать себя свободным, делать что вздумается и не чувствовать на себе неодобрительный взгляд. Мамин надзиратель не в счет, — отмахнулся брат, предвосхищая мою колкость. — Понимаю, что нам обоим в этой жизни повезло и не повезло по-своему, но жизнь такая замечательная штука, что на прочие неудачи неохота обращать внимания, тем более вспоминать их. А ты представь, что когда-то нас не станет, и наши дети так же будут дружить и разговаривать на точно такие же темы. Сколько ты хотел бы прожить? — Алые губы улыбались.
Я снял ткань, защищающую мой наряд от попадания пудры:
— К чему весь этот разговор?
— Мне интересно, ну ответь! — Он сложил аккуратно в ящик стола круглое зеркало в деревянной оправе, женскую пудреницу и румяна, купленные недавно, и задвинул его.
— Я об этом не думал. Как можно дольше. Вечно. — Я усмехнулся сказанной глупости.
— Я бы тоже, но если только буду счастлив в эту длинную жизнь.
«Мудрые слова», — подумал я, но вслух почему-то не произнес. Эта мысль была так отчетлива, словно я беззвучно выкрикнул ее: — «кому нужна длинная жизнь, если ты несчастлив».
Гул неистово несущегося ветра с лязгом открыл ставни, стекла в них задрожали, пустив еле слышную жалобную вибрацию. На улице стемнело. Небольшие облака легкой дымкой закрывали звезды.
— Что за напасть! — Выкрикнул Тимми, подбегая к окну, словно к открывшейся внезапно бездне. — Днем ветра совсем не было, не дай Бог сейчас дождь нагонит. Пойдем скорее.
После этих слов Тимми уверенным шагом направился к двери.
Я немного задержался около окна.
«Недобрый это знак», — подумалось мне, но опять вслух не проронил ни слова.
Быстро выгреб из ящика две небольшие коробочки (пудреницу и зеркало) и последовал за уже ожидающим на улице другом.
К нашему глубокому удивлению, ветер на улице быстро стих, словно его и не было. Еле заметные облака, будто вата, разделенная на отдельные волокна, плыли по темному небу. В такую погоду здорово не спать всю ночь, а прогуливаться по ночному парку, наслаждаясь чарующей красотой и восторгом, который вызывает это необыкновенное время суток, придуманное Создателем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Алекс, долго тебя ждать? Что ты там увидел? — Тимми уже сел в экипаж и нетерпеливо поглядывал, как я стою у крыльца и смотрю непонятно на что.
Я опомнился, осознав, что выгляжу скорее глупо, чем мечтательно. Я никогда не был романтиком и особо не стремился им стать. Эти ухаживания, ахи и вздохи от меня так же оказались далеки, как и небо.
Глубокой ночью казалось, тьма везде, можно схватить ее, но это лишь обман. И я не хотел обманывать себя и не то, что стараться стать, но даже не пытался выглядеть романтиком, бросаясь в разные авантюры, чтобы другие говорили обо мне, сплетничали, восхищались. Я хотел быть самим собой, но, если подумать, не из-за этого ли я расстался с Марго, испугавшись неправильных мнений и пустых разговоров?
Я задумался, машинально сев рядом с Тимми. Тот недоуменно глянул на меня, как бы говоря: «место напротив меня свободно», но молча подвинулся к правому окну.
Все-таки нет, я в очередной раз не нашел в душе отклика, что испытывал к Марго чувств больше, чем дружеские, хотя и недавние мысли оказались не беспочвенны. Они послужили скорому бегству от ее искренних чувств. Я просто боялся разочаровать ее, разбить сердце.
— Тим, ты романтик?
— Что? — изумился брат. — Скорее нет. До Лауры с дамами я вел себя вежливо и почтительно, но только с моей женой, — его глаза заблестели, а голос дрогнул. — Захотелось вдруг стать романтиком.
— Да, помню, ты писал какие подарки и сюрпризы ей готовил.
— Мы одного поля ягоды, братишка! — Он похлопал меня по плечу и прошептал в самое ухо: — Как только появится та, что поймает тебя на крючок, ты готов будешь сделать все, даже выпрыгнуть из штанов. — Он замахал руками. — Не в буквальном смысле, конечно.
Кажется, именно это меня и пугает. Вздохнув, я хотел было подпереть подбородок рукой, но вовремя спохватился, вспомнив, как долго мы готовились в предстоящему балу.
Ехали мы около часа. Дом, в котором предстояло провести вечер и часть ночи, находился не так близко. Не доезжая, мы остановили наш экипаж и вышли. Доверенный Доминики, исполнявший обязанности кучера, с равнодушным лицом и откровенным недовольством в голосе оповестил, что будет ждать нас недалеко от ворот во владения Экшеленов. В том, что он обо всем доложит матери Тимми, не стоило сомневаться.
На улице в это время прохожих, не спешащих на бал, находилось не так много, но и те немногие с интересом и завистью смотрели на нас. Приглашенные сразу заезжали во двор, и проходящим мимо прохожим оставалось только провожать их ревнивым взглядом. Но мы двое осмелились выделиться. Вот просто захотелось и все. Шепот и взгляды сопровождали нас даже с другой стороны улицы.
Дом остался таким же, как в памяти: завораживающим и прекрасным. Светлое здание четко виднелось на фоне темного неба, белые колонны, как могучие стволы старых деревьев, подпирали крышу.
— Видел, как те двое прохожих на нас смотрели? — тихо, почти шепотом сказал друг, надевая на руки белые перчатки из такой тонкой ткани, что на руке они становились второй кожей.
— Видел, конечно. Ты в подобном месте первый раз?
Он усмехнулся:
— Кажется, приемы были в прошлой жизни. Да и то мы посещали только традиционные балы. Мама считает такие мероприятия, как это, «фальшивыми» и принципиально отказывает на приглашения подобного рода.
— Да- да, помню, ты писал в письмах о приемах и балах, на которых был.
Тимми немного отстал, сбавив шаг.
— Чего-то я не так уж уверен, стоит ли идти? Давно не выходил в свет, столько народу.
Тем временем мы зашли в кованые ворота и неспеша проходили по двору. Рядом проехала карета, запряженная четверкой лошадей. В ворота заехала другая, менее богатая, скорее нанятая, чем своя. Мужчины подавали руку девушкам, помогая выйти из карет, и я с неожиданной радостью узнал моих друзей. Сердце ёкнуло, доля сомнения возникла в душе: стоит ли подходить.