— Только не выдавай меня, сынок,— прервал его Дейвисон сценическим шепотом.— Давай сохраним это в тайне... между нами, артистами? Идет?
Старик
© Перевод А. Гузмана
Корабль приземлился на самом краю посадочного поля; Старик спустился по трапу и замер, озираясь. Приятно было снова увидеть Землю. Четверть своей жизни это удавалось ему только урывками, между полетами.
Он стоял, держась за прохладный металлический поручень, и смотрел на поле. С Каллисто он взлетал ночью, и космодром на спутнике был ярко освещен блестящими точками натриевых прожекторов, мерцающими созвездиями сигнальных огней. Без яркого света было никак: чтобы посадить корабль, пилоту требовались чертовски хорошие рефлексы, все решалось за доли секунды. Старик опустил взгляд на свои руки, которые ни разу еще его не подвели, и гордо улыбнулся.
Потом он подобрал вещмешок и зашагал через поле.
Не успел он и несколько шагов пройти, как из-за тележки техобслуги выступил кто-то в сером и широко улыбнулся ему.
— Привет, Картер!
— Привет,— добродушно отозвался Старик; он явно не узнавал того, кто его поприветствовал.
— Я Селвин, Джим Селвин. Вспомнил?
На лице Старика, покрытом космическим загаром и морщинами — свидетельство постоянного нервного напряжения,— вспыхнула улыбка.
— Конечно, помню, лейтенант.
— Больше не лейтенант,— покачал головой Селвин.— Меня списали, подчистую.
— A-а...— произнес Старик.
Селвина он помнил еще с кадетских времен — лейтенант Джеймс Селвин был тогда одним из самых известных людей в Космическом Патруле; как-то он посетил Академию и беседовал с новобранцами, в числе которых был Старик. Старик слегка покраснел, вспомнив, какими глазами восторженного идолопоклонника смотрел тогда на Селвина.
И вот Селвин снова перед ним. Списан. Бывший...
— А чем вы сейчас занимаетесь? — спросил Старик.
— Теперь я механик. Занимаюсь всяким техобслуживанием — к ракетам все равно тянет, хоть ты тресни. А списали меня после очередного полета к Плутону. Похоже, я немного замешкался с разворотом, или что-то в таком роде. Хорошо еще, это успели засечь, пока я аварию не устроил.
— Да,— сказал Старик.— Хорошо. Управляться с такой махиной — это ж какие нужны зрение и реакция! Как только рефлексы начнут сдавать — все, на выход.— Вдруг он вопрошающе покосился на Селвина. — Кстати, Селвин, а скажи мне одну вещь.
— Какую?
— Не было обидно, что тебя так вот взяли и выперли — в смысле, списали? Ну, не больно смотреть, как корабли взлетают, а ты остаешься?
— Ни черта подобного! — кашлянув, отозвался Селвин.— Сначала я отбрыкивался, как только мог, но потом все прошло. Конечно, чего-то не хватает; но я понимаю, что было уже пора. Ты же помнишь Леса Хаддлстона?
Старик, помрачнев, кивнул. Хаддлстон был одним из немногих, кому удалось врачей одурачить. Всех пилотов его возраста давно списали, а он продолжал летать — до того самого злополучного старта с Марса. Замешкался он всего-то на одну пятую секунды, но это обошлось в сто человеческих жизней и 50 миллионов долларов. После этого контроль ужесточили.
— А как полет прошел? — спросил Селвин.
— Нормально,— кивнул Старик.— Я летел с Каллисто. Там все замерзшее, сплошной голубой лед. Ничего особенного.
— Да,— кивнул Селвин. Глаза его почему-то затуманились,— Ничего особенного. Просто голубой лед.
— И все. Но полет прошел нормально. Следующий рейс, похоже, на Нептун. Неплохо.
— Да, Нептун — интересное место,— произнес Селвин и облокотился на ручку тележки.— Мне, правда, больше всего нравилась Венера. Там...
Внезапно с треском ожили громкоговорители.
— Лейтенанту Картеру срочно явиться в Административный корпус,— разнеслось над полем.— Лейтенанту Картеру срочно явиться в Административный корпус.
— Это меня,— сказал Старик.— Пожалуй, пора. Наверно, дадут новое назначение плюс чек за прошлый рейс. На кругленькую сумму, кстати.
— Счастливо, Картер,— улыбнулся Селвин и похлопав Старика по плечу.— Задай им там.
— А то как же! — отозвался Старик, подобрал вещмешок и направился через поле к огромному белому блестящему куполу Административного корпуса.
По пути ему встретились несколько пилотов — совсем еще зеленых юнцов, только из Академии, без той ауры посвященности, что излучают пилоты-ветераны. Они куда-то бежали, от избытка энергии вприпрыжку, словно на пружинах; может, торопились в один из первых рейсов — или даже в самый первый.
— Привет, Старик! — крикнули они, проносясь мимо.— Как дела, лейтенант?
— Не могу пожаловаться,— ответил Старик и пошагал дальше.
Он опять думал о Селвине. Значит, вот это как, когда тебе дают пинка под зад? Слоняешься, значит, по космодрому, толкаешь тележку, возишься с топливопроводом и благодарен еще за то, что тебе дают понюхать, как ракеты пахнут, почувствовать, как содрогается под ногами земля в момент старта. Ты смотришь на пилотов, у которых до сих пор нормальные зрение и реакция, и завидуешь им черной завистью.
Старик грустно покачал головой. Ну и паршивая ж это подчас работенка — космические корабли водить! Одни тесты, например, чего стоят: предвзлетный, послепосадочный... Последний раз он проверялся на Каллисто, и скоро снова предстоит — перед тем, как на Нептун лететь. Да уж, учет и контроль — на высоте.
— Приветствую, лейтенант Картер. Как полет?
Это был Хэлворсен, главврач базы.
— Все нормально, док. Жаловаться не на что.
— Очередной осмотр скоро, лейтенант?
— Наверно, скоро,— отозвался Старик.— Говорят, следующий мой рейс — к Нептуну.— Он широко улыбнулся и отправился дальше.
Через несколько минут он уже был у входа в Административный корпус; пластиковая дверь при его приближении распахнулась. Навстречу Старику поднялся крайне делового вида секретарь в отутюженном мундире и сверкнул рядом ослепительно белых зубов.
— Добрый вечер, лейтенант Картер. Командующий базой ждет вас.
— Сообщите, что я уже здесь,— произнес Старик, подошел к автомату газированной воды (ничего более крепкого он себе не позволял, чтобы рефлексы не подсаживать), спокойно выпил стакан и направился к деревянной двери с табличкой «Д. Л. Джекобе. Командующий базой».
Старик на мгновение остановился, отряхнул летную куртку, разгладил галстук, расправил плечи, потом постучал.
— Кто там?
— Лейтенант Картер, сэр.
— Входите, лейтенант.
Старик отворил дверь и вошел. Командор Джекобе застыл у стола, в позе его читалась въевшаяся в плоть и кровь военная выправка. Рука Старика резко вздернулась в приветствии. Командор отсалютовал в ответ.
— Садитесь, лейтенант.
— Спасибо, сэр.
Старик выдвинул стул, сел и выжидательно уставился на Джекобса. В прошлом, знал Старик, Джекобе и сам был космонавтом.
«Интересно,— подумал он,— как так получилось, что Селвин тележку толкает, а Джекобе базой командует?»
Впрочем, по сравнению с работой пилота ни то ни другое гроша ломаного не стоит.
Командор Джекобе порылся в ящике стола и извлек оттуда длинный коричневый конверт. Старик широко улыбнулся: в конверте должен был быть чек за полет с Каллисто.
— Как прошел полет, лейтенант?
— Хорошо, сэр. Я заполню бортовой журнал чуть позже. Но все прошло нормально.
— Все и должно было быть хорошо, лейтенант; чуть хуже — это уже катастрофа. Вы, конечно, в курсе.
— Конечно, сэр.
Командор нахмурился и вручил Старику коричневый конверт.
— Оплата за выполненный рейс.
Старик взял конверт и сунул в нагрудный карман. Обычно после этого выдавалось назначение на следующий полет — в толстом зеленом конверте.
Но командор Джекобе покачал головой.
— Пожалуйста, лейтенант, вскройте конверт. Я хочу, чтобы вы взглянули на чек сейчас.
— Но электронный кассир не ошибался еще ни разу,— недоуменно поморщился Старик.— Готов поспорить...
— Вскройте конверт, лейтенант.
— Есть, сэр.
Кончиком пальца Старик распечатал конверт и вытряхнул на стол содержимое. Придвинув к себе голубой чек, он взглянул на сумму и присвистнул.
Потом прочел прилагающуюся распечатку.
«Картер Рэймонд Ф., лейтенант.
Рейс Земля — Каллисто — Земля, расц. станд.— 7431,62 $.
Выходное пособие — 10 000,00 $.
Итого — 17 431,62$».
— Выходное пособие?!! — Ошарашенный, Старик поднял глаза. Голос его упал до хриплого шепота.— Но это значит, что Я...Я...
— Боюсь, что так,— кивнул командор Джекобс.— Тест, который ты проходил на Каллисто...
— Но я же прошел его!
— Но он показал, что ты завалишь следующий. Я просто стараюсь обойтись без неприятной, но неизбежной сцены.