Читать интересную книгу Неправильный Дойл - Роберт Джирарди

Капитан Пит поднял на него глаза, отвлекшись от своей рыбы. Он был спокоен и расслаблен, как будто отдыхал воскресным вечером на своей качалке.

– Я привязал тебе прекрасную приманку, а ты ее упустил, – сказал он.

Дойл вытер пот со лба, злясь на себя.

– Не переживай о тех, что уплыли, – ухмыльнулся капитан Пит. – Продолжай, это не жизнь, это просто рыбалка.

Дойл понял, что старик прав, и его злость мгновенно испарилась. Он смотал порванную леску и начал все заново.

6

В тот же день поздно вечером Дойл лежал в кровати в комнате дяди Бака, охваченный угрызениями совести и мыслями об Испании. Он закрыл глаза и увидел свою жену на опрятной белой кухне в их квартире в Малаге. За окном – туманное воскресное утро, ее руки обнимают калебасу с мате, в зубах зажата бомбилья, волосы взъерошены, на ней одна из его старых рубашек. Потом появилась еще одна картинка, непрошеная: она без рубашки, ослабевшая, в его объятиях после секса. Но для такого человека, как Дойл, ностальгия была сродни яду. В конце концов у него разболелся живот, он заставил себя подняться и зажег свет. Потом включил маленький древний телевизор Бака; тот медленно нагревался, изображение прыгало, цвета были неясными, очертания расплывчатыми. Он переключал каналы, но везде было пусто, кроме отделения Эн-би-си в Покомок-сити: появилось твердое, без изъянов, лицо Каролины Мориты в ночной программе журналистских расследований, больше похожей на шоу, чем на новости. Потом потянулась длинная череда громких рекламных роликов.

Дойл много лет не смотрел американское телевидение, поэтому рекламные ролики с упрямой настойчивостью притягивали его: они были быстрыми, громкими и не такими наивными, как раньше. Они казались продуктом незнакомой культуры. Афроамериканцы из роликов 70-х теперь стали мулатами неопределенной этнической принадлежности, немного азиатами, немного кем-то еще. В конечном итоге их лица сливались, превращаясь в улыбающиеся карикатурные образы страны единого этноса, которая могла находиться где угодно. Он не понимал гладенькие шутливые слоганы, не мог сказать, что именно рекламировали некоторые ролики. Один из них, который показывали каждые пять минут, поставил его в совершенный тупик: маленький человек, похожий на лепрекона, одиноко дрожал на фоне поддельного снежного пейзажа, пока длинноногая блондинка в бикини не возложила на его голову корону. Потом сцена поменялась, и тот же самый «лепрекон», снова без короны, жалко потел в зеленом костюме. За его спиной была декорация знойной пустыни, на заднем плане по ней медленно брели верблюды. Снова появилась девушка в бикини, водрузила корону ему на голову, экран погас, и за камерой прозвучал слоган: «Жара или холод, король поможет!» Кто был королем и что он продавал? Что это было, юмор или пафос?

Дойл выключил телевизор, лег на кровать и подумал, что сейчас на другом конце света, в уличных кафе Малаги, сидят пожилые люди. Они по нескольку часов потягивают послеобеденный бренди из крошечных тоненьких бокалов, не допивая до дна. На столе под солнцем аккуратно разложены номера «El Pais» или «La Voz de Malaga». A мимо кафе проезжают троллейбусы и мелодично гудят, скользя по проводам.

7

Это оказался блестящий черный «мерседес» с тонированными стеклами, одна из хищных новых моделей с гигантскими овальными фарами, похожими на глаза мультяшных героев. На хромированном ободке номерного знака красовалась маленькая черная надпись: «Делавэр». За рулем сидел Слау, толстый, розовый и взволнованный. Его красный адвокатский галстук в шотландскую клетку нелепо колыхался на морском ветру. Изнутри доносилась классическая музыка и резко пахло новой кожей.

– Как я уже сказал, буду рад доставить вас туда прямо сейчас, – сказал юрист. – Я подожду вас и отвезу обратно. Без проблем.

Дойл довольно долго молчал. Его машину снова отбуксировали, на этот раз от желтого бордюра на Мер-мэйд-авеню за старшей школой, куда он приехал, чтобы найти помощника для восстановления площадки по трудовой программе для малолетних преступников. Ублюдки отправили машину не к Тоби, а через дамбу на материк, на окружную штрафплощадку.

– Ладно, а к чему такая спешка? – наконец спросил Дойл. – Почему не на следующей неделе?

Слау вздохнул:

– Со мной связался констебль Смут, одолеваемый подозрениями, кстати говоря злобными и безосновательными, по поводу случаев вандализма, якобы имевших место на вашей земле. Мой клиент желает как можно скорее окончательно развеять ваше беспокойство.

– Поджог – это мелочи, – сказал Дойл. – Меня больше заботит разрезанный опоссум.

– Опоссум? – Казалось, Слау смутился.

– Да, задница опоссума с торчащим из нее иглобрюхом, – мрачно сказал Дойл. – Самая отвратительная вещь, которую вы могли бы себе представить.

Слау помотал головой.

– Честно сказать, не знаю, о чем вы говорите.

– Я тоже, – произнес Дойл, – пока не знаю.

Слау поехал на южную часть острова по дороге к бухте Москитов, мимо «Удочек, катушек, наживок и припасов» Клингфорда, а затем вдоль пристани для яхт. Рыболовное снаряжение чартерных лодок торчало на фоне сереющего неба, как усики множества насекомых. После этого Дойл перестал узнавать местность. Все было новым, построенным на этой болотистой земле за последние несколько лет. Торговые ряды, обозначенные как «Центральная площадь окнонтококов», выставили для публики приманки вроде «Пиццы Белграно в кирпичной печи», магазина «Гэп»,[49] тайского ресторана «Май Тай», «Блокбастер Видео» и недостроенного супермаркета «Мегафуд». Как бельмо на глазу. Дальше тянулись элитные жилые комплексы: «Морские брызги», «Терраса Атлантики», «Устричные отмели». Безымянное огороженное здание, состоящее из двух дюжин квартир, было отделано так хитроумно, словно наспех сколочено из сплавного лесоматериала. За ним виднелся желтый оштукатуренный многоквартирный дом с куполами-луковицами. Глядя на него, Дойлу вспомнилась «Тысяча и одна ночь».

– Это субсидированный жилой комплекс, – сказал Слау. – Здесь живут в основном пенсионеры из Балтимора и Филадельфии. Я бы не стал говорить вам, какая здесь квартплата.

– Ну и не надо, – сказал Дойл.

Слау поджал губы и нажал кнопку CD-чейнджера. В ту же секунду классика сменилась грустной ирландской балладой. Из шести скрытых динамиков зазвучал унылый голос ирландского тенора. По лицу Слау пробежала слабая дрожь, он подался вперед и выключил проигрыватель.

– Послушайте, Дойл, – сказал он. Его липкий тон исчез, и слова прозвучали неприятно жестко. – Не задирайте нос. Если не одумаетесь, потеряете больше, чем вам кажется.

– То есть? – спросил Дойл.

– То есть прислушайтесь к тому, что вам предложит этот человек. Он и так дает больше, чем вы заслуживаете. А мог бы и не давать.

– Скажите, а вы-то что с этого имеете? – спросил Дойл.

– Я ваш юрисконсульт. – Слау изобразил на лице профессиональное беспокойство. – «Пиратский остров» является для вас серьезной обузой, особенно в свете повреждений от недавнего пожара. Так уж получилось, что я являюсь и его юрисконсультом. Моя позиция в этом вопросе предельно открыта – я готовлю продажу и беру комиссионные и гонорар с него, я организую покупку и получаю комиссионные и гонорар от вас. Я выигрываю в любом случае. Для меня это очевидно.

– А что говорит Уиткомб об этом явном конфликте интересов?

Слау поерзал на кожаном сиденье, покрутил руль. Дойлу показалось, что по толстым губам юриста скользнуло слабое подобие удовлетворенной улыбки.

– Фой в больнице с того самого дня, когда вы приходили к нам в контору в Виккомаке, – сказал Слау. – Боюсь, что ему недолго осталось, и врачи так считают.

– Мне очень жаль это слышать, – искренне сказал Дойл.

– Да, я сам совершенно раздавлен, – сказал Слау, но его губы дернулись при этих словах. Он нажал еще одну кнопку на «Блаупункте»,[50] и диск скользнул в чейнджер. Через секунду салон наполнился высокими печальными звуками «Реквиема» Верди.

8

К тарелке с нарезанной капустой и кусочками арбуза подбиралась игуана. Она мигнула своим бездонным древним черным глазом, снова мигнула, потом медленно приоткрыла рот, чтобы высвободить язык, покрытый блестящим клейким веществом. Язык развернулся, прилип к кусочку арбуза и завернулся назад. Тварь принялась очень медленно жевать. В эту минуту ее кожа отливала зеленым, под цвет тропических листьев во время проливного дождя. Но окраска в любой момент могла измениться.

– Видел бы ты, какой он, когда пописает, – сказал Таракан, протянул руку и постучал пальцем по спине ящерицы. – Этот маленький ублюдок чернеет как сажа, а потом начинает хлестать тебя своим хвостом. Красив, не находишь? Iguanidae chalarodon. Родом с Мадагаскара.

– У меня мало времени, Таракан. – Дойл стоял, обливаясь потом, в дверном проеме «комнаты пресмыкающихся» Таракана Помптона. Это был террариум со стеклянными стенами, занимающий целое крыло ярко-розового восьмиугольного особняка, возведенного на частном пирсе и входящего в эксклюзивную застройку под названием «Пристань Споффорда» на южном конце острова. Обогревательные лампы излучали фиолетовый свет, увлажнитель выпускал клубы теплого пара. Вдоль стен тянулись огромные стеклянные вольеры с разнообразными ящерицами и змеями.