Ты бы пошёл, внучек, работать. На одной моей пенсии и сумме в банке мы долго не проживём… Слышишь, а, внучек? – она вновь выпрямилась, согнула руку так, словно держала телефон, и сделала совершенно равнодушное лицо. – Да слышу я, ба, слышу, не глухой в отличие от тебя. Не пойду я работать, я учусь, – и тут же Филис согнулась, изображая снова бабушку. – Меньше играть надо в свои компьютеры и телефоны! Совсем от них отупеешь и разленишься! И уважать старших тоже надо…
Я восхищённо наблюдала за ней, ожидая продолжения, но ничего не последовало. Она просто вновь выпрямилась, её лицо выражало глубокое сострадание и искреннее желание всем помочь. Я никогда ещё не видела Филис такой – опечаленной и беззащитной, точно старая боль прошлась чувствам, добавляя в каждую чашку немного слёз, немного яда, немного тьмы. Немного – но так существенно для загрязнения холста души.
– Зачем ты…
– Эти люди… люди, люди, люди, – собеседница покачала головой. – Они всё ходят здесь и ходят… А я их порой слушаю. Хочется знать, о чём они говорят, чем живут. А везде всё одинаково: от маленьких детей до старушек. Кто-то кого-то любит сильнее, поэтому не проявляет агрессию или грубость, но чаще всего все живут этой лживой любовью, скрывая своё безразличие ко всему… Когда-нибудь мы состаримся и будем отчаянно ждать своей смерти. Будем мечтать, как наши близкие оплакивают скользкое тяжелое тело. Дрожащей рукой будем писать завещание какому-то очень любимому человеку, которому на нас наплевать, и будем скорбеть по тем, кого однажды безвозвратно потеряли.
Она обвела взглядом зимний парк, где в такт её словам качались деревья и сверкал снег на солнце, и привычно улыбнулась, встретившись со мной взглядом.
– Не знаю почему, но я уже чувствую себя старой. Меня как магнитом притягивают добрые старые люди, мне нравится пряный запах старой книжки, нравится провожать в одиночестве закат и обращаться к богам, когда что-то идёт не так. Нравится писать в тетради своими совершенно разными почерками, нравится танцевать у телевизора под ламбаду. Мне нравится прошлое, нравится ностальгия по тем временам, когда меня не было даже в планах. Когда пересматриваю фотографии своих далёких-далёких родных, мир вокруг приобретает краски. Такие же жёлтые и тёплые оттенки, меня словно окутывают уютом Высшие Силы, они заставляют меня чувствовать душевность людей двадцатого века сквозь время. Время тает на кончике моего языка. Я будто бы живу в тех восьмидесятых или девяностых годах, словно становлюсь маленькой частичкой той системы, где в моде была любовь, но точно не было меня.
В горле пересохло от её откровения, которое так внезапно проявилось после такого же внезапного причудливого копирования других людей. И главное к этому ничего не шло – только что мы разговаривали о Джозефе и Хэмфри, как Филис неожиданно переключилась на совершенно иную тему. Она была как волна во время бури: от эмоций и бешеных мыслей её бросало то туда, то сюда. Но даже после её слов я не понимала, почему с ней так происходило. Что с ней случилось когда-то далеко в прошлом?..
– А что же сейчас? – тихо спросила я, боясь нарушить ту печально-светлую атмосферу, что создалась только между нами. – Что сейчас с нашим миром?
– Прогнил, – горько выдавила из себя Филис. – Люди возненавидели отражения в зеркалах, обесценили чужое мнение и безвременные тёплые фотографии. Они так гордо заявляют о безразличии к остальным, но так горько рыдают по ночам «о тех самых», что никогда не вспомнят наши имена. Люди стали такими злобными, потерянными… другими? Да, именно другими. Помощь друг другу стоит денег. Если ты хочешь, чтобы тебе помогли, плати или раздевайся. Все хотят чего-то взамен. И это неправильно, совершенно неправильно, так жить нельзя. Стало бессмысленно пить за здоровье в праздничные дни, ведь они ежедневно давятся дешёвым алкоголем. Люди перестали мечтать…
– Грёбаные реалисты, – согласилась я, внимательно слушая каждое её слово и про себя удивляясь, что в этот раз говорила длинные речи не я, а… моя подруга? Надо было над этим подумать.
– Но все мы дружно позабыли, что однажды состаримся, наденем маску недовольства и будем учить молодежь манерам. Тоже станем говорить эти избитые словечки: «А в наше время-то такого стыда не было! В наше время…» Однажды мы все начнём врать больше, чем раньше, начнём замечать первые морщины, задумаемся о смысле своей жизни и заплачем навзрыд. Однажды в зеркале увидим не того человека, которого знали десятки лет назад. Однажды ты умрёшь, даже не осознав ценности своего бытия, не попробуешь исполнить мечту в реальность, не узнаешь о смерти своего питомца, который не выдержал твоей внезапной смерти. Однажды ты сравняешься с землёй. Исчезнешь. Даже не поняв, как сильно хотел жить на самом деле.
«Но это же только к лучшему, ведь когда ты мёртв, поздно уже что-то менять», – хотелось сказать мне, но лишь прикусила язык и в порыве взаимной боли крепко обняла Филис. Мы словно поменялись ролями: она скрылась в ночной тьме, а я, бегая по тёмному лесу, фонариком пыталась найти её тлеющий свет.
Найти, найти, найти – лишь бы найти.
И я нашла – одно моё присутствие для неё уже было чем-то светлым. Как? Почему? Понятия я не имела.
Но теперь моя очередь настала её обнимать, слушать откровенные речи, копаться в её скелетах, случайно задевая оголёнными участками тела выпирающие кости и царапая ими кожу. Но это не больно. Не больно. Куда больнее преодолеть себя, чтобы помочь другим. Помочь Филис ди Уайт.
– Ай! Холодно!
Я резко отпрянула от неё, когда что-то мокрое попало мне за шиворот. В панике я засунула руку под куртку и пыталась как можно быстрее убрать со спины таявший снег. Громко смеясь своей проделке, что вновь внезапно всплыла после долгого молчания, Филис решила добавить ещё снега и кинула мне его прямо в лицо.
– А теперь ещё холоднее? – заливалась смехом она, беря в тёплые рукавицы ещё один снежок.
– Ну всё, тебе не жить! – чувствуя азарт, я побежала тоже набирать свои «снаряды».
– Если умирать, то от твоей руки!
Одна снежная битва за другой – мы как маленькие дети носились по парку, совершенно забыв обо всех проблемах, о разговоре, о вчерашних происшествиях. Так весело мне было в последний раз только летом вместе с Джозефом, когда мы устраивали водяные битвы и догонялки в озере в один из самых жарких дней. Никогда не думала, что зима могла быть такой волшебной, как о ней говорили в самых разных сказках: радостно, солнечно,