Читать интересную книгу Снайпер - Павел Яковенко

После этой мысли Ерохин как будто очнулся. Появился блеск в глазах, окреп шаг, он впервые за последний час взглянул на свои «командирские», и помчался галопом.

Через два часа Ерохин знал о сопернике все, что только можно было узнать в паспортном столе. Он даже переписал данные в свою замызганную записную книжку, пока, правда, не предполагая, как их можно будет использовать. На отдельной странице Сергей сделал выписки по данным военкомата. Запомнилось одно: парень совсем недавно вернулся из Чечни. «Это означает, что психика у него того, этого. А значит, может в любой момент сорваться. А вот как бы ему помочь в этом благородном деле?».

— И никуда ты, девочка, не денешься! Будешь ты моя! — пропел страстным голосом молодой и коварный следователь.

Плотник поднял голову:

— Чего распелся, Монсерат Кабалье? Давай план готовь по борьбе с зеленым алкоголем; завтра на планерке шеф потребует. А ты тут Шаляпина из себя корчишь!

Ерохин улыбнулся шефу. Он снова овладел своим настроением, своими мыслями, и чувствовал, что вся борьба со счастливым соперником еще впереди.

Глава 16

Весна 1997 года была ранняя, теплая и дружная. К середине марта полностью стаял снег, а к концу месяца почки, обманутые теплом, набухли, ветер весело гонял по улицам пыль, а крыжовник стоял уже совсем — совсем зеленый.

Саша предстояла вскоре первая полнокровная сессия, к которой он тщательно готовился, и времени на вечерние прогулки с любимой оставалось совсем мало. Впрочем, теперь это уже и не играло решающей роли. Как-то так незаметно получилась, что Оксанка стала своей уже и в Сашином доме. Она постоянно моталась туда — сюда, благо, что существовала внутренняя калитка между двумя дворами, весело щебетала, и была вполне довольна жизнью. Отец зимой не работал, но за осень он накопил деньжат на арбузах; и хозяева пообещали взять его на работу весной. Непьющий, старательный, трудолюбивый — он вполне устраивал работодателей, и в отличие от многих приезжих — засунул свой городской гонор куда подальше. Мать так и торговала пирожками на рынке: не пропадать же свидетельству. Дохода особого не было, но все-таки.

Нельзя сказать, что будущие возможные сваты стали друзьями, (не считать же за дружбу добрососедские отношения?), но, тем не менее, Оксанкиным визитам никто не препятствовал, так что установился устраивающий всех статус кво.

Всплывали порой у Оксанки в голове дурные, нехорошие мысли про Сергея Ерохина. Такие нехорошие, что даже передергивала плечами, хмурилась и кусала губы. Странно и обидно ей казалось, что как-то слишком просто и спокойно оставил ее молодой следователь. А ей-то казалось, что он проявляет неподдельный интерес. Или только казалось? Оксана передергивала плечами, и старалась выбросить это все из головы. Червоточина медленно затягивалась. Ерохин уплывал в туман. Оставалось пройти двор, зайти в дом, улыбнуться, и весело сказать любимому: «Привет!».

Ирина Николаевна с мужем по ночам много думали, ворочались, но постепенно склонялись к одному простому выводу: дочка несовершеннолетняя, конечно, но неплохо было бы все же выдать ее замуж в этом году. Учить Оксану было абсолютно не на что. Выдать ее замуж — это избавиться от половины головной боли. Сашка казался им достойной кандидатурой: спокойный, работящий, сообразительный — деньги не на баловство потратил, а на образование — проплатил за все пять лет вперед. Основательный парень. Втайне, боясь признаться в этом самим себе, они надеялись, что Куценки и Оксанке дадут какое-нибудь образование. Кто их знает? Родит Ксюха маленького, дед с бабкой ради внука на многое готовы пойти. Вдруг получится?

Сашкины родители тоже ворочались, тоже не спали. Дело-то, похоже, к свадьбе идет! Где жить будут? У них в доме места хватает, конечно, но как молодым с родителями жить — это и им знакомо. А квартиру снимать дорого. Невестка — вчерашняя школьница: ни профессии, ни образования. Родители, чего греха таить, у нее бедные. Все расходы на Куценков лягут. А там и внуки обрушатся. И радость, что ни говори, и забота немаленькая. Да, сон не шел.

И Сашка не спал. Часто снился ему мост, машина горящая, и винтовка в руках. Но не та, не СВД, а сегодняшняя — ВСК — 94. И стреляет он почему-то мимо; мишеней живых много, орут, бегут, стреляют — а он целится тщательно, правильно. Стреляет — мимо. И просыпается в холодном поту. После этого слышал, как шептались родители. И удивлялся: им-то чего не спится?

Плохо спал Сергей Ерохин. Во сне он воровал, увозил, похищал Оксану в разных вариантах. Один раз приснилось, что застрелил из табельного эту мразь — Александра Куценко. Проснулся — расстроился, что не правда. Сидел, курил. Но ничего не делал. Ждал чего-то. Предчувствие было какое-то. Будет на его улице праздник. Все равно будет!

И был среди многих не спавших, или спавших плохо, с кошмарами, в Новопетровске еще один человек. В эти весенние ночи ворочался с боку на бок начальник расчетно-финансовой службы птицефабрики «Новопетровская» Копейкин Геннадий Григорьевич.

Были у него на то свои, совсем не шуточные, причины.

Глава 17

Геннадий Григорьевич бесшумно приоткрыл дверь в приемную генерального директора. За столом подняла изящную головку секретарша: молодая девица с осветленными волосами, голубыми глазками и большим чувственным ртом. Глядя на ее губы, финансист невольно прищелкивал и улыбался своим внутренним фривольным мыслишкам. Вот и сейчас он прищелкнул и просочился в кабинет.

— Владимир Иванович принимает?

— Здравствуйте, любезный Геннадий Григорьевич! Конечно принимает. Можно сказать, что он вас даже ждет.

— Почему? — испугался Копейкин.

— Да шучу я, шучу! Успокойтесь. Просто у него никого нет. Я сейчас позвоню.

Секретарша нажала кнопочки на телефоне, не поднимая трубки, услышала голос шефа и спросила:

— Здесь Копейкин. Пропустить?

Она кивнула Геннадию Григорьевичу; тот улыбнулся ей снова, глядя на чудные губки; но тут же принял серьезное выражение, и открыл дверь в кабинет шефа.

Вообще-то дверей было две, и Копейкин закрутился в тамбуре, закрывая одну и тут же распахивая вторую. Он всегда чувствовал себя неловко в эти минуты. Ему казалось, что это все похоже на клоунаду, что Владимир Иванович специально придумал эту унизительную процедуру, и от этого заранее расстраивался.

Кабинет был солнечным, обит светлым деревом и весь соответствовал значительности руководства такого предприятия. У самого Копейкина был не кабинет, а кабинетик. Довольно темный и тесный, отчего Геннадий Григорьевич называл его не иначе как «моя конура».

— Владимир Иванович, вот подпишите, пожалуйста… Еще…Еще….И последняя… Спасибо!

— У вас все, Геннадий Григорьевич?

— Сегодня как раз нет, есть, — он замялся, не мог сразу подобрать слово, — есть странное дело, одно.

— Да, говорите.

— Видите ли, Владимир Иванович… Вы помните, мы покупали биодобавки у двух московских фирм: «Бионика» и «Биотех»? Добавки в корма.

— Да, помню. А что, они не выполнили условия?

— Да нет, как раз выполнили все. Получено все в полном объеме — все партии. Но дело в другом — мы не можем с ними расплатиться!

— Что за чушь, дорогой Геннадий Григорьевич? У нас что, денег не хватает?

— Хватает, Владимир Иванович, хватает. Но мы не можем им их перечислить. Счета, которые они указывали в договоре, отсутствуют. Я им звонил: по указанным телефонам и адресам таких фирм нет.

— Глупость какая-то! Им деньги не нужны?

— Сам ума не приложу. Все поставили во время, качество…

— Кстати, качество. Сейчас спрошу у главного зоотехника.

Генеральный потянулся к телефону:

— Маша! Найди мне Журихина. Срочно!

Копейкин неудобно сидел на краешке кожаного кресла, но откинуться назад не осмеливался.

Журихин нашелся сразу — он еще не выходил из своего кабинета. На вопрос о биодобавках ответил без раздумий:

— Качество приличное, претензий нет. У них и еще раз можно было бы закупить.

Генеральный директор наморщил лоб. Копейкин молчал, не смел перебить мыслительный процесс. Но, похоже, Владимир Иванович ничего не придумал.

— Хорошо, Геннадий Григорьевич. Подождем, посмотрим. Нам же лучше — платить не надо. Большая сумма была?

— Не так чтобы очень — четыреста пятьдесят миллионов.

Зазвонил телефон, директор снял трубку, послушал; потом глянул на Копейкина и кивнул: мол, вы свободны. Геннадий Григорьевич аккуратно поднялся и тихо закрыл двойные двери. На Машу даже не взглянул: после разговора с шефом тревога не рассеялась, как он почему-то надеялся, а наоборот, сгустилась. Он совсем не разделял беспочвенного оптимизма шефа. Дело казалось ему очень и очень подозрительным. Геннадий Григорьевич, как и все разумные, взрослые люди, в волшебников не верил, а москвичи представлялись ему сейчас именно в таком качестве.