Я захлопнул дневник. Легкомыслие и наивность девчонок не знают границ! Неужели Вика не видела, с каким коварным старым чертом связалась?! Впрочем, Дмитрий Дмитрич умел обманывать и очаровывать людей. Мне вспомнились его высохшее морщинистое лицо, лысый череп, фальшивые зубы и расхлябанная походка — даже внешне Часовщик производил отвратительное впечатление, а я почему — то проникся к нему сочувствием, искренне хотел помочь и своими руками собирал его механических чудовищ… Одно было несомненно — следовало во что бы то ни стало помешать Барышевой совершить эту ошибку. С такими мыслями я потушил ночник, откинулся на подушку и попытался уснуть.
День восьмой. «Ты поведешь меня дорогой, по которой не ступала нога смертного…»
День начался не слишком удачно. Контрольная по геометрии оказалась сложнее, чем можно было предположить, и я прочно «завяз» в первом же вопросе. Подсказок ждать не приходилось — сидевшая за соседним столом Панкратова с недавних пор никому не давала списывать и даже могла настучать на просителя учителям. Пришлось вникать в задачу самостоятельно. Неожиданно скоро прозвенел звонок. Не успев выполнить два последних задания, я сдал тетрадь и вышел из класса.
Барышева сидела на подоконнике, разговаривая со стоявшей рядом Акулиничевой. Виктория жаловалась подруге:
— Я просто не ожидала, что мама способна на такое! Она никогда, никогда не рылась в моих вещах!
— А моя делает это постоянно, — заметила Светка.
— Теперь даже не знаю, как поступить! Мама молчит, будто ничего не случилось, а вот так подойти к ней и сказать: «Верни, пожалуйста, мой дневник» — стыдно. Там тако-о-о-е написано…
— Вика, ты сегодня после школы свободна? Я должна рассказать тебе что — то очень важное. Лучше всего это сделать у меня дома.
— Извини, Света. — Барышева соскочила с подоконника и пошла в класс. — Сегодня никак не получится. Сразу после школы у меня крайне важная встреча. В другой раз, ладненько?
— Но, Вика… Эх, почему меня никто не слушает? — грустно вздохнула Акулиничева и погрузилась в чтение конспекта.
Я не сомневался, что Барышева говорила о встрече с Часовщиком, и потому, как только кончились занятия, тайком последовал за ней. Забежав домой и оставив там сумку с учебниками, Вика вновь отправилась на вещевой рынок. Слежка оказалась довольно сложным делом. За время нашего путешествия я допустил множество ошибок, и меня спасла только рассеянность думавшей о своем Барышевой. Пройдясь по рынку, Вика купила несколько пар обуви, парики и даже нижнее белье. Потом она проследовала к остановке, села в автобус восьмого маршрута, я еле — еле успел проскочить за ней, и мы поехали в район новостроек.
Барышева вылезла из автобуса и быстро пошла по узкой асфальтовой дорожке. Окраина города произвела на меня неприятное впечатление — блестевшие облицовкой многоэтажки, чахлые деревца, черная стена леса в конце улицы навевали уныние. Чем дальше я углублялся в дебри новостроек, тем сильнее становилась необъяснимая тоска, сжимавшая сердце. Похоже, дело было вовсе не в однотипной застройке микрорайона… А Барышева весело шагала вперед, ничуть не страшась Часовщика и ожидая от жизни только приятные сюрпризы.
На стене одной из четырнадцатиэтажек синела четкая надпись «Ремонт часов». Вика взбежала по наружной лесенке, толкнула застекленную дверь и скрылась в помещении. Выйдя из — за телефонной будки, я остановился в нерешительности. Идти дальше было опасно, а стоять на месте — означало пропустить важный разговор. Эх, если бы у меня имелось настоящее шпионское оборудование… Подкравшись к дому, я стал под окном и прислушался, но гул проезжавших по улице машин перекрывал все другие звуки.
Внезапно за стеклянной дверью мелькнули чьи — то силуэты, и мне пришлось срочно нырнуть под лестницу, ведущую в мастерскую. Оставалось только надеяться, что вышедшие из помещения не станут смотреть под ноги и заглядывать в щели между металлическими ступенями. Послышался звук открываемой двери, и перед моими глазами возникли две пары обуви — старые, но крепкие ботинки с немного стоптанными каблуками и изящные, узконосые лодочки.
— Мне кажется, Амалии очень к лицу эта прическа. Сперва я хотела выбрать парик потемнее, но потом решила, что к ее глазам больше подходит каштановый оттенок.
— Прекрасно, Вика, все сработано на славу. Ты уверена, что сможешь прийти в такое время? Я должен знать наверняка.
Ботинки и лодочки переместились ступенькой ниже. Барышева поддела носком туфельки пустую сигаретную пачку, валявшуюся на лестнице.
— Да, Дмитрий Дмитрич, мне и раньше приходилось уходить из дома после полуночи. Надо только дождаться, когда все уснут, и тихонечко выскользнуть за дверь. Главное — чтобы она не заскрипела. Пожалуй, я заранее смажу петли.
— Похвальное усердие, дитя мое. Встретимся без четверти час у пушек. Помни, мы уже вошли в созвездие Арахны, и время проведения таинства неотвратимо приближается. Нельзя упустить его, ибо у каждого события свой черед, свой срок.
— До вечера, Дмитрий Дмитрич!
Барышева сбежала со ступенек и направилась к автобусной остановке. Дождавшись, когда Часовщик вернется в мастерскую, я выбрался из своего укрытия и последовал за объектом.
Встретившись с Ариной и обсудив последние новости, мы решили, что должны непременно отправиться вслед за Викой в логово Часовщика. Лишенный событий день прошел тихо и незаметно, зато вечером мне пришлось поволноваться — родители увлеклись каким — то фильмом, дед разоткровенничался о своих похождениях во времена службы на флоте, и хотя стрелки часов подползали к полуночи, никто не собирался ложиться спать. Едва дождавшись, когда в комнатах потушат свет, я тайком выбрался из квартиры и со всех ног рванул к городскому парку.
— Я тебя десять минут дожидаюсь! — сообщила скрывавшаяся в облепленных белыми цветочками кустах Арина. — Нельзя же так опаздывать!
— Родителей одолела бессонница.
— Ладно. Значит, у старика еще нет живых автоматов? Они превратятся в людей во время ритуала, на который мы собираемся?
— Лучше этого не допускать. Надо сломать кукол прежде, чем все произойдет.
— Логично. Но не забывай, мы должны выведать все секреты Часовщика.
Арина замолчала. Спрятавшись среди низкорослых зарослей, я наконец — то осмотрелся. Ночной парк был по — настоящему красив — покрытые белой пеной цветов, будто светящиеся в темноте кусты спиреи, мерцавший под звездным небом пруд, черный силуэт зубчатой крепостной стены производили сильное впечатление. Над головами пел соловей; а в глубине парка то и дело раздавались смех и голоса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});