Над ним стояло безголовое тело в мундире офицера. Вместо рук и ног из него торчали ветки с листьями. Тело изучающе нависло над ним, готовое напасть. Кертис попытался вцепиться в свое одеяло и обнаружил, что его нет, — вместо этого руки утонули во мху. Он начал различать окружающую обстановку: изукрашенный трон, потолок, испещренный корнями, сухие земляные стены. Кертис моментально понял, что он в тронном зале вдовствующей губернаторши. Мальчик отполз назад, упершись спиной в шершавую стену, и приготовился к нападению. Однако тело не двигалось.
Из центра комнаты послышался голос:
— Доброе утро, мастер Кертис, — сказал он. Голос был резкий и грубый, словно рычание. Кертис повернул голову и увидел, как в пятно света от светильника шагнул койот, явившийся прямиком из его сна.
Кертиса одолела внезапная слабость. Во рту пересохло. Резко оглянувшись на нависавший над ним силуэт, мальчик с облегчением понял, что это всего лишь манекен.
— Вдовствующая губернаторша пожелала, чтобы вы надели эту форму. Она поручила мне помочь вам одеться и убедиться, что все по размеру, — объяснил койот, указывая на манекен. В голосе его слышалась нотка сдержанной обиды.
Форма, висящая на плечах манекена, выглядела куда новее, чем затасканная одежда солдат, которых он видел вчера: темно-синий мундир застегивался на яркие медные пуговицы. На плечах красовались эполеты, а рукава заканчивались ярко-красными манжетами с изящной золотой тесьмой. Грудь мундира украшали важные на вид медали и знаки отличия. На одну из рук-веток был накинут широкий черный кожаный ремень, на котором висели ножны, инкрустированные небольшими речными камешками; из ножен торчал, сверкая золотом, эфес сабли с головкой из речной гальки. К ногам манекена были прицеплены темные зауженные брюки с серебряным кантом.
Кертис неверяще уставился на костюм.
— Это мне? — спросил он. Удивление вспышкой разошлось по всему телу, и желудок сделал сальто. Койот кивнул и принялся стаскивать форму с манекена. Закончив, он встряхнул ее за плечи так, что медали зазвенели, и принялся терпеливо ждать, пока Кертис встанет.
Комната закачалась, как только мальчик поднялся, и ему пришлось тут же схватиться за подлокотник трона. В голове мягко пульсировала боль. Его осенило, что это, должно быть, из-за напитка, которым его вчера угостила губернаторша. Язык будто теркой скребли, но это ощущение отошло на второй план, как только он осознал, что происходит.
— Зачем она хочет, чтобы я это надел? — спросил он, разглядывая мундир. Дома у него над кроватью висел плакат, в подробностях изображавший форму, которую носили британские гусары во времена Крымской войны.[3] Перспектива нарядиться в то, что ему принесли, была, что и говорить, волнующей.
— Вам придется спросить у нее самой, — нетерпеливо ответил койот. — Я просто выполняю приказ.
— Мне же не придется ни с кем сражаться? — с подозрением спросил мальчик, внезапно представив, как вступает в яростную схватку с кем-нибудь из здешних. Ему подумалось, что в фильмах и комиксах такие вещи происходят на каждом шагу. — Я не могу. Я пацифист, — добавил он. Его приятель Тимоти Эмерсон, щуплый младшеклассник, однажды ответил так, когда его спросили, почему он не дал сдачи старшим, которые столкнули его с турников на перемене. Тогда эта фраза показалась ему значительной.
Койот не ответил, только еще раз встряхнул форму и кашлянул.
— Сабля, конечно, очень красивая, — признал Кертис, любуясь торчащим из ножен эфесом. — Можно посмотреть?
Койот положил пальто на помост и, вытащив саблю из ножен, с профессиональной ловкостью подал ее Кертису рукоятью вперед. Тот принял клинок и взмахнул им — он оказался тяжелее, чем выглядел. Лезвие, сделанное из хорошо отполированной серебристой стали, было длиной примерно с предплечье мальчика. В металлической поверхности отражались огни мерцающих светильников. Кертис сделал саблей восьмерку в воздухе. Вес клинка в руке, хоть и непривычный, тут же взбудоражил его воображение — в это мгновение он был уже не Кертисом Мельбергом, сыном Лидии и Дэвида, жителем Портленда, штат Орегон, любителем комиксов, отверженным одиночкой. Он был Тареном Странником,[4] он был Гарри Флэшменом.[5] Кертис сжал эфес в ладони и, прищурившись, поглядел на койота.
— Ладно, — сказал он, — помогите-ка мне все это надеть.
Глава восьмая
Поймать атташе
Относительную тишину двора нарушили двое слуг в ливреях, которые открыли стеклянные двери и пригласили Прю и Ричарда в фойе. Те замерли, едва ступив на порог. Перед ними бурлила кипучая деятельность: залу наводняло целое море людей и животных — одни бродили туда-сюда и горячо спорили друг с другом, другие поспешно сновали по гранитному полу во всех возможных направлениях. Вокруг гудел, кажется, миллион голосов, и от попыток хоть что-нибудь разобрать у Прю тут же закружилась голова.
Многие из присутствующих, в основном одетые в официальные черные костюмы и при галстуках, держали под мышкой пачки бумаг и были окружены небольшой толпой, тоже парадно одетой и отчаянно старающейся не отбиваться от стаи. Единственным препятствием на пути этого непрекращающегося суматошного движения была ослепительно белая центральная лестница, которая поднималась над блестящим полом в шахматную черно-белую клетку. На лестничной площадке, засунув раздвоенные копыта в проймы жилета, стоял бородавочник в зеленом бархатном костюме; вокруг него собралась небольшая группа слушателей. Возле мраморного бюста какого-то важного на вид господина яростно спорила пара чернохвостых оленей в галстуках и рубашках в тон хвостам. На постаменте бюста сидела, кивая, белка.
Время от времени общее внимание обращалось к одному человеку — седеющему мужчине в бифокальных очках, который проносился через зал, опасливо прижав к груди устрашающую кипу бумаг и светло-коричневых папок. Стоило ему войти в комнату через одну из дверей и устремиться к противоположной, как все бросали свои дела и отчаянно старались до него докричаться. Мужчина же неизменно игнорировал все попытки, и, как только он исчезал за очередной дверью, зал снова возвращался к кипучей деятельности.
Наконец Ричард заговорил:
— Думаю, вот его тебе и надо. Это атташе губернатора.
Подняв на Ричарда взгляд, Прю заметила, что он ошеломлен не меньше, чем она сама. Глубоко вздохнув, девочка подала старику руку.
— Думаю, дальше я справлюсь сама, — сказала она. — Вам нужно письма доставить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});