Он вернулся в кафе, где его ожидал верный Фридрих Ульман.
— Знаешь ли ты еврея по имени Симон Клейн? — спросил сыщик.
— Конечно,— ответил Ульман.
— Что он собой представляет?
— Мало хорошего. Старьевщик, ростовщик, при надобности скупщик и укрыватель краденого; я полагаю, этого достаточно, чтобы обрисовать его с головы до ног?
— Так я и думал,— пробормотал Драгош, казалось, погруженный в глубокие размышления. После недолгого молчания он спросил: — Сколько у нас здесь людей?
— Около сорока,— ответил Ульман.
— Этого хватит. Слушай меня внимательно. Надо перечеркнуть все, о чем мы говорили утром. Я меняю план. Чем дальше, тем больше я предчувствую, что дело, где бы оно ни произошло, случится при мне.
— При вас? Не понимаю.
— Это тебе ни к чему. Расставить людей попарно на левом берегу Дуная через каждые пять километров, начав за двадцать километров ниже Пресбурга. Их единственная цель — наблюдать за мной. Заметив меня, последняя пара любым способом достигает передней пары, опережает ее на пять километров и так далее. Понятно? И чтоб они не зевали!
— А я? — спросил Ульман.
— А ты устраивайся, чтобы не терять меня из виду. Когда я буду в лодке посреди реки, это не так трудно… Что же касается твоих людей, то они, отправляясь на посты, должны быть возможно лучше осведомлены. В случае надобности тот пост, который узнает о важном событии, должен назначить место сбора и предупредить других.
— Понятно.
— Отправляйтесь в путь сегодня вечером, чтобы завтра я нашел людей на постах.
— Они там будут,— сказал Ульман.
Два или три раза Карл Драгош без устали повторял свой план и, только когда уверился, что подчиненный отменно понял, решил вернуться на баржу; уже наступил вечер.
В кафе на противоположной стороне площади двое гулявших по Пратеру не прекращали свою слежку. Они видели, как Драгош вышел из кафе, но не поняли причины, потому что Илиа Бруш не привлек их внимания, как и всякий другой прохожий. Их первое движение было пуститься в погоню за Драгошем, но то, что Фридрих Ульман остался в кафе, их удержало. Успокоенные, они решили ждать, в уверенности, что Карл Драгош снова объявится здесь.
Возвращение сыщика доказало, что они поступили правильно, и, когда Драгош нырнул к Ульману в кафе, они оставались на страже вплоть до момента, покуда начальник полиции и его подчиненный не расстались.
Предоставив Ульману спокойно направиться к центру, два субъекта снова прицепились к Карлу Драгошу и проследовали за ним. После сорокапятиминутной ходьбы они остановились. Уже показалась линия деревьев, окаймлявшая берег Дуная. Не было сомнений, что Драгош возвращается на свое судно.
— Бесполезно идти дальше,— сказал младший.— Теперь мы знаем, что Карл Драгош и Илиа Бруш одно и то же лицо. Доказательства надежны, а следуя дальше, мы рискуем, что нас самих заметят.
— Что же теперь делать? — спросил его компаньон с наружностью борца.
— Мы еще об этом поговорим,— ответил другой.— У меня есть идея.
Пока эти двое так усердно занимались особой Карла Драгоша и вырабатывали планы, исполнение которых откладывалось не слишком далеко, сыщик возвратился на баржу, не подозревая о том, что за ним самим следили весь этот день. Он нашел Илиа Бруша, поглощенного приготовлением ужина, вскоре они разделили трапезу, как обычно.
— Ну, господин Иегер, довольны вы прогулкой? — спросил Илиа Бруш, когда трубки начали выпускать тучи дыма.
— Восхищен,— ответил Карл Драгош.— А вы, господин Бруш, не изменили своих намерений и не решились немножко прогуляться по Вене?
— Нет, господин Иегер,— заверил Илиа Бруш.— Я здесь никого не знаю. Пока вы отсутствовали, я даже не выходил на берег.
— В самом деле?
— Да, это так. Я не покидал лодки, где у меня, впрочем, хватило работы до вечера.
Карл Драгош ничего не сказал. Мысли, внушенные явной ложью хозяина, он предпочел сохранить при себе.
Глава VIII
ПОРТРЕТ ЖЕНЩИНЫ
Отправившись за два часа до рассвета, Бруш не остановился в Пресбурге[24], хотя объявил об этом накануне. Двадцать часов отчаянной гребли позволили ему спуститься на пятнадцать километров ниже этого города, и после краткого отдыха он возобновил сверхчеловеческие усилия.
По-прежнему Илиа Бруш не считал себя обязанным объяснять господину Иегеру, почему так лихорадочно стремится ускорить путешествие; хотя интересы пассажира серьезно страдали, он, со своей стороны, верный данному слову, не проявлял никаких признаков досады, какую должен был испытывать от такой поспешности.
Занятия Карла Драгоша отвлекали, впрочем, внимание господина Иегера. Маленькие неприятности, которым мог подвергнуться второй, ничего не стоили в сравнении с заботами первого.
В это утро, 26 августа, Карл Драгош сделал, в самом деле, еще одно наблюдение, совершенно необычное; вместе с фактами предшествующих дней оно глубоко его смутило. Случилось это около десяти утра. Карл Драгош, погруженный в размышления, машинально смотрел, как Илиа Бруш, стоя на корме баржи, греб с упорством рабочего вола. Истекая потом, он бросил к ногам меховую шапку, которую обычно носил, и яркий солнечный свет насквозь пронизывал его обильную черную шевелюру.
И тут Карл Драгош приметил особенность, весьма странную: Илиа Бруш был брюнетом, но лишь частично. Черные на концах, его волосы у корней оказались на несколько миллиметров белокурыми.
Природное явление? Возможно. Но вероятнее, вовремя не возобновлена окраска волос.
Сомнение исчезло утром следующего дня: волосы Илиа Бруша потеряли двойную окраску; рыболов заметил свою небрежность и ночью исправил ее.
Эти глаза, так тщательно скрытые за непроницаемыми стеклами, эта явная ложь на венской пристани, эти белокурые волосы, превращенные в черные, эта непонятная поспешность, не совместимая с объявленной целью путешествия,— изрядная совокупность улик, из них следовало бы заключить… В самом деле, но что же следовало заключить? Карл Драгош не мог связать факты одной веревочкой. Поведение Илиа Бруша казалось подозрительным, но какой отсюда можно сделать вывод?
Карл Драгош упорно раздумывал над предположением, высказанным как бы в шутку. Сначала веселый серб Михаил Михайлович, потом собеседники в ратисбонском отеле говорили, независимо друг от друга, что под маской лауреата скрывается атаман шайки злодеев, терроризирующей целый край. Но стоит ли всерьез рассматривать гипотезу, если сами авторы вовсе не считали ее вероятной?