— А вон там видишь, где дымок кучерявится, — Савелий указывал пальцем, чуть левее колокольни, — там деревня староверов, туда мы после дел наших праведных и наведаемся.
— Что это за река, брат Савелий? Как называется?
— Местные зовут её Ужица, может потому, что больно круто извивается. Но река эта бесполезная, рыбы в ней почти нету, а вот комарья тучи…
Они спустились с пригорка, но в монастырь не пошли, а обошли его стороной и вышли на небольшое кладбище, окружённое густым колючим кустарником. Здесь монах снял шапку, три раза перекрестился, огляделся и убедившись, что вокруг никого нет, достал из кустарника лом и лопату. Немного постояв, он подхватив инструменты отправился в дальний угол кладбища, Саша перекинув рюкзак с одного плеча на другое, последовал за ним.
— По-моему тут… — Савелий опять перекрестился, поплевал на руки и не мешкая стал ломом ковырять мёрзлую землю.
— А что мы ищем-то?
— Здесь могилка заготовлена пустая, хрон то есть, для денежек…
Вскоре он действительно нашёл край деревянного настила присыпанного землёй и снегом.
— Ну-ка подмогни мне Саша, лопату вот сюда вставляй, — он ломом приподнял край настила и Саше удалось вставить в образовавшуюся щель краешек лопаты.
За несколько часов работы им удалось полностью снять землю с настила и открыть неглубокую яму. В ней оказался добротно сколоченный ящик, просмоленный снаружи и выложенный жестью изнутри.
— Это чтобы мыши не сгрызли, — объяснил Саше Савелий, поправляя металлическую оббивку. Потом он стал доставать из рюкзака пачки денег и бережно укладывать их в ящик, при этом не забывая их пересчитывать и послюнявив огрызок карандаша, делать записи в тонкую ученическую тетрадку. Саша между тем обошёл всё кладбище, читая скупые надписи на беленных известью крестах. Мороз отпустил свою мёртвую хватку и хотя от земли всё ещё тянуло холодом, в воздухе чувствовалось дыхание весны. Вместе с тем, грустный пейзаж нагонял тревогу и тоску.
— Ну вот и справились с Божией помощью, — проговорил монах закрывая ящик тщательно подогнанной крышкой, — осталось совсем за малым…
Саша насторожился и сделал два маленьких шага назад. Это не укрылось от острых глаз Савелия:
— Ты не менжуйся парень! Я своих старых мокряков замолить не могу, к чему мне новые? А что внимательный так это правильно, молодца! Теперь смотри вот…
С этими словами Савелий вывалил из рюкзака на крышку ящика пачки денег, затем аккуратно разделил их на три равные части:
— Это подельникам твоим, здесь по пять кусков каждому, Фадею, эскимосу и девахе… Всё по понятиям, как Вор в маляве приписал. А это тебе, — он протянул Саше целлофановый пакет с фунтами, — уж не знаю сколько это в наших рубликах, но это твоя доля… — и помрачнев добавил, — твоя и Мамонта, упокой Господь его грешную душу…
Пока солнце стояло в зените, они закончили с хроном — обсыпали ящик землёй, всё плотно утрамбовали вокруг, затем накрыли настилом, присыпали землёй, а сверху снегом. Осмотрев законченную работу, монах остался ею доволен. Когда кладбище осталось позади, он неожиданно остановился и не оглядываясь, внезапно охрипшим голосом сказал:
— Ты бродяга место это забудь… Выбрось из головы и не вспоминай никогда, понял? Ты по ходу должен рядом с общаком лежать…
Деревня староверов называлась Венедиктовка и насчитывала две дюжины добротных ухоженных домов, амбар для скотины, избу-молельню с резной, острой крышей и колодец на выложенной плоскими камнями площадке. Савелий здесь хорошо ориентировался, видимо бывал здесь часто, даже местные собаки, обычно злые и сварливые, не обращали на него внимание. Он сразу повёл Сашу в дом к Роману Григорьевичу Венедиктову, старейшине древнеправославной старообрядческой общины. Хозяин, сухой, как жердь, но крепкий старик с седой окладистой бородой, уже ждал их на крыльце. Расцеловавшись с монахом, он радушно пригласил Сашу в дом отдохнуть с дороги. В доме было тепло и уютно, приятно пахло свежим хлебом, в печке ровно потрескивали дрова. Пока Роман Григорьевич и Брат Савелий тихо молились, Саша умылся в сенях, попил кваса, снял сапоги, присел на лавку и облокотившись спиной на тёплую печь незаметно для себя уснул под монотонные бормотания монаха и хозяина. Разбудили его когда за окном уже посерело, Саше казалось что спал он всего несколько минут, хотя на самом деле прошло целых три часа. Натянув подсохшие сапоги он встал, подтянулся, как человек который долго сидел без движения и подошёл к сидящим за столом мужчинам. Хозяин тут же жестом пригласил его к столу.
— Присаживайся гость, попей чайку, разгони тоску, — обратился он к Саше, — расспрашивать ни о чём не стану, коли пожелаешь сам расскажешь…
Между тем жена хозяина Катерина Андреевна поставила перед Сашей блюдце с сушками и брусничным вареньем и чашку с душистым горячим чаем. Говорили в основном брат Савелий и Роман Григорьевич, они сетовали на сухой глинозём да позднюю весну, но более всего молодёжь, не желающую жить в истинной вере…
Через час монах и Саша тронулись в обратную дорогу. Не мешкая хозяйка приготовила им с собой гостинцев, которые заботливо уложила в рюкзак, сверху она положила ночную сорочку с вышитым на груди мудрёным узором, меховую безрукавку и толстый шерстяной шарф.
В сруб они вернулись когда солнце размытым пятном едва коснулось горизонта Теперь на столе появилась ещё тёплая картошка в обвязанном полотенцем казанке, несколько головок чеснока, десяток сваренных вкрутую яиц, банка маринованных грибов и целый кулёк с пирогами. Пока беглецы с аппетитом налегали на еду, Савелий запарил кипятком принесенную с собой траву и протянул отвар Валере.
— Ох и хороша знахарь-трава, здесь только ей и спасаемся, простуду ею гоним и сил от неё набираемся… — по избе плыл густой аромат мяты, мёда и ещё чего-то неуловимого, но очень приятного, — опять-таки от мошкары, комарья всякого защита…
Утром монах увёл Фадея и Валеру, которому действительно полегчало за ночь, в монастырскую баню.
Пока Ольга собиралась в дорогу, Саша выгреб из печи легко тлеющие угли, подмёл в избе и вынес мусор на улицу. Вскоре и они тронулись в путь.
Через густые облака изредка прорывались тонкие лучи солнца, обгоняя друг друга они летели с неба и как только касались стылой земли вмиг растворялись, как сахарные крупинки в стакане кипятка. Они шли взявшись за руки.
— Мне всё время кажется, что всё это происходит не с нами и не здесь, — Ольга аккуратно переступила через небольшую кочку, — а будто с другими людьми и в другой, параллельной что ли жизни. А мы как бы наблюдаем за всем этим со стороны…