стрелы в страшное оружие.
Мена тоже услышал приказ командира отряда.
— Пригнись к шее коня, о царевна! — крикнул он, но девушка, которая тоже не жаловалась на слух, и так зарылась лицом в гриву своего вороного.
Сердце её стучало быстрее конских копыт и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
Жар солнца. Холод ветра. Гул земли. Запах полыни. Пение ядовитых стрел.
Над головой. Иной раз — над самым ухом.
Впереди показался десяток конных копьеносцев. За ними, примерно в схене — второй, уже в другой форме.
Неужели разъезд? Граница? Иначе одетые воины — финикийцы!
Их даже на беглый взгляд было намного больше, чем египтян. Человек тридцать…
Только бы прорваться!
Стрела свистнула и вонзилась в плотную кожу седла, чудом не задев ногу. Агниппа вскрикнула от ужаса, выдернула стрелу — и, отшвырнув её, отчаянно замолотила пятками по бокам вороного.
Она чувствовала, что седло стало липким от стёкшего с наконечника яда. Ноздри раздражал резкий, непривычный запах.
Со сжимавшимся от жалости к вороному сердцем Агниппа пустила в ход плеть. Никогда раньше она не позволяла себе бить своего скакуна.
— Прости, милый… Ещё чуть-чуть… Прости… — шептала она, нахлёстывая конские бока. В глазах её стояли слезы.
Вороной понёсся как ураган. С удил закапала белая пена.
Он поравнялся с конем Мена.
Вырвался на полкорпуса…
Обогнал…
До Агниппы с леденящим ужасом дошло, что она оказалась впереди.
Неумолимо приближаясь к воинам разъезда.
Боги, что делать?..
Начальник египетского пограничного отряда давно наблюдал за приближающимися всадниками. Здесь, в диких степях, одним из немногих развлечений было побиться об заклад, чей конь быстрее, потому скачки тут давно стали любимой забавой.
Его люди тоже с интересом наблюдали за погоней, которую принимали за состязание.
— Хорошо идут, — мечтательно протянул командир. И обратился к ближайшему солдату, не отрывая глаз от всадников: — Как думаешь, Хеза, кто придёт первым? Особенно вот эти двое. Они далеко опередили остальных. Что за кони! Ах, что за кони! Как идут! Как легко, быстро… изящно! Как думаешь, кто — белый или вороной?
Пограничный отряд остановился.
— Не знаю, — ответил Хеза. — Но одно могу сказать с уверенностью: остальные от них безнадежно отстали.
Солдаты заспорили, кто победит. Делали ставки. Уже появились любимцы. Болельщики кричали и подбадривали.
— Гляди, вороной вырвался! Ну быстрей, быстрей!!
— А, Сетх!.. Белый отстает!.. Ну давай, давай чуток! Ну!.. Куда ж ты ему позволяешь?!
Финикийцы тоже с интересом глядели на «состязание», хотя и не столь бурно выражали свои эмоции.
Между финикийским и египетским разъездами пролегало всего около схена[9]. Нейтральная земля. Граница…
Командир вдруг схватил Хеза за руку.
— Смотри-ка! Да ведь в них стреляют! Это не скачки, это погоня! Ну-ка, ребята, оружие наизготовку! Попытаются объехать — мы им объедем!..
Отряд ощетинился копьями навстречу девушке. Их наконечники ослепительно сверкали под полуденным солнцем.
От ужаса Агниппа уже не могла думать. Сзади погоня с отравленными стрелами, впереди разъезд!
Не сознавая, что делает, девушка послала коня в прыжок — и перелетела через копья над головами ошарашенных стражников. Тут же, не дав им опомниться, за ней последовал Мена на своём белом коне.
Финикийцы в некотором замешательстве взирали на это. Их командир колебался: надо ли помогать египтянам ловить беглецов — или нет.
Агниппа, не пытаясь уйти, мчалась прямо к его отряду — и на всем скаку бросила командиру кошелёк с золотом.
— Отъедем, ребята, — негромко велел финикиец своим солдатам, ловко подхватив мешочек. — Зачем мешать добрым людям?
Они, посмеиваясь, отвели коней в сторону.
Вороной Агниппы пересёк границу — и вдруг, захрапев, рухнул. Девушка едва успела соскочить — и изумлённо обернулась на верного скакуна.
Стрела. Последняя стрела. Она ещё покачивалась, вонзившись в его ногу.
Преследователи больше не стреляли, опасаясь попасть в своих.
Увы, последний выстрел достиг цели. Благородное животное погибло.
Мена остановился, протягивая царевне руку со своего седла.
Девушка лихорадочно оглянулась. Нет, им нельзя вдвоём на одном коне…
Решение пришло мгновенно. Она подбежала к начальнику финикийского разъезда.
— Умоляю, дайте коня!
Второй мешочек с деньгами скользнул ему в руку.
Финикийцы — известные торгаши. Ради денег они готовы на всё. Поэтому многие и презирали их — как хитрый, лживый и продажный народ.
Начальник разъезда взвесил кошелёк на ладони — и махнул одному из своих солдат:
— Спешиться!
С любезной улыбкой командир предложил освободившегося скакуна девушке.
Дивный конь! Золотисто-буланый, поджарый, изящно гарцующий.
Агниппа вскочила в седло и подъехала к Мена.
Всё это не заняло и минуты.
Патруль, преследовавший беглецов, тем временем доскакал до пограничного разъезда, и оба отряда приблизились к финикийцам. Похоже, они просто собирались арестовать Мена и Агниппу, но командир «детей ветра» преградил им дорогу.
— Эй, приятель, куда едешь? Здесь уже Финикия!
— А ну, с дороги! Ты способствуешь бегству важных государственных преступников. Я требую их выдать правосудию! — не смутился начальник патруля — высокий седеющий человек с горделивой осанкой.
Финикиец — поджарый и смуглый, с живыми и острыми карими глазами — оглянулся на свой отряд, примерно на треть превосходящий оба египетских — и по губам его скользнула насмешливая улыбка.
— Вздор. Может, в Египте они и преступники, но в Финикии они ничего не сделали, они — честные люди… — он, ничуть не смущаясь, любовно поглаживал кошельки, данные Агниппой, которые успел спрятать за поясной ремень.
— Мерзавец! — уже не сдерживаясь, возмущённо рявкнул египтянин. Он тоже понимал, что соотношение сил не в его пользу. — Где же твоя честь?! Ты их пустил только потому, что они дали тебе взятку!
Финикиец откровенно расхохотался, запрокинув голову.
— Моя честь? Вот как? Моя честь! Ишь, какой благородный. А чем мне семью кормить прикажешь? Жену, детей? Честью? Проваливай, если ничего умнее не придумал. А то ведь, неровен час,