У здания лазарета Бурятского отряда. 1915 г.
Но вот Олита. Много евреев. Сколько, сколько выслано уже их с фронта. Ковно совсем опустело. Из 10 магазинов – 9 закрыто, ибо принадлежали выселенным евреям, и всё же много евреев осталось. Когда поездишь по здешним отрубам, где крестьянин знает только свою семью и свою землю, не интересуется тем, что делается ни в большом свете, столь отдаленном от него, ни в менее отдаленном городе, ни в соседнем дворе, находящемся всего в каких-либо 50 саженях, начинаешь чувствовать всю силу, скажу даже необходимость, этого подвижного, всезнающего, оборотистого еврейского элемента. Он восполняет собой пробел, существующий в здешнем строе жизни, разрозненной и лишенной общественности.
Но дальше. В песках Олиты мы чуть было не пропали со своим автомобилем. И здесь я мог оценить нашу машину, которая все же подняла нас в гору по сыпучему песку. Комаров сменил здесь Кожеурова и не на свою удачу. Дорога оказалась тяжелой. Шоссе испорчено и произведенный ремонт бревнами и сучьями, конечно, для автомобиля не на радость. Я боялся, что лопнут рессоры и что внутренности пассажиров так поперепутаются от этой тряски, что потом и не разберешь что к чему. Доктор внутренне кипел, обвиняя всех и всё, особенно Комарова, который хотя действительно не особенно мягко вел машину, но все же справился с задачей не так уж плохо.
В жару самую добрались мы в Симно. Лавки-клетушки с надписями – «Земский Союз – бесплатная чайная», «З. С. – бесплатная амбулатория» и т. д. то здесь, то там сменили закрытые, как видно, еврейские лавки. На перекрестке спрашиваем солдата, где штаб NN корпуса. «Вон в саду против церкви!» Действительно мы находим самого корпусного командира и весь его штаб на лавке у самого шоссе. Долго объясняться не потребовалось. «Я о вас имею телеграмму и вас жду. Хотя я сам и мой корпус уходим, но вас очень ждут мои заместители. Они еще не прибыли, но все же вы можете переговорить с начальником той дивизии, которая уже здесь. Он вам все укажет, да и наш корпусной врач поможет вам разобраться в здешних условиях». От корпусного врача мы узнали много для нас неожиданного. Мы совсем не к тому готовились, снаряжая наш отряд, но об этом в другой раз…
Едем в штаб дивизии. Сначала по шоссе, потом проселком между хуторами. Чистое наказание отыскать искомый двор. Все так друг на друга похожи, что, попав в их среду, скоро теряешься и не знаешь, какой двор уже видел, какой нет. Карта плохо помогает, хотя и 2-х верстка, ибо окопы и проволочные заграждения сделали непроездными пути, обычно кратчайшие и наилучшие. Наконец мы в штабе. На дворе уже встречаем дивизионного врача, который со словами «Мы вас-то и ждали!» – ведет нас к начальнику дивизии и начальнику его штаба. Здесь самый радушный прием. «Я эти организации знаю. Работают не за страх, а за совесть», – сказал начальник дивизии, выслушав мой доклад об отряде. «Мы на вас рассчитываем в следующем», – сказал начальник дивизии мне опять ту неожиданность, которую нам уже преподнесли в корпусном штабе. «Беретесь?» «Нельзя не браться», – ответил я. Через несколько минут мы везли дивизионного врача на своем моторе – у них нет – разыскивать для нас помещение. Нашлось отличное. Квартира железнодорожных служащих на ст. Шестаково, но об этом завтра. Целую, твой М. С.
Олита, вагон, 23 V 1915
Представь себе нашу Иванинскую ж.д. станцию, покинутую внезапно всем составом служащих и занятую затем нашим отрядом, и ты получишь очень близкое представление о нашем устройстве, намеченном в Шестакове. Ж.д. служащие жили с относительными удобствами. Имели водопровод, ванну, цветники, оранжерею, огороды. Всё это покинуто – со льдом в погребах, грядками для шампиньонов в сараях, соленьями и запасами. Когда нахлынули немцы, они всё, конечно, поели. Систематично повыдергали все медные части от дверных ручек и проч., конечно, не мало напачкали. Затем мы вытеснили немцев. Наши войска не раз, а много раз занимали станционные помещения под ночевку. И всё же грядки остались не тронутыми, какой-то паралитик-садовник, живущий где-то в сарайчике, убирает оранжерею и цветники, а начальник станции – бывший – время от времени наведывается, чтобы посмотреть свои кактусы, которые он много лет с любовью выращивал. Вот что показал нам дивизионный врач, и вот где мы наметили расположить наш лазарет. Помещение на редкость в наших условиях удобное. 50 кроватей устанавливаются в двух домах, как надлежит в обычном лазарете, хотя бы и не походном. При необходимости и со стеснением можно положить раненых в три раза больше. Нужно только сжать расположение персонала. Мы, конечно, на этом помещении сейчас же и остановились. Про отношение к позициям я не стану тебе писать, ибо, как ты знаешь, о расположении войск писать не полагается. Скажу тебе только, что нашему лазарету и двум нашим летучкам выпадает играть совсем не ту роль, какую им отводили в Москве и какая обычна в деятельности союзов.
С двух слов мы решаем занять эти помещения. Ввиду особого назначения, какое получает наш отряд, мы можем не стесняться тем, что все эти помещения находятся в полном отчуждении и по какому-то общему распоряжению не могут быть занимаемы под подобные учреждения. Мы немедленно возвращаемся в штаб дивизии, докладываем о выборе, и начальник дивизии не только утверждает выбор, но посылает 15 солдат немедленно приступить к чистке его. В разговоре мы намечаем и места для летучек, но откладываем окончательное решение до прибытия отряда и до открытия лазарета, желая оставить за собой возможность пересмотреть решение, если при более близком знакомстве с положением дел в этом встретится надобность.
21-го – день Константина и Елены, и мы случайно оказались в гостях у именинника. За обедом начальник дивизии подробно расспрашивал про Союз, про его отношение к Земскому Союзу и к отряду П. П. Рябушинского.[39] Обедали офицеры и мы четверо – я, доктор, Кожеуров и Комаров. Когда генерал нас пригласил, вышла смешная вещь. Я было замялся на полсекунды ответом, желая сказать, что мы не одни и что с нами наши товарищи – студенты, шоферы, оставшиеся в автомобиле. Принять приглашение, не обеспечив их приглашение, было невозможно. Доктор же, не понимая моей медлительности и думая, что я намерен отказаться от обеда, чтобы спешить дальше (день 21-го мы провели на рысях), испугался и поспешил заявить, что мы умираем с голода. Это было преувеличение извинительное, ибо мы встали в 5 ч. и до 4 ничего не ели. Я все же своих шоферов вывел и обедали все вместе.
После обеда поехали искать место для склада и вскоре убедились, что всего целесообразнее устроить его в Олите. Оставив Кожеурова чистить наш будущий лазарет, мы втроем двинулись обратно, не зная, где-то встретим наш поезд. Он должен был выйти в 8 часов утра из Ковно и к 8–9 вечера мог придти в Симно. Но его там не было. Справляюсь по телефону – они не проходили еще Олиты. Решил задержать его там, чтобы выгрузить склад. Шлю телеграмму Бимбаеву в Олиту, и мчусь сам на моторе туда же. Было уже темно почти, когда мы подошли к Олите. Мотор опять застрял в песках, чтобы не вытаскивать его зря, я решил сбегать на станцию, узнать, когда можно ждать наш поезд и стоит ли оставаться на станции или лучше занять номер в гостинице. Издали один поезд с повозками и кухнями обманывает наш глаз. Но вот мы в промежуток между вагонами видим на другом пути наш поезд и знакомые физиономии бурят. С радостью встречают нас, с радостью встречаем и мы. В один день удалось все выяснить и наметить работу на ближайшие дни. Завтра закипит работа по устройству склада. «Я замечал, что когда везет, то везет гуртом; я не хочу пропускать случая, когда повезло, и иду сейчас же искать склад!» – говорю я. «Что сделаете во тьме такой?» «А все же». И что же! В соседних с вокзалом казармах мы застали где-то в затерянной комнате, которую никак и отыскать не удавалось, компанию офицеров. Когда я сказал, что мы ищем, какой-то полковник сказал – мы о вас читали в газетах, приходите утром завтра пораньше, и я отведу вам подходящее помещение! Так оно и вышло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});