«Безусловно, умею, юноша. Вы забываете, что я закончил свой жизненный путь опытным магом, профессором, а не желторотым студентом. Не вижу никакой сложности в том, чтобы совместить нужный вам вкус с одним из подходящих для ваших целей заклинаний. «Регенерация», к примеру, вполне сочетается с плетением иллюзии медово-коричного вкуса. Точнее, некоторые её варианты. На создание нового рецепта мне понадобится около двенадцати минут, если я не стану отвлекаться на разговоры и другие вычисления. Вот только вам придётся заново ставить опару для хлеба: с нейтрализацией уже использованного заклинания возникнут трудности».
«Плети свою, конструкцию, мэтр, - сказал я. – В будущем она нам обязательно пригодится. Ведь толку от неё будет больше, чем от этой. Но переделывать сейчас ничего не буду. Пусть порадуются те горожане, что владеют стихийной магией. Да и сколько будет этих новых караваев? Сорок два? Из них три достанутся мне, Полуше и Лошке, а пять мы завтра скормим нашей группе креативных рекламщиков – заодно и опробуем на них очередной вкус: дети притворяться не будут – сразу сообщат, если я где-то напортачил. Кстати, профессор, что там у нас со временем? Когда там явятся главы моих рекламных отделов?»
Шиша, атаманша орудовавшей в Лисьем переулке ватаги детишек, вчера вдруг заявила, что не желает больше передавать плату за услуги по организации рекламной компании главарям других детских шаек. Выразилась она, разумеется, немного иначе, чуть обогатив мой лексикон неприличными, но яркими выражениями. Причину не объяснила – лишь упрямо сжимала губы и отводила взгляд. Но согласилась передать главам моих прочих рекламных отделов приглашение на сегодняшнюю вечернюю встречу. Не знаю, что за кошка пробежала между детишками. Но неволить я никого не собирался – расплачусь с конкурентами Шиши лично.
***
С каждым днём я всё больше убеждался в том, что постэнтический слепок личности мастера Потуса – важнейшая часть моего предприятия. Призрак не нуждался во сне, не знал усталости. А главное: обладал колоссальным опытом в той сфере предпринимательской деятельности, в которой я пока делал первые шаги. Привидение умудрялось следить за работой и пекарни, и магазина. Сообщало, когда в торговом зале заканчивался тот или иной товар, извещало о состоянии теста и степени готовности продукции; а так же сыпало советами и нотациями, не позволяя мне расслабляться.
Вот и сегодня вечером мастер Потус без устали контролировал мою работу. То бубнил о том, что пора вынимать из печи пшеничные караваи, то требовал, чтобы я отнёс Лошке испечённый ещё Полушей ржаной хлеб: дескать, та успеет распродать его до закрытия магазина. Но в мою работу с тестом старый пекарь вмешивался всё реже. И уже не так часто называл «бездельником». Теперь я для него всё чаще был просто «парнем», реже – «лодырем». Именно мастер Потус мне напомнил, что пора отпустить продавщицу. А когда я отправил в печь экспериментальные караваи (медовые с корицей), старик сообщил, что в дверь «ломятся» «малолетние дармоеды».
Шиша сегодня была столь же хмурой и неразговорчивой, как и вчера. Девчонка деловито раздала монеты неизменным представителям своей ватаги, вкратце ответила на мои вопросы о том, «как идут дела». Разделила среди детей хлеб (пять ванильных калачей – я вчера поэкспериментировал с кондитерским тестом). Подзывала мальчишек ко мне: каждый по очереди уже привычно делился впечатлением о новом виде выпечки, деловито сообщал, что «энтот дюже укусный», «лучшее, чем тот, вчерашний». Сама Шиша лишь откусила калач для пробы – остатки, как обычно, спрятала «для дома».
- Вона, ждут, - сказала она.
Пальцем указала на трёх мальчишек, что демонстративно «не вместе, а каждый сам по себе» (выдерживали дистанцию) дожидались разговора со мной под кронами клёнов. Пробивавшиеся сквозь листву лучи заходящего солнца помогли мне рассмотреть знакомые лица: на встречу со мной явились те самые парни, с которыми я беседовал в трактире у Северных ворот. Пацаны смотрели на меня настороженно, точно подозревали подвох. Но в то же время пытались хорохориться, изображая из себя бесстрашных и бывалых. Но тревога нет-нет и появлялась в их взглядах. А руки мальчишек нервно теребили полы одежды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Спасибо, Шиша, - сказал я. – Увидимся завтра.
Девчонка кивнула, дёрнула плечом – дескать, куда же я от неё денусь. Между мной и атаманшей из Лисьего переулка давно установились доверительные деловые отношения. Шиша посмотрела исподлобья на мальчишек-конкурентов. Мне почудилось, что я заметил в её глазах обиду; а ещё – затаённое злорадство. Махнула рукой своим друзьям – повела их прочь от моего дома. Дети на ходу торопливо дожёвывали калачи, о чём-то переговаривались. И так же, как и их предводительница, задевали взглядами явившихся на встречу со мной чужаков – давали тем понять, кто главный на этой улице.
Я дождался, пока ватага местной ребятни скроется за углом дома – жестом подозвал к себе «бригадиров» из других районов. Парни не рванули ко мне по команде. Кивнули, сообщив, что поняли мой сигнал. Соревнуясь в медлительности, вальяжно поплелись в мою сторону: выделывались не передо мной – в первую очередь друг перед другом. Не стал их поторапливать. Время вынимать из печи экспериментальный хлеб пока не пришло. А ссориться с этими двумя я бы сейчас не хотел. Да и понимал, что они не пытались обидеть меня – набивали себе цену, прежде всего, не передо мной, а в глазах своих конкурентов.
Три атамана замерли на приличном расстоянии от меня. Поздоровались – каждый на свой лад. Стали так, чтобы можно было спокойно со мной разговаривать. Но в то же время продемонстрировали, что не очень-то мне доверяют – как и друг другу. Горевший над входом в мой дом фонарь осветил их лица. Мальчишки смотрели на меня с затаённой опаской, с напускной уверенностью и вполне искренним любопытством во взглядах. Каждый из этой троицы лицом мало походил на двух других. И всё же для меня они выглядели едва ли не братьями: лохматые, чумазые, неопрятно одетые.
Я не собирался вести с парнями беседу – лишь хотел передать им оплату за минувший день. Каждому отсчитал по двадцать монет (гарантированные ежедневные выплаты). Порадовался, что старый пекарь сейчас не видел, как я раздавал «наши» деньги «малолетним оборванцам». Как атаманы распределят эти деньги среди представителей своих ватаг – не моя забота. Да и вообще: от детишек из соседних районов меня больше всего интересовала информация о заработанных ими премиальных. С премиями я разбирался в порядке очереди. Указал рукой на паренька, что занял позицию справа от меня.
- Сколько?
Тот без пояснений понял, что именно я имел в виду.
- Сёдня токо два раза: больно уж злая тётка там работает – кидается на пацанов, аки та змеюка.
Парень пожал плечами, печально вздохнул.
Я вручил ему шесть монет для «героев».
- Четыре, - сказал следующий «бригадир».
Показал мне четыре пальца.
Я сунул руку в кошелёк. Но вдруг замер. Вновь уставился на мальчишку. Мне почудилось, что на лицо всё ещё оттопыривавшего пальцы паренька легла тень. Нет, не тень: его нос и щёки продолжали блестеть в свете фонаря. Но что-то в парне, безусловно, изменилось. Да так, что у меня от этих перемен вздыбились на руках волоски и пробежали по спине мурашки. Я присмотрелся внимательно. Надеюсь, малолетние атаманы не заметили, как я вздрогнул. Два других парня не изменились – нетерпеливо переминались с ноги на ногу. А вот тот, что стоял по центру…
«Что это с ним, мэтр? Охренеть можно. Глянь на его глаза! Меня глючит, или они действительно изменились? Чёрные. Жутковато выглядят. Как в том фильме про одержимых. Это… обман зрения? Или в парне завелась какая-то хрень? Нечисть или… ещё что-то? Радует, что я не так давно опорожнил мочевой пузырь – сейчас мне просто нечем намочить штаны».
«У этого явления есть более простое объяснение, юноша, - сказал профессор Рогов. – Вы наблюдаете действие заклинания «чувство лжи». То самое изменение цвета, о котором я вас предупреждал. В вашем случае, изменили цвет глаза собеседника – та их часть, которую вы именуете белками, хотя я почти уверен, что учёные вашего мира называли эту область глаза иначе».