нем живяше, правда же и истина с ним ходиста, бе бо всему хитр". Эта яркая характеристика в тех же выражениях прилагается ко многим святым князьям, в том числе и к Александру Невскому доказательство ее идеальной типичности для этого чина святости.
Как мученик за веру (в Уставе московского Успенского Собора XVII века он именуется даже "великомучеником") чтится Георгий (Юрий) Всеволодович, великий князь Владимирский, павший в бою при Сити за несколько дней до убиения Василька. Народное почитание или рука книжников вносили в число русских святых многих князей, погибших в Батыево нашествие: семью князя Юрия, его супругу, сыновей и их жен, убитых при взятии Владимира, рязанских князей Феодора и Евпраксию, которая разбилась, бросившись с терема вместе с малолетним сыном, блюдя свою чистоту. Но они никогда не были канонизованы.
Бесспорным мучеником и самым почитаемым из святых князей после Бориса и Глеба был Михаил Всеволодович Черниговский, казненный с боярином Феодором в Орде 20 сентября 1246 г. Сказание о нем, составленное современником, вошло в летопись. Это не житие в собственном смысле, а повесть о "мучении" лишь с кратким житийным введением. Во введении говорится о любви князя к Богу "от юныя версты", о кротости и мило сердии к "убогим" и о презрении им суетной славы, которая "хужше (тоньше) паутины" (из жития св. Бориса). Во время Батыева нашествия Михаил убил "царских" послов и бежал в Угры. Вернувшись в разоренный Киев, он едет в Орду по требованию Батыя. Его смерть могла бы быть понята как политическое наказание, но особые обстоятельства, с нею связанные, делают ее актом христианского мученичества. Князь не обнаружил героизма во время военной опасности. Он бежал, оставив без обороны Киев, подведенный им самим под гнев Батыя. Теперь он едет добровольно в Орду на верную смерть. Он знает, что русские князья и бояре в Орде должны проходить "сквозь огнь и поклониться кусту и огневи и идолом их". Его "отец духовный" Иоанн убеждает "не прельщаться славою света сего, не кланяться кусту… и не принимать ничто же в уста своя скверны". Михаил и Феодор объявляют себя готовыми пролить свою кровь за Христа и за веру христианскую. Иоанн посылает их на смерть: "Вы будете в нынейший век новоявленные мученики Христовы".
В Орде нет и речи о гневе за старые грехи. Батый хочет обещаниями уговорить князя подчиниться обычаю но примеру прочих князей. Михаил отвечает словами, в которых резко разделяет (в отличие от других ордынских мучеников) религиозное и политическое: "Тебе царю кланяюся, понеже ти поручил Бог царствие света сего; а ему же сии кланяются, то аз не кланяюсь". Находившийся в Орде внук его Борис, князь Ростовский, бояре умоляют его покориться; бояре обещают даже принять на себя его вину: "Вси за тя епитимью приимем, княже, со всею областию своею". Михаил отвечает: "Не хощу только именем зватися христианин, а дела творити поганых". Умирая, князь с Феодором поют о подвиге мучеников. Чудесные знамения прославляют их кончину. Тела их лежали много дней "неврежени", над ними "столп огнен явися… и пение ангельское слышаху".
Не мучеником, но страстотерпцем был князь Киевский Игорь Ольгович, убитый киевлянами в 1147 г. Свергнутый с Киевского стола после двенадцатидневного княжения Изяславом, он сидел в "порубе", то есть в темнице. Тяжко заболев, он просит о разрешении принять схиму: "Пусти мя, брате, пострищися, зане была ми на се мысль еще и во княжении моем: ныне же в нужи сей болен есмь вельми и живота си не чаю". Но после пострижения (с именем Георгия) князь выздоровел и последние месяцы жизни провел в киевском Феодоровском монастыре. В сентябре 1147 г. киевляне, не любившие его, как и Ольговичей вообще, составили вече и решили убить Игоря. Напрасно уговаривал их митрополит, князь и бояре. Толпа ворвалась в монастырь и выволокла инока Георгия из храма во время литургии. Князь Владимир с братом отбили у толпы ее жертву и привели во двор своей матери. Но народ вломился во двор и убил несчастного в сенях терема. Потом толпа надругалась над телом: привязали за ноги веревки и, протащивши через город, бросили на Подоле нагим и окровавленным. Во время погребения его гроза и другие знамения напугали киевлян и вызвали полный перелом в отношении к нему. Уже тогда многие начали чтить его как святого. Через три года тело князя перевезено в родной Чернигов, где новое чудо удостоверило его святость.
Мы не имеем отдельного жития князя Игоря; рассказ о его убиении находим в летописи. Из того обстоятельства, что святой князь чтится не с монашеским, а с мирским своим именем, заключаем, что Церковь причисляет его не к князьям-инокам, а к князьям-страстотерпцам.
Политическая деятельность князя Андрея Боголюбского († 1175) по разному расценивается современниками. На юге ему не могли простить погрома Киева, на севере Ростов и Суздаль были оскорблены возвышением Владимира. Вот почему летописные отзывы о нем не всегда благоприятны. Не за свои национальные заслуги князь причислен к лику святых. Церковное почитание его (местное) начинается, по-видимому, лишь с 1702 г., когда были открыты его мощи во Владимире. Но его насильственная смерть произвела такое впечатление на современников, что тогда уже было внесено в летопись сказание о ней, составленное в Вышгороде, как предполагают, Кузьмищем-Киянином, одним из слуг князя, или, по крайней мере, с его слов. Автор сказания уже называет князя святым, мучеником, страстотерпцем, сравнивает его со святыми Борисом и Глебом, из жития которых делает заимствования. Он прославляет благочестие князя, его усердие к Церкви, построение храмов. Особо отмечается его милостыня — чертами, напоминающими князя Владимира: "Веляшет по вся дни возити по городу брашно и питие разноличное больным и нищим на потребу". Автор представляет своего князя, подобно Борису и Глебу, готовым на мученическую смерть: "Вражное убийство слышав наперед… и ни во что же вмени". Правда, как видно из описания автора, князь геройски защищается от своих убийц, но недаром он перед смертью вспоминает Горясера, зарезавшего Глеба. Ночное нападение на безоружного, убийцы из числа близких, им облагодетельствованных слуг, ужасная сцена борьбы, многочисленность ран, предсмертная молитва недобитого князя — все вызывает ужас и сострадание, как к заколаемому "агнцу". Плач верного Козьмы над нагим, брошенным телом вторит заплачкам Борисова жития. Если автор, кто бы он ни был, дал характеристику святого князя, сильно расходящуюся с его исторической ролью (подчеркивая его "кротость"), то и в этом видно его желание привести образ князя к типу страстотерпцев.
Страстотерпцем кончил свою жизнь в Орде (1318) тверской князь Михаил