Читать интересную книгу "Тайны, что мы храним - Ана Вудс"

того же мнения невозможно, а нам этого и не требовалось, ведь мы знали, как сильно друг друга любим. Любили. А я и по-прежнему люблю.

Даже когда прозвучал последний звук, я не сразу открыла глаза. Меня держали самые прекрасные воспоминания.

– Неудивительно, что ректор Кавано разрешил тебе пойти на продвинутый курс. – Голос Тристана вернул меня к реальности. Его присутствие вызвало во мне радость, но мне хотелось еще немного побыть наедине с мыслями о Люси.

Я подняла веки и повернулась к двери, где стоял скрипач, вальяжно скрестив руки на груди.

– Спасибо.

Его широкая улыбка на пухлых губах заражала.

– Я рад, что мы готовим проект вместе. Из нас выйдет отличная команда.

Он провел рукой по густым волосам и вошел в репетиционную. Мы заранее договорились, что он зайдет после моего занятия, чтобы сверить расписания и выбрать подходящее для работы время.

За последние полтора часа Тристан успел переодеться: светло-коричневый вязаный свитер и темные брюки чинос очень ему шли. Шерстяное пальто он снял и перекинул через плечо: в здании было довольно тепло, верх не требовался, однако общежития находились слишком далеко, чтобы его не носить, по крайней мере осенью.

– Согласна. – Я встала, закрыла крышку, собрала ноты и засунула их в сумку. Зачем я вообще каждый раз брала их с собой, оставалось для меня загадкой, ведь я могла играть большинство произведений и без них.

– Кстати, о мелодии, – начал Тристан и прокашлялся. Он звучал немного неуверенно. – Она красивая, но грустная. У нее есть какое-то конкретное значение?

На долю секунды я оцепенела. Подняв взгляд, я увидела на лице Тристана смущение. Он знал, что его вопрос неуместен. Музыка – очень личная, почти интимная вещь. В композицию закладывают все свои чувства, это похоже на стриптиз души.

– Прости, было глупо с моей стороны, – добавил Тристан, прежде чем я успела что-либо ответить.

– Ничего, – сказала я и ободряюще улыбнулась. Все равно мне не хотелось останавливаться на этой теме или углубляться в нее. – Куда пойдем? Я бы предложила остаться и обсудить наши встречи здесь, но помещение уже занято, а мне бы не хотелось еще раз встречаться с этой противной девчонкой.

Тристан неожиданно начал смеяться – невероятно красивый звук: глубокий, звонкий, запал мне прямо в душу и наполнил теплом.

– Понимаю. Здесь много… скажем так, особенных.

Я вздохнула.

– Это я уже заметила.

– Но мы не все такие, есть и парочка терпимых. – Он подмигнул.

– Сам себя не похвалишь – никто не похвалит, – с усмешкой ответила я.

– А кто сказал, что я о себе?

Я подхватила его смех. Тристан был… интересным? Пока непонятно, что о нем думать, но в ближайшие недели наверняка разберусь. Как минимум визуально он точно соответствовал моему типажу: светлые волосы, достаточно длинные, чтобы запускать в них пальцы; пристальный взгляд сияющих глаз, который пленил; милые ямочки на щеках и стиль, который свел бы с ума, пожалуй, любую женщину. Будет непросто так тесно работать с ним в течение следующих нескольких месяцев.

– Так куда мы пойдем? – спросила я еще раз, перекинула сумку через плечо и огляделась, чтобы убедиться, что ничего не забыла.

– Можем пойти в библиотеку.

– Или ты покажешь мне несколько секретных мест в здании, – предложила я. – Я здесь еще почти ничего не видела.

Я надеялась, что он купится на мою отговорку. На самом деле мне просто хотелось прощупать почву в надежде найти какие-то подсказки, которые принесли бы мне новую информацию для расследования смерти Люси.

Улыбка Тристана стала шире.

– С удовольствием, но, по правде говоря, Роузфилд довольно скучный. Никаких великих секретов в нем нет.

Он ничего не знал…

Мы вышли из репетиционной. Последние студенты спешили в общежития. Я шла за Тристаном, понятия не имея, какое секретное место он мне покажет.

Мы молча ступали по широкому коридору и стали подниматься по ступенькам. Уже на втором этаже меня прошиб пот, будто я только что вышла из воды. Практически все мои занятия проходили на первом этаже, где находились также столовая и библиотека, поэтому до сих пор мне незачем было подниматься наверх, разве что в день приезда, когда я должна была явиться в кабинет ректора Кавано.

Вопреки моим ожиданиям, Тристан пошел не по коридору второго этажа, а по лестнице, ведущей выше.

Я вцепилась пальцами в прохладные перила и буквально подтягивалась на них.

– Похоже, ты не дружишь со ступеньками, – нахально сказал Тристан, ухмыляясь через плечо. У него на лбу не было ни капли пота, чему я очень завидовала.

– Йога и распаковка коробок меня добили. – Я скорее пыхтела, чем говорила. – Все болит.

Тристан посмеялся.

– Остался всего этаж – и мы на месте.

– Что? Мы идем еще выше? – с ужасом спросила я. Неужели он это серьезно!

– Ты же хотела увидеть секретные места академии. – Тристан пожал плечами. – Можем развернуться и все-таки пойти в библиотеку.

– Нет! – выпалила я. – Я справлюсь.

– Другого я от тебя и не ожидал.

Я не знаю почему, но слова Тристана заставили меня покраснеть. Но возможно, дело не в них, а в физическом напряжении.

Последние ступеньки мы преодолевали молча. Я была почти уверена, что Тристан специально ничего не говорил, чтобы я не упала замертво.

На верхнем этаже оказалось тихо и безлюдно. Остатки сумеречного дневного света отбрасывали свои тени через высокие окна.

– Что это такое? – спросила я.

Коридор здесь был устроен иначе, чем на остальных этажах: вдоль левой стены нет дверей, только окна, между которыми местами висели пугающе большие картины в дорогих на вид вычурных рамках.

– Картинная галерея, – ответил Тристан, пропуская меня вперед. Я медленно шла, скользя взглядом по картинам. – Здесь, на четвертом этаже, выставлены лучшие работы бывших студентов. Роузфилд воспитал настоящих талантов, здесь чего только нет.

Пока мы шли по коридору, у меня отвисала челюсть. Картины были написаны не по какому-то определенному образцу, а самыми разнообразными способами и на самые разнообразные темы – от портретов и пейзажей до абстрактной живописи. Под каждой работой красовалась прямоугольная табличка с именем художника. Изобразительное искусство для меня не самая близкая тема, поэтому ни одно имя мне ни о чем не сказало, но не нужно быть искусствоведом, чтобы понять, с какой страстью нанесены мазки.

Я остановилась перед картиной с Испанской лестницей в Риме. Помимо знаменитой туристической достопримечательности, там изображалась центральная площадь, Пьяцца-ди-Спанья: перед фонтаном играют уличные музыканты. Только образы, никаких деталей, единая смесь ярких цветов, но в этом так много жизни, что меня охватило благоговение.

– Импрессионизм. – Тристан встал рядом со мной и поднял