с колоколом, созывавшим по необходимости на большое вече всю местную законодательную и исполнительную власть — вечников.
Рядом с Торгом удобно расположились иностранные торговые дворы. К югу от Ярославова дворища на берегу Волхова — Готский с собственным храмом Олафа, основанный шведскими купцами с острова Готланд ещё на рубеже XI—XII веков. Немецкий, или, по-иному, Ганзейский, двор занимал территорию меж улиц Ильинка и Славная и красовался как раз напротив Никольского собора, подпирая церковь Иоанна Крестителя, что очень не нравилось иным местным жителям, ибо иноверцы, глядя на их православные церкви, усердно молились своему Богу в собственном каменном храме Петра. Немецкий двор тоже стоял в Новгороде с незапамятных времён, по сведениям летописей и знатоков старины был известен с начала XII века. Не уступали иностранным купцам и иногородние русичи, имевшие в Новгороде собственные торговые представительства. Возле Готского двора раскинулся Псковский, а неподалёку от церкви Ивана на Опоках — Тверской. Каждый из дворов имел просторные склады для товаров, погреба, хоромы для гостей, мыльни. И, конечно, прочную ограду — частокол.
На Торговой же стороне разместились другие два конца города из пяти — Славенский и Плотницкий. Тут тоже возвышались прекрасные храмы, богатые дворы посадников и тысяцких Грузов, Афанасьевых, Ананьиных и других. Торговую сторону, как и посад Софийской, опоясывал земляной вал, укреплённый стеной. Обе стороны — Софийскую и Торговую связывал меж собой Великий мост. Особняком, как бы в стороне от Новгорода, располагалось Городище, или Город, — с великокняжеской резиденцией, с дворцом. Тут постоянно проживали московские послы и прочие чиновники.
На подступах Новгород, как и Москву, охраняли хорошо укреплённые сторожа-монастыри Юрьев, Троицы на Паозерье, Благовещения, Аркадьевский, Святого Пантелеймона, Николы на Мостищах, Богоявления на Сукове... Крепостные стены города периодически подновляли, оснащали пушками. Избыток средств позволял новгородцам строить новые храмы, копить богатства. Сытость и довольство населения, спокойствие на границах вели к утрате воинского мужества, давали повод к самодовольству и самоуверенности. Тем не менее новгородцы верили в свои силы и с гордостью именовали себя «мужами вольницы».
...Посол Иван Фёдорович Товарков, прибывший из Новгорода, дождался возвращения великого князя из Коломны, и был незамедлительно принят им. Иоанн любил этого посла за его аккуратность, добросовестность, трезвость во всех вопросах. Товарков не блистал знатным происхождением — сын удельного боярина, — но был грамотен, начитан, знал литовский язык, понимал по-немецки, чётко излагал свои мысли, имел хорошую память.
За три дня, проведённых в Новгороде, он встретился с наместниками московскими, жившими себе преспокойно на Городище, потолкался на Торгу среди купцов, которые всегда всё знают, толковал со знатным народом на малом вече. Виделся он и с новгородским архиепископом Ионой, которому передал послание Иоанна. В нём великий князь напоминал Ионе, что тот при поставлении на архиепископию давал обет хранить верность православию, митрополиту Московскому и всея Руси и его преемникам, обещал не слушать призывов Григория-отступника, киевского митрополита, поставленного из Рима, и пастве своей, детям своим внушать, чтобы не признавали его, изменника, не верили его посланиям, речей его не слушали и даров и писем от него не брали.
Иоанн слушал посла в своём кабинете, и тот, стоя и кланяясь, но сохраняя степенный вид и достоинство, докладывал:
— Владыка прочёл послание твоё, государь, и обещал, что всё сделает по слову твоему, от веры православной не отступится, Григория-митрополита знать не хочет. Да только не всё там Иона решает, не все хотят жить по старине. Марфа Борецкая, богатая вдова посадничья, там воду мутит со своими сыновьями, которые во всём ей покоряются. Деньгами сорит во все стороны, себе единомышленников подкупает. Хотят к Литве отложиться, под власть Казимира, он, мол, не будет так строг и требователен, так ты, государь. Людей баламутят со своими подставниками. Недавно после веча целая толпа явилась на Городище, на великокняжеский двор: шумели, кричали, посадников твоих бесчестили, грозились прогнать всех, делали другие обиды москвитянам.
— Да знаю я уж о многом, — Иоанн постучал задумчиво пальцами по столу. — Пока мы тут с Казанью воевали, они захватили многие доходы наши, перестали платить пошлины с земель, которые ещё дед мой у них взял, а тут и вообще обнаглели: на волости московские порубежные напали, пограбили, как враги истинные...
— И гордятся этим. На вече кричали: «Мы — вольный город Новгород, никому не хотим подчиняться!»
— Отчего ж тогда литовцам надумали кланяться? Никогда, от веку такого позора не было, чтоб от Руси древний Новгород добровольно к Литве откололся!
— Они считают, государь, что если заключат союз с Казимиром Литовским, то он защитит их и от тебя. К тому же все знают, что Казимир многого с них не затребует, возьмёт, сколько дадут. Что и говорить, тогда они и в самом деле будут чувствовать себя вольготнее. Особенно те, кто побогаче, в первую очередь Марфа Борецкая, у неё земель и доходов — не считано.
— И много у неё сторонников?
— Трудно сказать: сыновья, их товарищи, некоторые из бояр. Да деньги своё дело делают. А заговорщики не экономят — щедро раздают серебро тем, кто их поддерживает, кто за них на вече кричать будет. Простой люд не хочет старину нарушать, к латинянам в подчинение переходить, видит в этом измену вере предков. Но Марфа и тут уговор отыскала. Вон, мол, перед вами пример Киева — под Литвой народ живёт, а веру предков своих сберёг, не предал. Да как не предал, если им митрополита Рим назначает?! Вот и спорят новгородцы до хрипоты. Люди, однако, там напуганы, все про знамения страшные рассказывают. Была не так давно у них буря жестокая, сломала крест у Великой Софии, а ещё, говорят, будто на двух гробах кровь явилась. У Святого Спаса на Хотыне сами по себе колокола звонили, а в женском монастыре Святой Евфимии по иконе Богоматери слёзы потекли... Молвят, не к добру это, быть беде большой. Да баламуты-то не слушают народ простой.
— Ну что ж, будем решать с боярами, как быть, что предпринимать. Наверное, о походе надо думать, если слово доброе не поможет. Иди, отдыхай. Сегодня за тобой следом новгородский степенный посадник Василий Ананьин по своим земским делам прибыл — с ним ещё потолкую. Может, придётся тебе снова туда с посольством ехать, готовься...
Товарков, который всё время разговора стоял перед государевым столом, низко поклонился и вышел.
В кабинете остались дьяк Владимир Гусев и рыжебородый летописец Стефан, застывший с пером в руке. Иоанн встретился с ним взглядом, вспомнил о своих