Читать интересную книгу Солнце любви - Инна Булгакова

Нет, брат не был безумен, каким-то образом он овладел загадочным орудием — уникальной уликой! — за что его убили. Кровь на мертвой голове. Девичьи длинные волосы намокли в крови, голова медика в луже крови. нет, он не бредил, он говорил не об этом! Если Павел невиновен, он не видел мертвых в момент убийства или сразу после него, не призрак же он, в самом деле, проходящий сквозь стены. Так иронически назвал следователь убийцу Подземельного. — Петр Романович, как в трансе, вновь услышал тот предсмертный крик и голос — о д н о в р е м е н н о! — и содрогнулся. — Но сбежать с места преступления было невозможно! — вымолвил вслух, пытаясь успокоиться. — Запертые двери и окна, масса свидетелей, не считая нас с Полем. Или мальчишка, сатанист доморощенный, проделал какой-то фокус. Но я с ним не расставался ни на секунду и лично — первый! — проверил все запоры. Медик кричал, бормотал в предсмертии. Ага, наедине с бесом. — Петр Романович натужно расхохотался. — А что? Известны случаи, когда человеком физически овладевает существо иной, демонской природы и могучий молитвой монах «отчитывает». И дух тьмы покидает. Все! Оставь бредни и галлюцинации. Кровь на мертвой голове на тротуаре в Копьевском переулке — вот исходный текст, требующий расшифровки, таинственный намек на орудие убийства. Думай! — но мысли его разлетались, как рой мошек. — Кстати, есть такая бабочка — «мертвая голова» — единственное насекомое, обладающее своеобразным голосом. Тьфу ты, черт! (Он опять вздрогнул и двинулся к дворовому тоннелю.) Дался мне этот голос. и при чем тут бабочка? Да, на спинке у нее просматривается человеческий череп — вот и название «мертвая голова». Убийца убивал черепом — эпизод из фантастического триллера. Да разве мое предположение — брат нашел в Копьевском орудие убийства и собирался предъявить его мне — не менее фантастично?..»

Уже в тоннеле он услышал шаги за спиной, обернулся, обреченно ожидая Поля — его догнал Ангелевич.

- Доброе утро! — приветствовал бывший философ бывшего аналитика.

— У меня к вам есть вопросы, Валерий Витальевич. Когда вас можно навестить?

- Спрашивайте.

- Тогда присядем?

- К длительной беседе я не расположен.

Тем не менее они сели на лавку возле кустов, за которыми когда-то прятался бедный брат. Ангелевич закурил сигарету, протянув Петру Романовичу массивный портсигар, тот отказался. («Превращаюсь в побирушку!») Сизый дымок потянулся к сизому небу, голый яйцевидный череп словно улыбался в дворовой полутьме, придавая сюрреалистический привкус разговору двух мужчин, тайно связанных одной женщиной (то есть Петр Романович надеялся, что для собеседника сегодняшняя ночь с Ланой — тайна).

- Вам, наверное, известно, что меня обвиняют.

- Известно, — обрубил шоумен словом и жестом вступительную речь; Петр Романович вспомнил, что сосед его отличается немногословием.

- За неделю я должен выявить убийцу. По моим предположениям, Подземельный и Павел раскусили его и погибли.

- Убийцу той проститутки?

- Да, Маргариты. Вы были с ней знакомы?

- Нет.

- Накануне дядиного юбилея она должна была придти в наш дом к семи часам.

- Я запомнил те события.

- Буду говорить прямо, Валерий Витальевич. Вы поднимались к дяде часов в девять вечера.

- Но не застал, он был в больнице у вашего отца.

- Да, да. — Как всегда (а сейчас в особенности) упоминание об отце отозвалось болезненно. — На площадке вы столкнулись со своей женой.

- Которая выходила от вас, — подтвердил Ангелевич бесстрастно. — Эту Маргариту я вообще не видел — до того момента в пятницу, как она появилась в нашем дворе.

- По какому поводу вы приходили к дяде?

- Мне не нужен повод, мы друзья.

«Чего я добиваюсь? — спросил себя

Петр Романович. — Лана рассказала про их объяснение после прерванного праздника — не мог он быть одновременно с нею и с проституткой. — и поймал острый, «аналитический», так сказать, взгляд собеседника. — А если объяснение с женой состоялось после убийства?..»

- По роду своей деятельности вы хорошо знаете женщин этого типа.

- У меня не публичный дом.

- Ну, конечно, у вас пляшут святые.

- Не впадайте в фальшивый пафос, вы не святой Иосиф, которого невозможно соблазнить.

- Я перед вами очень виноват, Валерий Витальевич. Но разница между вашим «Китежем» и борделем настолько минимальна.

Аналитик перебил:

- Если грязные деньги идут на благие цели, они очищаются.

- Типично протестантская этика, в данном пункте совпадающая с иезуитской: цель оправдывает средства.

- Нормальная диалектика, которую вы должны были изучать в университете. Впрочем, я не намерен вести с вами философские дискуссии.

- Только скажите: в чем заключается ваша «благая цель»?

- Не скажу. Прощайте.

- Еще несколько вопросов, пожалуйста! Когда на семейном юбилее у Поля начался приступ — помните? — вы сразу спустились к себе?

- Да.

- А Игорь? Вы ведь ушли вместе?

- Нет. Он задержался в прихожей с Ипполитом Матвеевичем.

- О чем они говорили?

- Не подслушивал.

- Валерий Витальевич, вопрос деликатный, но важный для меня.

- Смелее.

- Вы вернулись с застолья расстроенный, объяснились с женой.

Ангелевич перебил презрительно:

- Трусливые взгляды, которые вы бросали на меня, подтвердили мои подозрения: не Платоном вы занимались накануне, а прелюбодейством — определение в вашем духе, правда?

- В библейском. Но почему, скажите, вы не расстались с Ланой сразу, а выжидали месяц?

- Когда созрело решение. Я не привык действовать сгоряча.

- Какие отношения у вас были с Подземельным?

- Добрососедские, — бросил Ангелевич иронически. — Не смертоубийственные.

- Вы у него никогда не лечились? — уныло задал Петр Романович совсем уж прозрачный вопрос, чувствуя, что абсолютную неуязвимость аналитика ему не прошибить.

- Лечился.

- От чего?

- От кашля, — Ангелевич откровенно усмехался. — Понятно, что вас интересуют болезни потаенные, неприличные — такими не страдал.

- Вы в свой «Китеж» пешком ходите?

- Как правило. Машина в гараже при клубе. Неэффективные у вас ходы: алиби на пятницу и субботу подтвердил мой персонал. — Шоумен вдруг поднялся. — Надеюсь, теперь все?

- Пока все.

- Предупреждаю: не приставайте к вашей соседке, это может вам дорого обойтись.

- Верно. Денег на дорогих шлюх у меня нет.

- А на дешевых?

- Ни на каких.

- Горе-христианин не преминет бросить камень, недаром ваше имя Петр[3].

- Или станет содержать притон.

- В отличие от вас я не претендую на религиозность.

19

Он лежал в высокой, засыхающей от зноя траве за монастырскими стенами: прошли женщины в пестро- белых платочках — кончилась обедня; встречное движение — в условные ворота прошествовали мужики; застучали топоры. Потом показался давешний монах-настоятель в полном облачении. «Батюшка!» — воззвал с земли Петр Романович. — «Если можете, подождите, — ответствовал монах, не удивившись. — Я иду к тяжелобольному». И наконец — на что он так надеялся — появилась Тоня с корзинкой, он нагнал ее, и они уединились в овраге у ручья под благодатной тенью плакучих ив.

- С днем Ангела тебя, Петя!

- Господи, сегодня же двенадцатое!

- Да, Петр и Павел. Пост кончился, я за яичками иду в деревню.

- Я тебя задерживаю?

- Что ты! Твое дело важнее.

- Тонечка, расскажи мне о Маргарите. Она была твоей подругой?

- Ну. да. Из пьющей семьи, жуткое детство.

- О-о, разумеется! — простонал философ. — Соня Мармеладова, в отличие от этих тварей, образ целиком литературный — абстрактный символ жертвенности.

- Петр, я была у них после похорон, и на девятый день приходила, и на сороковины. Ее продала мать, когда Маргарите было четырнадцать.

- Она тебе рассказала?

- Нет, что ты! Они пьяные каялись. Маргарита, видимо, пыталась вырваться из петли, поступила в институт, сняла комнату. Она постоянно твердила: главное — полная независимость.

- Какая может быть независимость у проститутки! — отмахнулся Петр. — Это смешно.

- Страшно. Все-таки по-своему она любила твоего брата.

- Он лежит в морге, она погубила нашу семью.

- Нет, я что хочу сказать, — заторопилась Тоня, отвернувшись; он заметил слезы на глазах, — судмедэсперт установил, что болезнь ужасно запущена — понимаешь? — она специально не лечилась.

- Что за маразм?

- Мне кажется, она была одержима местью.

- К кому?

- К мужчинам. Но ведь до Павлика не дотронулась.

- Каской-то монстр в женском обличье. Да на что она рассчитывала, собираясь венчаться?

- Думаю, до этого дело не дошло бы. Так, красивая мечта, болезненная раздвоенность. Помню, как она купила фату с белыми розочками и все смотрелась в зеркало.