Читать интересную книгу "Товарищ "Чума" 6 (СИ) - lanpirot"

В истории болезни Сталина стоял диагноз — «атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим нагноением в области локтевого сустава». В итоге левая рука вождя «усохла» и была значительно слабее правой. При ходьбе она оставалась неподвижной, прижатой к телу в полусогнутом состоянии.

Дабы не привлекать к этому ненужные взгляды, Иосиф Виссарионович всегда носил одежду с длинными рукавами. Однако, рука всё-таки работала — он мог держать ею не только курительную трубку, но и винтовку, и даже ребёнка. Мне встречались и такие фотографии. И вот, наконец мой универсальный конструкт добрался и до этого весьма застарелого дефекта…

Товарищ Сталин покраснел, как рак, и громко зашипел, не имея больше сил сдерживать очередной приступ боли. Я реально услышал, как жутко трещат кости в его поврежденной руке. Иосиф Виссарионович пошатнулся, наваливаясь на меня всем весом. Я едва успел подхватить его обмякшее тело, кляня себя за тупость.

Надо было просто его усыпить, не дожидаясь, пока он сам потеряет сознание от болевого шока. Хорошая мысля, как говорят, приходит опосля. Да просто не думал я, что излечение будет для товарища Сталина таким болезненным. Эх, жаль Глаши нет со мною рядом, она бы уж точно сумела бы подсказать… Хотя… после всего пережитого… после лагерей… Хрен его знает, как бы оно повернулось?

Пока я тупил, ко мне на помощь кинулись дед с Бомбадилом, подхватив под руки вырубившегося Виссарионыча, они помогли уложить его на пол. Несмотря на потерю сознания, вождя продолжало колбасить не по-детски, сопровождая конвульсии мерзким хрустом в суставах и позвоночнике.

— Твоя работа, Ром? — спросил дед, умудряясь сохранять хладнокровие даже в такой ситуации.

— Моя. — Скрывать сей факт не было никакого смысла, все присутствующие и так это поняли.

— Как, не помрет товарищ Сталин? — спросил дед, присаживаясь на корточки перед грузным и подергивающимся телом вождя, расстегивая ему несколько верхних пуговиц на френче — чтобы дышать легче было.

— Будет еще живее всех живых! — усмехнулся я. — Просто переборщил немного, надо было постепенно его в порядок приводить — слишком уж много дефектов накопилось в его организме…

— Ого! — неожиданно воскликнул дед с явным изумлением. — Мне кажется, или он молодеет?

Мы обступили Сталина со всех сторон, пристально вглядываясь в его лицо.

— Действительно молодеет! — возбужденно воскликнул профессор Трефилов, которого рыжий шотландец тоже не стал обездвиживать, посчитав безопасным.

— Нет, не молодеет, — ответил я, наблюдая, как разглаживаются глубокие морщины на лице руководителя СССР, красном от прилившей к нему крови. — Просто под воздействием моей целительской печати его организм приводится в идеальную форму… Ну, соответственно прожитому возрасту, конечно… Заклинанием омоложения я, к сожалению, не владею.

Но разлаживались у Виссарионыча не только морщины, постепенно «сдувались» и мешки под глазами, пропала часть седины с его усов и шевелюры. Даже волосы стали более темными и густыми. Мои соратники были правы, на первый взгляд казалось, что товарищ Сталин сбросил со своих плеч за несколько минут лет двадцать не меньше.

Однако, это было не так. Подобным образом он мог выглядеть, если бы всю свою жизнь провел на ЗОЖе, тщательно заботясь о собственном здоровье. Его внешний вид остался б таким, если бы в его жизни не было стылых лагерей и пересылок, если бы он не питался временами впроголодь, вообще не употреблял бы спиртного, не курил, не находился в постоянном стрессе, высыпался и занимался физкультурой…

Одним словом, перечислять можно долго, но вы меня правильно поняли. Иосиф Виссарионович в свои шестьдесят четыре года выглядел бы как после применения моей универсальной целительской печати, если бы жыл в идеальных условиях. Чего в нашей-то будущей жизни достичь редко кому удавалось. А уж в начале-середине 20-го века и тем паче.

Наконец Виссарионыча перестало трясти, и он умиротворенно вытянулся на полу. Твою медь, а ведь неплохо получилось! Вождь даже основательно схуднул, избавившись заодно от чрезмерной тучности, влияющей на повышенное давление и прочие прелести повышенного веса. В общем, моя печать своё дело сделало — организм у товарища Сталина теперь — молодые обзавидуются!

Едва в теле вождя перестала бурлить целительская энергия, и магический конструкт рассосался, Иосиф Виссарионович открыл глаза. Отлично — в сознание он уже пришел. Теперь надо проверить, насколько хорошо он себя чувствует? Что я и сделал, присев рядом с ним на корточки и поинтересовавшись:

— Иосиф Виссарионович, вы меня слышите?

— Слышу, товарищ Чума… — негромко произнес Сталин, продолжая лежать на полу. — Отлично вас слышу. И дажэ вижю… И… — он замолчал, шаря глазами по сторонам. — Намного лучшэ, чэм до всего этого… кошмара… Было вэсьма нэприятно…

Неприятно? Я мысленно усмехнулся. Да он чуть не сдох от боли! Если бы перенес подобное болевое воздействие без печати — однозначно бы отдал Богу душу. А он лишь попенял, что было неприятно. Вот это закалка!

— Так и должно быть, товарищ Сталин, — подтвердил я его выводы. — И зрение должно было восстановиться, и слух, и…

— И еще… — Вождь не дал мне договорить. — В теле такая приятная легкость… Я так хорошо давно сэбя не чувствовал. Нигде нэ колет, нэ болит, нэ ноет… Но всё-таки очэн нэприяная процэдура!

— Это мой недочет, Иосиф Виссарионович, — положа руку на сердце, признался я. — Я, когда тестировал эту методику на себе, болевые рецепторы отключал… Я умею. Вот и не додумался… Еще раз прошу прощения, товарищ Сталин! Готов понести заслуженную кару…

— Кару, говорите, товарищ Чума? — Сталин резко сел на полу, а затем без каких-либо усилий и чужой помощи поднялся на ноги, даже не опирась на пол руками. — Джандаба! — выругался он по-грузински, когда «летящей походкой» прошелся по кабинету. — Это просто чудо какое-то! — произнес он, тряхнув своим френчем, висевшим на нём сейчас, словно на пугале — похудел Иосиф Виссарионович за эти несколько минут весьма основательно. — Как это возможно?

— Это действительно самое настоящее чудо, товарищ Сталин, — не моргнув глазом ответил я. Сейчас был действительно подходящий момент, чтобы открыть руководителю СССР глаза на реальное положение вещей. А примет он эти знания, или нет… Не знаю. Но после подобной демонстрации отрицать существование магии бессмысленно. — Волшебство, чародейство, колдовство, магия — можете называть, как хотите, смысл от этого не изменится.

— А ви, товрищ Чума, виходит, колдун?

— В наших кругах таких… э-э-э… специалистов называют ведьмаками… или одарёнными…

— То есть ви — вэдьма, только мужского пола? — уточнил Иосиф Виссарионович, изумленно сгибая и разгибая дефективную ранее левую руку, которая сейчас по работоспособности совершенно не отличалась от правой. Да и по размеру они сравнялись.

— Совершенно верно, — ответил я.

— И ваш нэунывающий товарищ… — Сталин указал на Тома, на лице которого играла его фирменная широкая улыбка. — Тоже? Я видэл, как он моих сотрудников… заколдовал…

— И не только, Иосиф Виссарионович, — решил я ковать железо пока горячо, — лейтенант госбезопасности Иван Чумаков и профессор Трефилов Бажен Вячеславович, тоже, в некотором роде, являются одарёнными.

— О, как! — Сталин от изумления звонко хлопнул ладонями по ляжкам. — Отчего жэ так вышло? Нэ хотите жэ ви сказать, что они изначально такими были?

— Не хочу, товарищ Сталин, — ответил я на последний вопрос вождя. — Изначально они были обычными — «простаками», так называют в нашей среде людей, не обладающих даром.

— Значит, ми все — простаки среди чародеев? — усмехнулся вождь, вновь начиная по привычке вновь ходить по кабинету. — Вах, какая легкость! — восхищенно воскликнул он, сделав несколько резких и стремительных танцевальных движений из лезгинки. — Ужэ и нэ помню, когда я сэбя так чувствовал! — В речи вождя явственно проскакивал кавказский акцент, а я знал, что такое случалось, когда Сталин был чем-то взволнован. — Диди мадлоба, генацвале[2]! — с чувством произнёс он. — Даже нэ знаю, как тебя и благодарить, товарищ Чума…