— Как! — пылко возразил дон Аннибал. — Вы думаете, что вождей нет, и провидение нас покинет!
— Сохрани меня бог — думать так, — отвечал дон Орелио. — В течение десяти лет я, кажется, доказал свою преданность делу освобождения, чтобы избавиться от подозрений. Вы сами сказали, дон Аннибал, что борьба должна быть решительной: или свобода или рабство! С грустью должен сознаться, что я бросаю взоры кругом и не нахожу способного принять на себя опасную честь руководить нами, достойного противника испанских генералов.
— Вы не ошибаетесь? Вы хорошо помните, что все герои умерли? — вскричал дон Аннибал с довольно заметной иронией в голосе.
Дон Орелио задрожал, его лоб нахмурился, как бы под тяжестью печальных воспоминаний.
— Увы, дон Аннибал! — отвечал он печально. — Один еще жив, но его судьба решена. Заключенный в одну из тюрем старой мексиканской инквизиции, он влачит в отчаянии свое жалкое существование. Если бы он был свободен, то мог бы нами предводительствовать, и мы с радостью последовали бы за ним. Но увы! Зачем растравлять тяжелые раны? Он никогда не получит свободы, он никогда не увидит солнца, он осужден умереть в своей смрадной темнице!
— Вы уверены в этом? — вскричал дон Аннибал. — Неужели вы думаете, что бог покинул нас и этот человек не может освободиться?
— К сожалению, я не имею достоверных сведений по этому делу. Уже два года прошло, как испанцы изменнически овладели им, и никто не знает об его судьбе. Никому не известно, жив он или казнен по приказанию вице-короля.
— Но вы, сеньоры, помните этого человека? — спросил громко дон Аннибал.
— Дона Пелажио! — вскричали в один голос все присутствующие. — Никто его не забыл, его имя запечатлено в наших сердцах!
— А если он явится, как вы поступите? — продолжал дон Аннибал.
— Как мы поступим? — повторил дон Орелио.
— Да.
— Но это невозможно, он не явится никогда. Если испанский лев захватил добычу в свою мощную лапу, он не возвратит ее, а разорвет.
— Но если бы дон Пелажио Сандоваль вернулся, как бы вы поступили? Отвечайте!
— Если вы требуете ответа, — сказал величаво дон Орелио, — я отвечу вам кратко и категорично от имени всех присутствующих. Если бы дон Пелажио вернулся из заточения, мы дали бы клятву сражаться и умереть с ним.
— Вы клянетесь? — спросил дон Аннибал.
— Да, мы клянемся! — вскричали с жаром все присутствующие.
Тогда дон Аннибал сделал шаг вперед, подошел к Вискаше, скромно отошедшему за дона Орелио, поклонился ему с глубоким уважением и, взяв его за руку, сказал: — Отец мой! Ваше превосходительство может безбоязненно сбросить свое инкогнито. Здесь собрались только истинные мексиканцы.
Глава X. Генерал Пелажио
Невозможно выразить, какой энтузиазм возбудило это известие, грянувшее как удар грома. Действительно, это был он, отец Пелажио Сандоваль.
Неожиданное прибытие его, сильно поразившее мексиканцев, имело громадный успех.
В одно мгновение священник едва не задохнулся, с таким жаром бросились к нему все партизаны. Каждому хотелось протиснуться ближе, чтобы дотронуться до его руки или поцеловать край его одежды. Больше четверти часа в зале царил невообразимый беспорядок. Все говорили разом, так как каждый прославлял достоинство вождя, вернувшегося из заточения против всякого ожидания.
Канадцы также онемели от изумления. Волнение, однако, мало-помалу улеглось, и тишина восстановилась. Отец Пелажио прежде всего должен был объяснить, каким образом удалось ему освободиться после двухлетнего заключения в тюрьме, напоминающей неаполитанское сагсего duro, несмотря на бдительность стражи и ежеминутное шпионство.
Удовлетворив общее любопытство, отец Сандоваль, хорошо понимавший, что время дорого и надо ковать железо, пока оно горячо, попросил слова.
Тотчас же, как по взмаху волшебного жезла, воцарилась глубокая тишина там, где за минуту перед тем было так шумно и беспорядочно. Каждый, наклонившись вперед и насторожив уши, слушал этого человека, как бы воскресшего из мертвых.
У отца Пелажио был все тот же спокойный, умный и добрый взор, освещавший его лицо, как и в то время, когда мы впервые представили его читателю. Только несколько новых морщин выступило на его бледном лбу как результат страшной борьбы, вынесенной им в течение стольких лет. Его глаза приобрели еще большую магнетическую силу, а бледное, истощенное страданиями лицо приобрело печать аскетизма, так превосходно переданного Сурбараном в его бессмертных картинах.
Сбросив шляпу с большими полями, скрывшую его лицо, и поднявшись во весь рост, он явился таким величественным, что присутствующие невольно почувствовали глубокое перед ним преклонение.
— Слушайте, братья и друзья! — сказал он мелодичным голосом, окончательно покорившим все сердца. — Дон Аннибал сейчас сообщил: настало время свободы для нашего дорогого отечества, час ее пробил для Мексики. Если мы действительно желаем свергнуть постыдное иго, то настоящее время самое благоприятное для этого. Спасение отечества зависит от нас. Все готово для великого дела, которое мы должны совершить. Выслушайте со вниманием мои слова, так как они очень важны. Вы не знаете имени человека, открывшего для меня двери тюрьмы, где я был заживо погребен, не так ли? Этот человек, дон Августин Итурбидэ, жестокий полковник милиции, бывший непримиримым врагом революционеров и приказавший расстрелять Матамороса, мученика свободы. Дон Августин Итурбидэ, этот ловкий, смелый и предприимчивый полководец, изучивший военное искусство в рядах наших врагов, осознал свое заблуждение и стал одним из наших ревностных защитников. Известие о восстании Риго привело к учреждению кортесов и к введению инквизиции во всех испанских владениях. Вы сами видите, что времена изменились, солнце наше начинает просвечивать сквозь два облака, неумолимые враги становятся нашими сообщниками. Наконец, граф дель Венадито Аподака, отреченный испанским правительством от вице-королевства, уступает свое место Донохо (I'Donoju). Воспользуемся этим междуцарствием, сделаем последнее геройское усилие и завоюем свободу! Наша судьба зависит от нас самих: неужели же мы не решимся разбить свои оковы?
При этих, с воодушевлением произнесенных словах среди слушателей словно пробежал электрический ток. Невыразимый энтузиазм овладел ими и, обнажив оружие, они стали потрясать им и громко восклицать.
— Свобода! Свобода!
Священник выждал несколько минут, пока всеобщее воодушевление немного улеглось, и продолжал:
— Итурбидэ ждет только сигнала, чтобы открыто встать за независимость. Южные области уже начали действовать, неужели мы отстанем от них? Вы сами были свидетелями утреннего происшествия и знаете, что испанцы, предупрежденные своими шпионами о предстоящем собрании в гасиенде, переоделись индейцами и напали на нас. Этим они ограждали себя от ответственности в случае неудачи. Впрочем, не сомневайтесь, сеньоры, что истинная цель их была не рассеять наше собрание, а захватить меня и парализовать попытку восстания. Кабальеро, братья и соотечественники, еще одно слово, исчерпывающее наш долг: к оружию! Свобода или смерть!