Тем не менее оставаться в этих местах было поступком ещё более безумным. Требовалось куда-то уходить.
Прежде чем отправиться в дорогу, Алексей решил дождаться рассвета, чтобы отыскать на продолжающем стлаться горьким дымом пепелище Альмадона что-нибудь, что могло пригодиться в предстоящих скитаниях - несгоревшие документы, деньги или остатки вещей. Для этого он расположился заночевать в окрестной роще, однако вместо сна в голову лезли бесконечные мысли о неразумности жизни и всего с ней связанного.
В самом деле, рассуждал Алексей, появление на свет человека с его жаждущим познания разумом и неповторимым миром совершенно не означает, что человек сможет в имеющемся мире укорениться. Чтобы жить в нём, необходимо быть с рождения опутанным миллионами его нитей, отношений, справок, рекомендаций, знакомств и невесть чем ещё, что общество заставляет людей вырабатывать и копить на протяжении всего их жизненного пути как главнейший капитал. Однако если произойдёт сбой, если твои файлы случайно окажутся стёртыми, или же в силу каких-то обстоятельств ты сам захочешь переписать их по новой - то всё, считай, пропало, твоё бытие летит в тартарары. Выходит, что человек в современном мире - не просто раб обстоятельств, но и раб чужих знаний и представлений о себе самом. Стоит эти знания и представления обнулить - и личное бытие сразу же перестаёт быть объективным, лишается возможности проявлять себя, перестаёт существовать.
И его случай - лучшее тому доказательство.
Он, Алексей Гурилёв, успешно существовал в этом мире ровно до тех пор, пока в силу известных обстоятельств был неразрывно связан со швейцарскими векселями. Но как только он, влекомый личной идеей справедливости, попытался эту связь, показавшуюся ему порочной, хоть как-то изменить - то все его возможности и влияния были немедленно обнулены, и теперь для него нет места на земле. Его нынешнее положение даже хуже, чем у несчастной Агнежки из Данакиля, просившей спасти свой золотой крестик,- у той, по крайней мере, сохранялась надежда быть замеченной свыше. У него же подобной надежды нет - значит, выходит, что и нет его. Есть лишь две тени: он сам и его неуловимый след, скользящий по земле, когда он в лунном тумане подыскивает очередное зыбкое пристанище.
С другой стороны - вот он опустился на траву и лежит на ней, влажной от росы, наблюдая за луной, медленно продвигающейся сквозь верхушки деревьев. Он по-прежнему здоров, полон сил и даже знает без малейшего сомнения, что с восходом утреннего солнца смертельные обида и горечь отгремевшего дня начнут постепенно ослабевать, а некоторое время спустя и вовсе сделаются простым фактом истории, заняв в его личной историографической шкале скромную позицию где-нибудь в промежутке между седьмым конгрессом Коминтерна и вводом войск в Рейнскую область.
Так и не разобравшись с собственным бытием, Алексей с первыми лучами поспешил на ещё не остывшее пепелище, чтобы в гарантированном одиночестве - ведь рано или поздно сюда обязательно заявится полиция - высмотреть себе что-нибудь для предстоящей дороги.
Однако поиски не результатов принесли - в огненном мешке сгинуло всё, что могло гореть, даже металлические предметы оплавились, изогнулись или лопнули. Ни документов, ни денег - только битый кирпич, обгоревшие провода и чёрная от гари посуда.
Единственной полезной вещью, которую Алексей смог обнаружить, был потрёпанный шерстяной свитер Шамиля, забытый на прожилине забора и потому не пострадавший от огня. Свитер будет как нельзя кстати - во-первых, согреет в непогоду и в ночные часы, уже по-осеннему холодные, ну а во-вторых - спрячет от посторонних глаз следы крови на рубашке.
На всякий случай Алексей, насколько мог, замыл кровяные пятна водой из небольшого родничка, который после недавних дождей пробился в распадке неподалёку, затем подсушил одежду и отправился в путь.
Ибо когда миновал первоначальный шок, Алексей вспомнил, что в мире существует, по меньшей мере, один человек, способный на деле оказать ему поддержку - это инвалид Ершов из-подо Ржева. Ну а если он доберётся туда, то найдёт там же и сестру-хозяйку Матрёну с базы отдыха, и егеря, которые вполне могут его помнить и если что - не дадут впустую пропасть. Понятно, что попадаться в руки тамошней полиции в третий раз нельзя, это будет означать погибель верную, равно как и нельзя допустить, чтобы о его приезде разузнали местные бандиты. Долго возле Ржева не протянешь, но появиться там и отлежаться неделю-другую - возможно вполне.
Так Алексей принял решение возвращаться туда, где для него всё однажды как закончилось, так и началось. Памятуя о первой части свого путешествия через Украину, он вновь решил воспользоваться автостопом - тем более что других вариантов попросту не существовало.
Чтобы не привлечь внимание полицейского наряда, который вскоре действительно на сгоревшем хуторе объявился, он несколько километров скрытно шёл по лесополосе, после чего, заприметив глубокую и протяжённую балку, решил продолжить движение по её продолу.
Но не успев спуститься в балку, Алексей услышал сверху лёгкий шум от движения по высохшей стерне, а следом - негромкое ржание. Подняв глаза, он обомлел - к нему спускался невесть откуда взявшийся жеребец Аргамак, которого начинал было объезжать Шамиль.
— Молодец, Аргамак! Сбежал, значит! Не дал себя потравить, успел выскочить из левады!
Жеребец, почуяв ответное внимание, подошёл к Алексею вплотную. Он был без сбруи и седла, а в его огромных чёрных глазах можно было прочесть бесхитростное недоумение по поводу того, что сотворили люди с его лошадиным домом.
— Что ж мне с тобой делать? Тут тебе оставаться нельзя, погибнешь…
Конь словно всё понял, и вместо ответа полуприсел на все четыре ноги, словно приглашая Алексея сесть верхом.
Алексей никогда прежде не ездил без седла и упряжи, но и отказать животному, доверившемуся ему и просящему увести его из этих мест, он тоже не мог. Он взобрался на жеребца и ласково потрепал его по загривку.
Аргамак тронулся - сперва острожным шагом, а когда Алексей вполне освоился в безсёдельной езде, стал понемногу ускоряться, временами переходя на рысь. Ни дороги, ни даже нужного направления Алексей не знал - просто предоставил коню возможность выбирать их самому и лишь изредка, касаясь гривы или шенкелями, уходил от заведомо проигрышных направлений через перелески, овраги и ручьи.
Ситуация с Аргамаком благополучно разрешилась в районе пяти часов вечера, когда Алексей заприметил вдалеке небольшой табун. Он развернул коня и направил в сторону сородичей, а когда Аргамак, признав их или учуяв запах кобылы, был готов перейти на галоп - приостановил и соскочил на землю. Потрепав на прощанье гриву и похлопав по шее, он отпустил коня - и убедившись, что тот решительно поскакал в сторону табуна, быстро зашагал к виднеющейся в отдалении станице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});