знанием дела протянул Даня. — Вот мой новый секс-тренер…
Жаркое дыхание обожгло щеку, губы требовательно впились в мочку моего уха и потянули вниз. Сегодня, хоть и не показывала этого словами, ласками Саша была гораздо ревнивее, чем обычно.
— Итак, свидание… — начал я, прижимая ее к стене еще плотнее.
Одна моя рука горячо поглаживала ее бедра, а другая — внаглую хозяйничала под ее свитером, скользя по обнаженной коже. Хотя мы стояли прямо в коридоре, здесь — около методкабинета на самом последнем этаже — вполне можно было позволить себе не скрываться. Этот полутемный глухой уголок словно специально был запрятан так далеко, чтобы в нем точно никто не бывал — не то что студенты, казалось, даже сам методист забыл сюда дорогу. Чем мы часто и пользовались, облюбовав это укромное местечко для таких вот интимных бесед.
— … только ты и я, — продолжил я, носом подцепляя ее локон и шепча прямо в ухо, — Сегодня…
Сашины пальчики шаловливо пробежались по молнии на моих джинсах, будто проверяя на ощупь серьезность моих намерений.
— … в семь, — закончил я и попытался поймать ее губы.
Стремительно отвернув голову, она звонко шлепнула меня по груди, попав ладонью прямо по нагревшемуся медальону.
— Сегодня в семь, — останавливая мой напор, отчеканила она, — этот дурацкий бал! Забыл, что ли?
Конечно, не забыл. Как можно забыть, когда все о нем напоминают. Даже сам универ, казалось, целый день кричал про этот бал — везде, где только можно, висели плакаты, предлагающие «проверить свои чувства», а на входе раздавали листовки с приглашением туда.
— А какое этот бал имеет отношение к нам? — моя рука продолжала ласкать ее под свитером, добравшись уже до кружева белья. — Я не иду.
— Ты не идешь, — проворчала Саша, позволяя моим пальцам нырнуть под чашечку лифчика, — а ему взбрело туда пойти! Видимо, мозги на такой же лекции промыли…
Стиснув нежное полушарие, которое тут же ткнулось в мою ладонь набухшим бугорком, я всем телом прижал Сашу к стене, не собираясь отпускать.
— Так пусть идет один. Тебе-то зачем? Это же бал для влюбленных, — другая моя рука все активнее водила по обтянутым тканью бедрам, — а ты его не любишь.
— Не наглей! — буркнула Саша, однако не останавливая мои пальцы. — Как я ему скажу, что не пойду?
— Скажи, как есть, — я пробежался губами по ее щеке, вызывая легкий румянец дыханием. — Что с другим трахаешься, и он сразу все поймет…
В следующий миг в мой пах ткнулось колено — не сильно, не больно, но весьма ощутимо — прямо в стояк, который она сейчас прекрасно чувствовала.
— Вот как заговорил, — Саша хмыкнула. — «Новая» девушка так на мозг влияет?
Ее пальчики вновь забегали по моей ширинке — все быстрее и откровеннее, явно пытаясь переключить тему на что-нибудь более приятное.
— Можешь прийти туда сам, — она игриво провела носом по моей щеке, копируя мои недавние ласки, — и там трахнемся…
Иллюстрация: https://telegra.ph/file/65a9d5c3d511ed791150e.jpg
— И как? — я хорошенько стиснул ее бедра. — По пропуску… как это там… разбитого сердца? Назову твое имя на входе?
Это даже звучало и дико, и смешно. Мне идти по разбитому сердцу? Серьезно? Чтобы посмотреть, с кем она мне изменяет? Да это же не мне изменяют!
— Ну у тебя девушка есть, — Саша коснулась губами моей шеи и, немного втянув кожу, сочно поцеловала, видимо, оставляя засос на радость моей девушке. — А если там есть укромные уголки, мы бы могли…
Не став заканчивать фразу, она выразительно потерлась своими бедрами о мои. Без всяких сомнений, там найдутся укромные уголки — надо же где-то утешать девчонок с разбитым сердцем. Однако использовать Милу как входной билет на секс с Сашей уже заходило за моральный горизонт. Я не суеверен, но вести девушку на Бал верности, только чтобы ей там изменить…
— Вообще-то, — наставительно произнес я, вытащив для лучшего эффекта руку из-под ее свитера, — смысл этого мероприятия именно в верности. Никто никому не изменяет.
Саша громко фыркнула.
— Каким ты стал моралистом! Что, и тебя тоже проняло?
— Так что решай, — я остановил другую руку, перестав ее гладить, чтобы она получше поняла. — Пойдешь туда, трахаться сегодня не будешь. А если останешься вечером со мной, — уже обе мои ладони взялись за ее бедра и рывком притянули их к моим, буквально впечатывая ее в себя, — то оттрахаю тебя так, что ты вообще про все забудешь…
Мой стояк многозначительно упирался ей в живот. Без слов показывая, что ее ждет, я с напором потерся об нее. Сомкнув ресницы и, как в забытьи, откинув голову, Саша сладко потерлась в ответ, вызывая волны жара не только там, где был медальон, но и чуть левее него. Видя ее красные распахнутые губы, я потянулся к ним.
— Я же тебе говорила, — не открывая глаз, прошептала она, — в губы я целую только, когда влюблена.
Однако она не отодвигалась, не отстранялась, позволяя обнимать себя все крепче.
— А разве это не мой случай? — мое дыхание заскользило по ее губам, мои губы уже практически касались ее.
— Наглый… — с улыбкой прошептала она.
Не собираясь терять возможности, я попытался перехватить ее губы. Она тут же выставила язычок — как последнюю преграду, которая вовсе и не была преградой. Поймав губами, я начал его поглаживать, захватывая все глубже, готовясь перейти к чертовски горячему поцелую.
— Саша?..
Голос, незнакомый и женский, разнесся на весь пустой коридор. Дернувшись как от удара, Саша в шоке распахнула глаза и с силой толкнула меня в грудь, сбрасывая мои руки с бедер и увеличивая расстояние между нами. С легким недовольством отпустив ее, я отступил на шаг назад — а ведь мне казалось, что мы это уже прошли.
Из бокового коридора, которым обычно вообще никто никогда не пользовался, вынырнули две девушки, которых я не знал, но которых явно знала Саша — судя по ее стремительно побледневшему лицу. Замерев неподалеку, обе с любопытством уставились на нас — хотя с учетом всего, что видели, с их стороны тактичнее было бы уйти и дать нам закончить.
Всего за один вдох Саша справилась с ошеломлением и нацепила строгую маску старосты.
— Все понял? И про дела группы не забудь!
Я хмыкнул, не сдержав смешок. Да, она сделала это быстро, но не мгновенно. Неужели думает, что люди настолько тупые, что не заметят разницу? Прикосновения моих рук все еще горели на ее бедрах, как и вкус ее губ все еще оставался на моих губах — хоть и невидимые, эти следы