Причина его раздражения была ясна, он понял, что действительно придется выбираться из Гулливера. Даже сознание его, обычно слитое с мышлением и ощущениями гиганта, вдруг стало отделяться, разбившись на две разные сущности… Каждая со своими задачами и возможностями.
И едва он установил это, тут же пришло другое. А как же я вылезу? Ведь… я голый. Но при этом ни стыда, ни опасения, что это будет некрасиво и, пожалуй, смешно, не возникало. Вернее, не появлялось никакого нормального человеческого чувства, он все еще находился под пологом гибкой и невосприимчивой к таким проблемам психики гиганта.
Так и получилось, что он дошел до всей компании, остановился лишь метрах в двухстах, потом догадался, что ошибся… Поправил зрение, почти на человеческий аршин измерил дистанцию, которая их разделяла. Оказалось сто двадцать метров, может быть, сто семнадцать. Почему у Роста возникла способность так точно определять дистанцию, он объяснить не мог даже себе. Он сел, Гулливер, с чем-то похожим на несколько вздохов подряд, перекатился на живот, Рост отодрался от мягкой ткани, которая облегала его сзади, и впервые за очень долгое время почувствовал, что способен двигаться самостоятельно, не используя мускулы гиганта. Уперся локтем куда-то назад… И кожа, частично все еще его собственная кожа, разорвалась. Он едва не закричал от этой боли, но понимал, что это необходимо. Иначе эти дурни из Белого дома могли вообразить неизвестно что, и тогда Гулливеру пришлось бы плохо. Гораздо хуже, чем сейчас приходилось ему.
Рост отодрался лицом от маски, которая приросла к нему плотнее, чем остальные части тела. Хотя нет, все его тело срослось с Гулливером, каждый разрыв с ним вызывал обжигающую боль, словно с него сдирали кожу… И тут же его оглушила собственная слабость, неумелость, уязвимость, пожалуй, даже неполноценность.
Гулливер терпеливо ждал, похрюкивая, лежа лицом вниз. Рост осторожно, пытаясь не причинять гиганту мучений, поднялся на колени и удивился, как мало и плохо он видит, как слабо ощущает звуки, и еще в большей степени поражаясь, куда подевались все запахи. Сполз по спине огромной массы гиганта, которая еще недавно была им самим. И снова разозлился на начальство, которое причиняло ему и Гулливеру такие неудобства. Впрочем, он уже и сам мог думать, а потому все-таки решил, что и вправду, пожалуй, пора бы выйти из кокона и снова сделаться Ростиком Гриневым, самим собой, а не гигантом в этом мире слишком уязвимых людей.
От слабости он присел у гулливеровского бока, прижимаясь к нему, греясь его теплом и в то же время расцарапывая об него собственную кожу. Оказалось, что она почему-то стала слишком ранимой.
Рядом оказалась Лада, бегала она, как выяснилось, быстрее Баяпошки. Или та немного притормозила, когда заметила, что Рост голый. А ведь было время, вспомнил Рост, когда об одежде девушки из племени аймихо заботились так же мало, как о полотенце после купания в море, то есть почти никак не заботились. Или… Да, оказалось, Баяпошку вовсе не смущает его нагота, она просто его усиленно читала. И эта сосредоточенность не позволяла ей действовать слишком уж оперативно.
Ладушка наклонилась над ним, провела рукой по голове… Странное ощущение, хотя, пожалуй, приятное.
– Рост, ты… Лишился всех волос. Даже брови куда-то исчезли.
Он попытался ей улыбнуться.
– Я тебе таким не нравлюсь?
– Что ты? – Ладушка уже набросила на него что-то, смахивающее на слишком просторный халат, и помогла вдеть руки в рукава. – Ты такой… мускулистый. Нет, ты… Я не понимаю, ты словно светишься изнутри. Ты сделался молодым… Как аглор, если бы его удалось вытащить из нузы.
Рост поднялся, посмотрел на свои босые ноги, торчащие из-под халата. И лишь после этого повернулся к Гулливеру. Тот уже… «застегнул» свой горб, в котором находился Ростик, и медленно, не очень уверенно поднимался. Рост все еще находился в связи с ним, как двое близнецов понимают иногда друг друга без слов. И он знал, что теперь Гулливер отправится в свой подвал, где его придется здорово накормить…
– Покормим и напоим, раз он отпустил тебя, – пробурчала Баяпошка. Она уже оказалась рядом, хотя Рост не заметил, как она подошла. И еще он понял, что высказывался вслух.
– А мне бы… искупаться, – попросил он.
– Воды тебе прикажу нагреть сразу же, как только вернемся домой, – уверила Лада.
– Зачем греть воду? – удивился Ростик. – Можно в ручье, вот же он, плещется.
И понял, что действительно даже в этот не слишком теплый весенний денек способен купаться в ледяном потоке, стекающем с Олимпа, и при этом получать удовольствие… Вероятно, он стал малочувствительным.
– Знаешь, – Баяпошка приказывала, словно она была тут главной или самой понимающей, – давай-ка сначала отправимся к начальству.
С этим спорить не приходилось, для этого Ростик и выбрался из Гулливера, из-за начальства.
А вся группа этих людей, прилетевших из Боловска, чтобы взглянуть на него и на Гулливера, собралась в очень плотную стаю. Лишь Перегуда и Пестель с Квадратным стояли сбоку. Причем в центре этого… каре находился Председатель. Правда, когда Рост с обеими девушками дотащился до них, они расступились, расчистив Дондику обзор.
Председатель выглядел настороженным и определенно чего-то ждал. Или прислушивался к тому, что говорили свитские за его спиной. А они, как обычно, пытались на глазок решить очень важную, по их мнению, проблему, как всегда, начальственную и откровенно дурацкую. Кто-то доказывал, что аглоры, при желании, с гигантом расправиться все-таки сумеют, потому что… Рост нетерпеливо дернул плечом, была бы его воля, он бы этого «докладчика» гнал метлой за глупость.
– Как ты? – спросил Дондик наконец, и в группе чинуш стало тихо.
– Нормально, только вот… к этому миру привыкать теперь придется.
Незнакомый Ростику умник выступил вперед и в упор спросил:
– Послушай, Гринев, вот… Предположим, аглоры с ним справятся?
– Не знаю вашего, – Рост сделал ударение на обращении, – имени-отчества, но… достоверно заявляю, что скорее всего нет. Потому что я могу их видеть. Им даже не удастся подобраться ко мне.
– А из пушек? Ты что думаешь?
– Вы, – он снова попробовал установить вежливое обращение, но этого типа с длинным носом и низко, чуть не на скулах сидящими ушами это, видимо, не устраивало, – хотите с Гулливером поссориться? – Перехватив недоумевающий взгляд, он добавил: – Учтите, у него обостренный слух, я за полтора километра разбирал каждое слово, которое тут произносилось. Но еще лучше он читает эмоции и, разумеется, отлично определяет враждебность. Даже потайную, скрытую, вот как у вас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});