из комнаты, но вислогубый загородил ей дорогу, грубо оттолкнул от двери.
— Кто тебя надоумил? Кто?! — Шарапов поднял трясущиеся руки.
Девушка молчала. Майя полными тревоги и ласки глазами смотрела на нее.
— Говори!.. — Купец встал и пошел на дочь.
— Никто… Я сама… Вы же хотели их убить…
Шарапов потянул растопыренные пальцы, схватил дочь за волосы и начал трясти.
— Убью!.. — Он отшвырнул ее в сторону.
— Убивайте! — с ожесточением кричала Настя, обливаясь слезами. — Убивайте! Зато я спасла людей… Сеню…
— Да он же коммунист!.. Хуже сатаны!.. — в диком исступлении завопил Шарапов.
— Ну и пусть коммунист! Все равно он лучше всех! Я люблю его! Люблю! Люблю! А вас всех ненавижу!..
Федорка с перекошенным от злобы лицом взвел курок и стал цедиться в Настю.
Майя бросилась на вислогубого, вцепилась в его руку. Прогремел выстрел. С потолка посыпалась штукатурка. Майя подбежала к девушке, прижала ее, закрывая своим телом.
— Родненькая, хорошенькая… Настенька… Он тебя не поранил?
Настя, прильнув к Майе, зарыдала.
Как ни был ослеплен злобой Шарапов, он видел, что Майя только что спасла жизнь его дочери.
— Брось свою игрушку!.. — Он выхватил у вислогубого наган. — Пошел вон!.. Проспись лучше…
Вислогубый захлопал глазами:
— Ну, ты!.. Говорил, своими руками предателя…
Шарапов вырвал Настю из объятий Майи:
— К нищим в невестки собралась!.. Ну, и убирайся с глаз моих!.. Сейчас же убирайся! — И вышел, хлопнув дверью.
— Большевики-и! Все вы большевики! — визжал вислогубый, как недорезанный, мечась по комнате.
— А ты зверь, — спокойным голосом сказала Майя. — Для тебя человека убить, что муху прихлопнуть. Иди, милая, — ласковым голосом обратилась она к Насте. — Да не попадайся на глаза старому. Иди, иди, — и почти вытолкала ее в двери девичьей.
— Погоди. — Вислогубый поймал Майю за плечи, сильным толчком повалил на кровать.
— Не трогай меня! Горло перегрызу!
— Выходи за меня замуж! Тогда я твоего сына пальцем не трону.
— У меня есть муж!..
— А где он, твой муж?..
— Где-нибудь живет…
— Вот именно, где-нибудь живет… с другой. Я видел твоего мужа в Якутске. Он служит милиционером. А к тебе вот не возвращается, наверно, завел новую семью…
— Ты с кем-нибудь спутал…
— Мне-то не знать Федора, который вырос на нашей простокваше! И купец Иннокентий говорил, что муженек твой заходил к ним.
— Когда?!
— Осенью.
— Ты лжешь, лжешь!.. Был бы Федор жив, он бы нас под землей нашел!..
— Нашел, только не тебя… — Яковлев приблизился к Майе, опять повалил ее на кровать.
— Пусти!..
Федорка упал на колени.
— Майя, неужели тебе белый свет не мил?.. Неужели все равно для тебя, что смерть, что сон? Я же убью тебя, если не станешь моей женой! Тебя и себя убью! Соглашайся!.. Стану твоим батраком!..
— Ни за что! Лучше заживо сгореть!
— Не торопись в костер! Я еще тобой потешусь!.. — Вислогубый навалился на Майю, стал рвать на ней одежду.
— Помогите! — исступленно закричала Майя.
На крик вбежала Настя, подскочила к Федорке, стала молотить его кулаком по спине.
— Тятя-а! Тятя-а!
Шарапов ворвался как буря, стащил вислогубого, оттолкнул:
— Ф-фу, скотина!
— Бей его, тятя! — Лицо Насти пылало. — Бей до смерти! Бей, говорят тебе!..
Майя встала, закрывая платком грудь.
— Пусть она убьет меня, — плаксиво мямлил Федорка, протягивая к Майе руки.
— За нее сделает это сын или муж, — угрюмо бросил купец и, посмотрев на Майю, прошипел: — Сейчас же уходи…
— Спасибо, Настенька, — промолвила Майя и вышла.
— Проклятая! — крикнул ей вслед вислогубый. — Ну, погоди, доберусь…
III
Они умчались на двух подводах в сторону станка Никольский. Комиссар сидел спиной к лошади на задних санях, чтобы удобно было отстреливаться в случае новой погони. На первой подводе ехал председатель Нохтуйского ревкома Кэрэмэс. Лошадей они увели со двора ревкома — там стояли те самые двадцать подвод, которые выделил Барсуков.
В двух верстах от Никольского дали лошадям маленькую передышку и поехали дальше.
На вторые сутки добрались до ямского станка Мурья. На повороте их остановили. Подводы окружили всадники в овчинных полушубках и буденовках.
— Далеко едете?
— Из Якутска. — У Семенчика дрогнул голос от радости: наконец-то встретили своих. — Везем пакет командующему.
— Следуйте за нами.
К ямскому дому их сопровождали пятеро всадников.
В большой комнате сидел за столом крупный плечистый человек. Кудрявая, окладистая черная борода закрывала почти всю грудь, длинные волосы доставали до плеч.
Высокий красноармеец простуженным голосом доложил:
— Товарищ командующий, из Якутска прибыли люди с пакетом.
— Раздевайтесь, товарищи, — басом сказал командующий, — грейтесь. На дворе холодно. — Он разорвал пакет и углубился в чтение. Потом поднял на Семенчика большие грустные глаза и спросил: — Тебя как звать?
— Семен Владимиров…
— Сеня?
— Это по-русски. Мама зовет меня Семенчиком.
— Хорошее имя. А меня — Нестор Александрович Каландарашвили, — представился командующий.
— А я знаю. — Семенчик смущенно улыбнулся.
— Сколько же тебе лет?
— Восемнадцать.
— Да ты уже пожилой, — пошутил длиннобородый, ласково глядя на Семенчика. — Начальник штаба! — позвал он.
Из другой комнаты вышел молодой командир, высокий, стройный.
— Пригласи ко мне командный состав. Надо посоветоваться.
Через несколько минут в комнату набилось полно людей. Стульев не хватало — сидели на каждом по двое, многим пришлось стоять.
— Товарищи командиры, — заговорил Каландарашвили, — из Якутска только что получена директива: направить часть отряда в Вилюйский округ. Речь идет о том, чтобы выделить одну-две роты.
— Вероятно, достаточно одной, — заметил комиссар отряда Киселев, проведя рукой по бритой голове. — Добровольцы, может быть, есть? — Он окинул взглядом командиров.
— Есть. — Командир, сидевший впереди, у самого стола, встал. Это был длинный, худой человек с бледным лицом. — Мне знакомы те места.
— Отлично, товарищ Пясталов, — одобрил комиссар. — Вы, кажется, уроженец Вилюя?
— Совершенно верно.
— Не возражаешь, Нестор Александрович? — Комиссар повернулся к командующему.
— Согласен. Начальник штаба, разработать маршрут и нанести на карту. Предусмотреть места ночлегов. Без боевого охранения не делать ни единого шага. О готовности к маршу доложить. Даю вам на сборы два часа.
Когда командиры разошлись, Каландарашвили обратился к приезжим:
— Вам, товарищи, приказано вернуться назад вместе с отрядом?
Узнав, что Усов и Кэрэмэс вместе с Семенчиком спаслись бегством, Каландарашвили стал расспрашивать о подробностях. Но никто из троих не мог сказать о численности банды, орудующей в Маче и Нохтуйске, ни о ее предводителе.
— Но вы сами-то оттуда?
— Я могу назвать тех, кто готовил расправу над нами, — сказал Семенчик и перечислил мачинских и нохтуйских богачей.
Командующий записал все фамилии.
— Оставляю вас, товарищи, в отряде. Ты, — он показал на Семенчика, — будешь у меня переводчиком.
Отряд Каландарашвили двигался медленно. Не хватало подвод, поэтому приходилось совершать пешие марши.
По селам и ямским