Объяснение отнюдь не смягчило выражения крайней растерянности, которое застыло на лице Симны.
— Погоди-ка, братец. Мы видели, как ты сошел с корабля к этим угрюмым Мастерам ворот не далее чем…
— Несколько минут назад. Знаю. — Они подходили к носу корабля. — Но я ждал вас почти месяц. Время — самая странная из рек, мой друг. До такой степени странная, что понять это может только тот, кто в ней плавал.
— Но если ты был там, а теперь ты здесь… — Симна так сильно сдвинул брови, что мог бы прищемить ими свой нос.
— Не стоит слишком долго размышлять над такими вещами, — посоветовал ему Эхомба. — Это проблема Логиков. Слишком напряженные раздумья могут запутать самые изящные теории. — Подняв руку, он показал вперед. — Перед нами — великая дельта Эйнхарроука. Скоро земля останется позади, и мы выйдем в Семордрию. В вечный океан, где я ловил рыбу, плавал и играл всю свою жизнь. Если суша столь поразительна, то какие же чудеса должны скрываться в его глубинах?
— Наверняка что-нибудь такое, что кусается. — Глубоко вдохнув неподвижный влажный воздух, Симна оперся о носовое ограждение и уставился на запад.
Почувствовав, как что-то сильно пихнуло его в спину, Эхомба обернулся и увидел Алиту. Как обычно, пастух не заметил и не ощутил его приближения.
— Значит, ты снова здесь. — Длинноногий хищник зевнул, разинув пасть шириной от головы до живота Эхомбы. — Жаль. Я собирался вернуться домой.
— Тебя никто не держит, — напомнил ему Эхомба.
— Кое-кто держит. Я сам. — Желтые кошачьи глаза вспыхнули. — Можешь считать это вопросом культуры. Теперь мне от вас не отделаться до тех пор, пока ты снова не попытаешься умереть.
— Тогда я постараюсь этого избежать и закончить дело как можно быстрее.
Кот величаво кивнул, и свежий ветерок взъерошил его великолепную черную гриву.
— Мы хотим одного и того же.
— Ага, только не я, — живо возразил Симна. — Я хочу найти сокровище. — Он пристально посмотрел на пастуха. — И не важно, каким оно окажется: самим легендарным Дамура-сесе или всего-навсего «прибрежной галькой». Так что даже не пытайся отрицать, братец!
Эхомба покорно вздохнул:
— Разве от этого когда-нибудь был толк?
— Нет, — многозначительно ответил северянин.
— Очень хорошо.
Удовлетворенный Симна умолк. Алита, чье освобождение снова откладывалось, выбрал нагретый солнцем уголок палубы, свернулся и опять уснул. На корме Хункапа Аюб наблюдал, как несколько матросов играют в кости, стараясь постигнуть тонкости игры.
В ожидании моря Эхомба смотрел на реку и думал о Миранье, о своих детях, о том, что тот же самый океан, в который они вот-вот вплывут, плещется о берег рядом с его деревней. Скоро дома начнется сезон отёла, и он знал, что его будет не хватать.
«Отправлял ли человека в такое трудное и дальнее путешествие кто-нибудь из живущих, как это сделал один мертвец?» — вдруг подумалось ему.
ТРИУМФ ДУШ
Посвящается моему племяннику Джошуа Фрэнсису Кэролу
I
«Он приближается. И он не один».
Так сказал Червь.
А день обещал быть отличным. Выспавшись, Химнет Одержимый проснулся в менее дурном настроении, чем обычно, и по этому случаю решил надеть парадные доспехи: шитые золотом гетры, темно-красные сапоги из тисненой кожи, алый нагрудный панцирь, на руках перчатки, усыпанные рубинами — такими темными, что они казались почти черными. Алый шлем с гребнем из перьев придавал правителю сходство с неким благородным и грозным хищником.
Оглядев себя в узком зеркале высотой во всю стену, Химнет остался доволен. Сегодня он будет внушать особый страх своим оруженосцам и слугам, а приближенным благоговейный трепет.
Повинуясь его резкому оклику, два эромакади, которые перебирали яркие бусинки возле широкой кровати, подбежали к нему. Мгновением позже за спиной правителя взвилась атласная пелерина, и в волнах золотого и алого он направился к лестнице.
Как обычно, Химнет завтракал в одиночестве. Если не считать безмолвных слуг, которые отчаянно хотели бы оказаться отсюда подальше, но боялись выдать свои чувства. Их застывшие улыбки и угодливость позабавили его; но ненадолго. Казалось, что слуг связали и мучают — настолько явственно был ощутим их ужас. Дрожащие голоса, дергающиеся губы, тоска и обреченность в глазах, неслышные вздохи облегчения, когда они отходили от стола, — глупцы, они воображали, будто он ничего не замечает!
Впрочем, ему было плевать на их жалкие уловки, с помощью которых они пытались его разжалобить. Эти слуги были лучшими из лучших — те немногие, которым удалось выжить у него на службе и при этом не сойти с ума или начать умолять их уволить. Да и какой им смысл просить увольнения? Разве он не добрый и не щедрый хозяин? Другие хозяева то и дело лупят слуг, а платят им ровно столько, чтобы не померли с голоду. Он же, наоборот, отличается безграничным терпением и жалованье кладет хорошее. К тому же это очень престижно — служить в доме хозяина Эль-Ларимара. Непонятно, чем могут быть недовольны его слуги?
Да, порой он вынужден наказывать тех, кто спустя рукава относится к своим обязанностям. Да, его методы, несомненно не такие, как у других. Но тут, как и во всем, важен результат. И кому какое дело, если вместо того чтобы быть повешенным или ослепленным, негодяй станет уродом или получит взамен человеческого лица морду летучей мыши? Не лучше ли жить с крысиными зубами, чем вообще без зубов? Иногда ему казалось, что он никогда не поймет образ мыслей обычных людишек.
Каждое из восхитительно приготовленных блюд он едва попробовал. Оставшиеся оладьи, яйца, мясо, гренки, варенье, масло, фрукты, каши, соки и напитки, как обычно, разделят между собой слуги. Отправляя в рот через прорезь в шлеме еду и напитки, Химнет презрительно хмыкнул. Эти канальи могут сколько угодно трястись от страха, но стоит только дать распоряжение убрать со стола, как они тут же набросятся на объедки. Ладно, этого достаточно. Главное, чтобы служили. А любовь он найдет в другом месте. Точнее говоря, в единственном…
Химнет перевел взгляд на лестницу, ведущую из верхних апартаментов в столовую, и дал волю воображению: вот она спускается по ступеням, подходит к столу. Не ступает, а словно плывет, едва касаясь пола, и каждый ее шаг будит желание. Он как наяву увидел ее изумительное тело, туго обтянутое атласом и шелком. Волосы, черные словно ночь, ниспадают на обнаженные плечи. Кожа цвета слоновой кости, алые губки и глаза — синие, как сапфиры. За один взгляд этих глаз он не пожалел бы полмира.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});