Другие труды Златоуста — это его юношеский трактат «О священстве», который мы уже упоминали, ряд доктринальных и моральных очерков в защиту христианской веры, о прославлении безбрачия и более благородных проявлений монашеского образа жизни[2028], а также двести сорок два послания, почти все написанные во время его изгнания между 403 и 407 г. Наиболее важные из посланий — два письма к Римскому епископу Иннокентию I и его ответ, а также семнадцать длинных посланий к его подруге Олимпиаде, благочестивой вдове и диаконисе. Они проникнуты благородным христианским духом; Златоуст не желал, чтобы его возвращали из изгнания; убежденный, что существует только одно несчастье: удалиться с пути благочестия и добродетели. Письма наполнены также чувством сердечной дружбы, преданной заботы об интересах церкви, спокойным и радостным ожиданием славы небесной[2029].
Так называемая литургия Златоуста, которая до сих пор используется в Греческой и Русской церквях, уже упоминалась нами в соответствующем месте[2030].
Среди учеников и почитателей Златоуста мы упомянем как заслуживающих особого внимания двух аббатов первой половины V века: старшего Нила Синайского, который вместе со своим сыном удалился с одной из высших гражданских должностей империи в созерцательное уединение на горе Синай, а его жена и дочь отправились в монастырь в Египте[2031]; и Исидора из Пелусия (или из Пелусиоты), родом из Александрии, который возглавлял монастырь недалеко от устья Нила и симпатизировал Кириллу, выступавшему против Нестория, но предостерегал от разжигания чрезмерных страстей[2032]. Это были одни из наиболее достойных представителей древнего монашества, которые, в большом количестве посланий, экзегетических и аскетических трактатов, с ученостью, благочестием и умеренностью обсуждают почти все богословские и практические проблемы своего века.
§171. Кирилл Александрийский
I. S. Cyrillus, Alex, archiepisc: Opera omnia, Gr. et Lat., cura et studio Joan. Auberti. Lutetiae, 1638, 6 vols, in 7 fol. To же самое издание с существенными дополнениями — J. P. Migne, Petit‑Montrouge, 1859, 10 vols. {Patrol. Gr., tom. lxviii‑lxxvii). См. также Angelo Mai, Νουα Bibliotheca Patrum, tom. ii, pp. 1–498 (Rom., 1844), tom. iii (Rom., 1845), где есть несколько произведений Кирилла, напечатанные впервые, например: De incarnatione Domini; Explanatio in Lucam; Homiliae: Excerpta; фрагменты из комментариев на Псалтирь, послания Павла и соборные послания. (Эти дополнения включены и в издание Миня.) Cyrilli Commentant in Lucca Evangelium quae supersunt, Syriace, e manuscriptis apud museum Britannicum, edidit Rob. Payne Smith, Oxonii, 1858. To же самое с английским переводом и ценными замечаниями — R. P. Smith, Oxford, 1859, 2 vols. Новое издание трудов Кирилла, в том числе его комментарии на малых пророков, Евангелие от Иоанна, пять книг против Нестория, Scholia на Воплощение, etc., тщательно подготовил Philip Pusey (сын доктора Пьюзи). Oxf., 1868–81. 5 vols. Английский перевод в оксфордской Library of the Fathers. 1874 sqq. См. интересный очерк Ph. Pusey (ум. в 1880) и его издание в «Church Quarterly Review» (London), Jan., 1883, pp. 257–291.
II. Отдельные упоминания о Кирилле у Сократа, Мария Меркатора и в постановлениях вселенских соборов Эфеса и Халкидона. Tillemont: Tom. xiv, 267–676, notes, pp. 747–795. Cellier: Tom. xiii, 241 sqq. Acta Sanctorum: Jan. 28, tom. ii. A. Butler: Jan. 28. Fabricius: Biblioth. Gr., ed. Harless, vol. ix, p. 446 sqq. (Vita болландистов и Noticia literaria, автор Fabricius, есть также в Migne, tom. ι, pp. 1–90.) Schröckh, Theil xviii, 313–354. См. также предисловия: Angelo Mai, tom. ii, Nova Bibl. Patrum, и R. P. Smith, его перевод комментария Кирилла на Луку. Hefele: Conciliengesch., vol. ii, rev. ed. (1875), где о Кирилле говорится много, pp. 135, 157, 167 sqq., 247 sqq., 266 sqq., etc. C. Burk, в Herzog2, iii, 418 sq. W. Bright: St. Cyrillus of ΑΙ., в Smith and Wace, i, 763–773.
Если жизнь и труды большинства отцов церкви постоянно вызывают наше восхищение и преклонение, то Кирилл Александрийский производит чрезвычайно неприятное или, по крайней мере, очень неоднозначное впечатление. Это человек, для которого богословие и ортодоксия сделались орудиями его страстей.
Кирилл стал патриархом Александрии около 412 г. Он следовал по стопам своего предшественника и дяди, известного Феофила, который низложил благородного Златоуста и добился его изгнания; фактически, Кирилл превзошел Феофила в высокомерии и склонности к насилию. Как только он вступил в должность, он тут же закрыл все церкви новациан в Александрии и реквизировал их церковную собственность. В 415 г. он с военной силой ополчился против синагог многочисленных иудеев, потому что, подстрекаемые его нетерпимостью, они оказались виновны в беспорядках; некоторых он приговорил к смерти, других изгнал, отдав их собственность возбужденной толпе.
Эти вторжения в область светской власти привели его к ссорам и постоянным спорам с Орестом, имперским губернатором Александрии. Он призвал охранять себя пятьсот монахов из Нитрийской пустыни, и они публично оскорбляли губернатора. Один из них, по имени Аммон, ранил его камнем и был за это убит Орестом. Но Кирилл велел похоронить монаха в церкви как святого мученика, пострадавшего за веру, и прозвал его Фаумасием, «достойным восхищения», однако образованные люди были оскорблены этим решением, и из‑за всеобщего отвращения оно вскоре было забыто.
Кирилла часто обвиняют в том, что он подстрекал к убийству знаменитой Ипатии, подруги Ореста, но в этой жестокой трагедии он сыграл только косвенную роль, возбудив страсти христианского населения и санкционировав их своим высоким именем, что и привело к смерти Ипатии[2033].
От своего дяди Кирилл перенял сильное отвращение к Златоусту, и на знаменитом синоде ad Quercum близ Халкидона он голосовал за его смещение. Таким образом, он упорно сопротивлялся патриархам Константинополя и Антиохии, когда, вскоре после смерти Златоуста, они почувствовали себя обязанными отменить свои несправедливые обвинения; он не постыдился даже сравнить этого святого человека с предателем Иудой. Но позже он уступил, по крайней мере внешне, настоятельным требованиями Исидора Пелусийского и других и занес имя Златоуста в диптихи[2034] своей церкви (419), в результате чего Римская епархия снова начала общаться с Александрией.
С 428 г. и до смерти (444) его жизнь была полна христологических споров. Он был самым ревностным и самым влиятельным защитником антинесторианской ортодоксии на Третьем вселенском соборе и не жалел никаких сил для того, чтобы уничтожить своего оппонента. Помимо оружия богословской учености и проницательности, он позволял себе намеренные неверные толкования, хитрость, насилие, подстрекательства народа и монахов в Константинополе, неоднократный подкуп императорских должностных лиц, даже сестры императора Пульхерии. Подкупами он навлек долги на имущество Александрийской церкви, хотя своим родственникам оставил немало богатств и с самой напыщенной религиозной церемонностью призывал своего преемника, никудышного Диоскора, не беспокоить его наследников[2035].
Последующие усилия Кирилла по установлению мира не могут изгладить этих пятен с его репутации, да и к миру он призывал вынужденно, под давлением оппозиции. Его преемник Диоскор (после 444), проявивший себя как еще более отрицательная личность, заставил в некотором отношении уважать Кирилла, однако он унаследовал все его страсти, но не богословские способности, и продолжил дело Кирилла по разжиганию розни.
Кирилл — поразительное доказательство того, что ортодоксия и благочестие — разные вещи и что ревностное отношение к чистоте учения может сосуществовать с нехристианским духом. В том, что касается характера, он, без сомнения, намного уступал своему несчастному противнику. Суждение католических историков о нем обусловлено авторитетом их церкви, которая, в странной слепоте, канонизировала его[2036]. Однако Тиллемон чувствует себя вынужденным признать: Кирилл делал много такого, что недостойно святого[2037]. Оценка протестантских историков гораздо более строга. Умеренный и честный Хр. Ц. Франц Уолш с трудом может сказать, что Килилл совершил что‑либо благое[2038]; а английский историк Χ. X. Милмен утверждает, что предпочел бы предстать перед судом Христа, отягощенный всеми ересями Нестория, но не варварствами Кирилла[2039].
Однако недостатки личного характера не должны закрывать нам глаза на заслуги Кирилла как богослова. Этот человек обладал мощным и проницательным умом и обширной ученостью. Его, без сомнений, можно причислить к ряду наиболее значительных богословов Греческой церкви в области догматики и полемики[2040]. Кирилл был последним выдающимся представителем александрийского богословия и Александрийской церкви, которая, впрочем, начала уже вырождаться и коснеть. В этом качестве Кирилл соответствует Феодориту, самому ученому представителю антиохийской школы (из современников только Феодорит превосходил Кирилла). Он верно придерживался учения о воплощении и личности Христа, как его более чистый и великий предшественник на посту Александрийского епископа был верен учению о Троице за сто лет до него. Но он доводил до крайности сверхъестественный и мистический характер александрийского богословия и в своей ревностной защите реальности воплощения и единства личности Христа дошел до грани монофизитского заблуждения — хотя и подкреплял при этом свое учение словами Афанасия (но не его духом, потому что на тот момент богословское разграничение между понятиями ουσία и ύπόστασις· закрепилось еще не настолько, что уже нельзя было подменять их друг другом[2041]).