Читать интересную книгу История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Объяснение этому следует искать не только на театре военных действий, но, как на это уже указал Ранке, во внутренних взаимоотношениях римского принципата. Тиберий стал императором лишь благодаря усыновлению, но не был кровным родственником Августа. Германик находился в таком же родственном отношении к Августу, как этот последний находился некогда к Цезарю. Он был внуком его сестры и был обручен с родной внучкой Августа, Агриппиной. Его и ее сыновья были кровными родственниками и наследниками Августа. Хотя по римскому праву приемный сын обладал такими же правами, как и родной, и Тиберий со своей стороны усыновил Германика, все же между императором и этой семьей существовали такие напряженные отношения, которые таили в себе бесконечные опасности. В интересах собственной безопасности Тиберий не мог допустить, чтобы между Германиком и германскими легионами благодаря многолетней войне установились такие же отношения, как некогда между Цезарем и легионами Римской республики в Галлии. Сражение в Тевтобургском лесу и три похода Германика показали, каким ужасно трудным делом было покорение этих германских "сынов природы". Эту войну мог бы довести до конца лишь полководец, обладавший наивысшим авторитетом и свободно располагавший самыми крупными средствами в течение многих лет. Такого полководца Тиберий не мог отослать в Германию, - больше того, не должен был отсылать. В течение двух лет Тиберий следил за ним, а затем он его отозвал, и, таким образом, германцы остались свободными.

 Нет события, которое было бы более важным для всей последующей эпохи, чем то, что германцы остались вне сферы господства римлян и не были романизованы, подобно кельтам. Причинность этого события может быть правильно понята лишь в том случае, если вскрыть обе ее стороны, как это уже правильно увидел Тацит, умевший своим острым взглядом видеть, все великое. Его рассказ во многих своих отдельных деталях нас не удовлетворяет, а настроение, которым он проникнут, во всех своих оттенках чрезвычайно субъективно. Но о чем бы Тацит ни думал, его взор проникает до самой глубины событий, и он был вполне прав, говоря, что римляне победили бы, если бы подозрительность Тиберия не заставила его отозвать Германика, а в другом месте указывая на то, что Арминий, без сомнения, был бы освободителем Германии.

 После Тевтобургской победы Арминий послал голову Вара королю маркоманов, Марбоду. Это может быть понято лишь как обращенный к соотечественнику призыв начать всегерманскую национальную войну против римлян. Марбод отказался от этого предложения и отослал голову Вара Августу, чтобы предать ее погребению. Именно таким путем мы узнали об этом событии, которое твердо засвидетельствовано. Вскоре после этого разгорелась война между германцами, между Арминием и Марбодом. Хотя князь херусков и победил, заключив союз с лангобардами, однако, он сам погиб в гражданской войне вследствие предательства своих собственных родственников. Он был их освободителем, и варвары до сих пор восхваляют его в своих песнях, прибавляет римлянин, описавший эти события приблизительно через сто лет. Неужели же он мог совершенно исчезнуть из памяти своего народа и проснуться к новой жизни лишь через полторы тысячи лет благодаря ученым изысканиям? Филологическое чутье стремится обнаружить хотя бы отблеск его посмертного существования, которое никогда нельзя будет действительно доказать, но которое обладает такой мощной поэтической силой, что мимо него нельзя пройти, не обратив на него внимания.

 Мы не знаем германского имени князя херусков. Конечно, оно не имеет никакого отношения к имени "Герман". Арминий - это то римское имя, которое ему было дано, когда он посетил Рим и был облечен званием всадника. Германцы часто давали сыновьям имена, близкие по созвучию к имени отца, отца же Арминия звали Сигимером. Звали ли Арминия Зигфридом? "Песнь Нибелунгов" называет отца Зигфрида Сигемундом, но Сигемундом звали, Тациту, другого князя херусков. Нет никакого сомнения в том, что эта труппа имен имеет какое-то отношение к роду Арминия. Легенда о Зигфриде доходит в своих корнях до германского мифа. И в этой легенде сохранилось воспоминание о римской эпохе, так как в ней говорится, что отец Зигфрида жил, в Ксантах, которые имели значение лишь в эту эпоху, когда здесь находился большой постоянный лагерь римлян Ветера. Зигфрид, подобно Арминию, умирает в расцвете сил, в зрелом возрасте мужа, вследствие зависти и предательства своих родственников. Его жена поддерживает его, а не своих родственников. Убийца Зигфрида Гаген изображен, - правда, не в "Песне Нибелунгов", а в другом рассказе, - одноглазым. И то же самое нам сообщается про Флава, брата Арминия, который сражался на стороне римлян. Весь княжеский род херусков, за исключением одного сына Флава, жившего римлян, погиб в сражениях, последовавших за смертью Арминия подобно тому, как погибли все князья Нибелунгов.

 Самым возвышенным памятником, когда-либо воздвигнутым каким-либо народом своему герою, была бы эта легенда, если бы Арминий и действительно был Зигфридом. Воспоминание об его личности продолжало бы жить в памяти народа в образе этого самого безупречного из всех людей. Да, этот образ слишком высок для исторического человека, созданного из плоти и крови, а поэтому хорошо, что он нам является окутанным сказочной дымкой предположений.

К ПОХОДУ 16 г.

 1. Для того чтобы глубже обосновать нашу точку зрения относительно характерных особенностей и ценности "Анналов" Тацита, как исторического источника, мы подвергаем исследованию еще некоторые отдельные детали его рассказа о походе 16 г.

 Тотчас же вслед за описанием высадки римлян говорится о том, что ангриварии, находившиеся в тылу римлян, отпали от них и что Стертиний был отправлен с отрядом воинов для того, чтобы их наказать. Однако, Стертиний присутствовал при разыгравшихся вслед за тем и последовавших одно за другим сражениях на Везере и при Идизиавизо, а перед окончанием этой войны был снова послан против ангривариев для того, чтобы принять от них изъявление их покорности. Внешне эта цепь событий вполне правдоподобна, однако, весьма поразительно то, что Стертиний вернулся к главным силам римлян до того, как он подавил восстание, вспыхнувшее в тылу армии. Во всяком случае наш историк в описании этих событий если оно только вообще правильно, оставил большой пробел.

 За этим следует разговор Арминия с Флавом через Везер. Раньше предполагали, что этот разговор происходил через другую реку, так как для такого разговора Везер слишком широк. На самом же деле этот диалог херуских братьев, очевидно, является поэтической фикцией, которая, кстати сказать, привела к тому, что автор перенес экспедицию на Эмс. Возможно, что Тацит не нашел в своем источнике названия той реки, в которую вошел Германик. Но так как дальше было ясно сказано, что римляне переправились через реку, следовательно, перешли на тот берег, на котором находился противник, и так как тотчас вслед за тем последовал разговор князей херусков через Везер, то автор отсюда заключил, что река, к которой пристали римляне и близ которой они высадились на берег, должна была быть Эмсом. В действительности же мы здесь имеем дело лишь с невнимательностью автора поэтического описания, который сперва переправляет римлян через реку, а потом заставляет братьев говорить с одного берега на другой, забыв, очевидно, о том, что они в данный момент уже оба находились на том же самом берегу.

 Могут показаться странными упреки Тацита по адресу Германика за то, что он вместо немедленной высадки на неприятельском берегу сначала высадил свои войска на другом берегу, а затем потерял несколько дней на постройку моста. Вряд ли этот упрек мог находиться в тексте эпической поэмы, имевшей своей целью восхвалить Германика. Но этот факт опять-таки прекрасно объясняется переменой названий рек. Если Германик поднялся по Везеру, то было вполне естественно, что он сперва высадился на левом берегу, чтобы установить связь близ Реме или Миндена с тем корпусом, который подходил к Везеру от Ализо. Но эпос ничего не сообщал об этом корпусе, и потому Тацит решил, что войско высадилось на Эмсе. Таким образом, трудно было подыскать причину для факта высадки римского войска на левом берегу. Тацит же чувствовал себя настолько независимым по отношению к своему источнику и к своему герою, что вплел в свой рассказ упрек, обращенный к Германику за совершенную им столь грубую ошибку.

 Находясь перед боевым расположением германских войск, стоявших на том берегу Везера, Германик, согласно Тациту, не решился перевести свои войска через реку, не построив предварительно мостов и плотин, и послал вперед лишь одну конницу через брод. Совершенно непонятный поступок. Что же должна была предпринять одна конница против германского войска? Для того чтобы сделать эти факты понятными, мы должны допустить, что на том берегу реки находилось не все германское войско, а только сильный наблюдательный пост и что коннице было приказано отогнать этот пост, дабы он не препятствовал постройке моста. Напыщенная фраза Тацита: "Цезарь счел недостойным императора подвергнуть легионы опасности, не возведя мостов и укреплений", есть не что иное, как риторическая фраза. Упоминание Тацита о том, что два раза строились мосты - через Эмс и через Везер, - ни о какой мере не указывает, что на самом деле, мосты воздвигались дважды. Скорее всего мы здесь имеем дело с двумя моментами того же самого события, которые были разделены вследствие какой-либо неясности текста первоисточника.