Читать интересную книгу Отныне и вовек - Джеймс Джонс

Никто не шевельнулся.

— Отлично. Сержант, действуйте. — Майор кивнул Толстомордому.

Джадсон подошел к первому с края шеренги:

— Кто сломал руку Мердоку?

Щуплый невысокий заключенный из 8-го учебного полевого был в тюрьме старожилом. Глаза на циничном, изборожденном морщинами бугристом лице смотрели прямо перед собой, застывшие, как два камешка. Он сегодня работал в другом конце каменоломни, но уже знал все в подробностях.

— Не знаю, сержант, — сказал он.

Толстомордый ударил его палкой ниже колен и повторил вопрос. Бугристое лицо осталось неподвижным, каменные глаза не дрогнули и даже не моргнули.

— Не знаю, сержант, — снова сказал он.

Толстомордый ткнул ему палкой в живот и спросил в третий раз. Результат был тот же.

И точно так же было со всеми. Толстомордый методично начал с левого фланга, дошел до конца прохода, повернулся и двинулся в обратном направлении, с той же тщательностью опрашивая шеренгу, построенную напротив первой. Он спрашивал у каждого только одно: «Кто сломал руку Мердоку?» — и повторял вопрос пять раз. Ни один не шевельнулся, ни один не опустил глаза и не моргнул, ни на одном лице не отразилось ничего, кроме презрения к приемам Толстомордого и к самому Толстомордому. Это тебе не третий барак, а второй. А во втором все заодно, и вместе они — как каменная стена.

Толстомордого нисколько не трогали ни их презрение, ни их упорство. Его дело было задать каждому вопрос и, если человек ответит неправильно, ударить. Что будет с человеком, его не касалось. И он делал свое дело тщательно и методично. Дойдя до конца второй шеренги, он присоединился к майору, они вдвоем двинулись вдоль строя и остановились перед Склянкой.

— Кто сломал руку Мердоку? — спросил майор Томпсон.

Все поняли: они знают.

Банко смотрел прямо перед собой и не отвечал.

Толстомордый ударил его.

— Это сделал ты? — спросил майор.

Банко стоял, вытянувшись по стойке «смирно», смотрел прямо перед собой и не отвечал.

Толстомордый ударил его.

— Это ты сломал руку Мердоку? — снова спросил майор.

Банко молчал.

Толстомордый опять ударил.

— Между прочим, — майор улыбнулся, — мы и так знаем, что это твоя работа.

Банко усмехнулся.

Толстомордый ударил его.

— Выйти из строя! — приказал Томпсон.

Банко сделал два шага вперед, по-прежнему усмехаясь.

Толстомордый ударил его концом палки в переносицу. Банко повалился на колени. Несколько секунд он оставался в этом положении — никто не сдвинулся с места помочь ему, — потом, шатаясь, поднялся. Из носа у него текла кровь, но он держал руки по швам и не отводил глаза от стены. Облизнув губы, он усмехнулся.

— Я сделаю так, что твой пример послужит хорошим уроком для остальных, — жестко сказал майор. — Ты, Банко, забыл, что каждый сверчок должен знать свой шесток. И я позабочусь, чтобы ты это вспомнил. Ты думаешь, тебя никому не сломить. Я позабочусь, чтобы все в вашем бараке увидели, что бывает со сверчками, которые забывают свой шесток и думают, что их никому не сломить. Это ты сломал руку Мердоку?

— В гробу я тебя видел, — хрипло сказал Банко.

На этот раз Толстомордый ткнул ему концом палки в рот. Колени у Банко подкосились, но он не упал. Глаза его потеряли ясность, но все так же смотрели в стену. Выпрямившись, он пожевал губами, презрительно выплюнул под ноги Джадсону два зуба и ухмыльнулся.

— Толстомордый, я ведь тебя убью, — ухмыляясь, сказал он. — Если когда-нибудь отсюда выйду, я тебя выслежу и убью. Так что лучше сам меня пришей, пока не поздно. Потому что я ведь тебя убью, так и знай.

На Толстомордого это подействовало ничуть не больше, чем всеобщее презрение и отказ отвечать на вопросы. Он с той же методичностью равнодушно занес палку снова, но Томпсон остановил его.

— Отведите его в «спортзал», — сказал майор. — В бараке и без того уже грязно. Кто-нибудь подотрите здесь.

Толстомордый взял Банко за локоть и потянул к двери, но Банко выдернул руку.

— Убери свои жирные лапы! Сам дойду, — и первым шагнул к двери. Стоявший в коридоре охранник отпер замок. Банко прошел в дверь. Толстомордый, майор и два охранника вышли в коридор вслед за ним.

— Вот ненормальный! — сдавленно пробормотал Мэллой. — Против них это не метод. Я же говорил ему, так действовать нельзя.

— А может, он устал действовать иначе, — враждебно сказал Пруит.

— Теперь отдохнет, — сурово отозвался Мэллой. — Они взялись за него всерьез.

Никто из них раньше не слышал, чтобы человек кричал, когда его обрабатывают в «спортзале». И то, что кричит не кто-нибудь, а Банко, подтверждало, что майор и Толстомордый взялись всерьез и на этот раз твердо решили добиться своего любой ценой: либо расколется, либо… Во втором бараке вытерли пол и ждали. Было без двадцати десять, но свет все еще горел, что указывало на исключительность ситуации. У торопливо прошедшего мимо дверей Хэнсона — он был в полной форме и при оружии — они успели выяснить, что Склянку засек один из тех охранников, которые стояли на выступе.

Была уже половина двенадцатого, когда в бараке появился в сопровождении охранников майор Томпсон. На боку у него висел пистолет. Десять пришедших с ним охранников держали в руках автоматы, и у каждого тоже висел на боку пистолет.

Второй построили в колонну по двое и строем повели в «спортзал». Вдоль стен коридора через равные промежутки стояли охранники с автоматами наперевес. Еще одна группа автоматчиков опоясывала стены «спортзала». Похоже, здесь сейчас была собрана вся охрана тюрьмы. Колонна второго барака вошла строем в «спортзал», и заключенных распределили по трем стенам. Охранники встали у них за спиной.

Склянка в коротких солдатских подштанниках стоял у свободной стены, ярко освещенный свисавшими с потолка лампочками, и все еще пытался ухмыляться, но губы у него так вздулись, что с трудом раздвигались в кривую узкую усмешку. Его едва можно было узнать. Сломанный нос распух и все еще кровоточил. Каждый раз, как Склянка кашлял, изо рта у него тоже текла кровь. Глаза заплыли и почти не открывались. Оба уха под ударами палок оторвались и висели на одних мочках. Грудь и белые кальсоны были в пятнах крови, лившейся из носа, рта и ушей (уши кровоточили не очень сильно).

— Ему конец, — уверенно прошептал кто-то за спиной у Пруита.

Толстомордый и два других охранника — Текви и старый приятель Маджио капрал Шокли по кличке Шоколадка — устало стояли рядом с Банко. Майор Томпсон с пистолетом на поясе стоял чуть поодаль, ближе к углу.

— Мы хотим показать вам, что бывает с людьми, которые думают, что в армии можно своевольничать, — жестко сказал майор. — Сержант, — он кивнул Толстомордому.

— Повернись кругом, — приказал Джадсон. — Лицо и ноги прижми к стене.

— Ты лучше меня убей, — прохрипел Банко. — Давай, Толстомордый, сделай доброе дело. Иначе я сам тебя убью. Если выйду отсюда, убью обязательно.

Штаб-сержант Джадсон шагнул вперед и ударил Банко коленом между ног. Банко вскрикнул.

— Повернись, — повторил Джадсон. — Лицо и ноги прижми к стене.

Банко повернулся и прижался носом к стене.

— Гнида ты драная, — прохрипел он. — Падла толсторожая. Лучше убей меня. Убей, говорю, а не то я тебя убью. Лучше убей! — Казалось, эта была единственная еще не выбитая из него мысль, и он нарочно на ней заклинился, чтобы хоть за что-то уцепиться. Он твердил это снова и снова.

— Банко, это ты сломал руку Мердоку? — спросил Джадсон.

Банко продолжал шепотом бормотать себе под нос, повторяя вслух свое заклинание.

— Банко, ты меня слышишь? Это ты сломал руку Мердоку?

— Я тебя слышу, — прохрипел Банко. — Ты меня лучше убей, Толстомордый, и дело с концом. А не то я тебя убью. Лучше убей.

— Шокли, — позвал Толстомордый. И кивком головы показал на Банко: — Займись.

Капрал Шокли расставил ноги пошире и, изготовившись, как бейсболист перед подачей, двумя руками с маху вонзил конец палки Склянке в поясницу. Банко громко закричал. Потом закашлялся, и изо рта снова хлынула кровь.

— Это ты сломал руку Мердоку? — спросил Толстомордый.

— Паскуда! — прошептал Банко. — Лучше убей меня. А не то я тебя убью. Лучше убей.

Их продержали там пятнадцать минут. Потом строем провели между шеренгами охранников назад в барак и выключили свет. Из «спортзала» то и дело доносились крики, и в эту ночь было не до сна. Но наутро их подняли, как всегда, в 4.45.

За завтраком они узнали, что в полвторого ночи Склянку увезли в тюремный корпус гарнизонной больницы. Оба уха у него были оторваны и болтались, почки отказали, и он не мог мочиться. Как сообщалось в сопроводиловке, заключенный направлялся на лечение в связи с травмой, полученной при падении с грузовика.