Читать интересную книгу Время гарпий - Ирина Дедюхова

— Ни фига себе! — восхитилась Эвтерпа.

— А ты напишешь детектив, где загадочные убийства самых именитых мусорщиков расследует женщина, живущая на городской свалке, — продолжила Каллиопа. — И там ты вполне можешь написать, что у бывшего мэра и бомжихи с помойки начинается новый жизненный этап, любовь-морковь и все такое! От погони они уходят на горящем мусоровозе!

— Вот это да! — зачарованно произнесла Урания. — Я бы сама такой блокбастер с удовольствием посмотрела.

— Вот видите! — с удовлетворением сказала Каллиопа. — У вас совершенно шаблонное восприятие счастливого конца! Какое-то безыдейное и аморальное — «украл, выпил, остался безнаказанным и вывез кучу бабла на Кипр!» А ведь по-настоящему счастливый конец должен вдохновлять! Он должен вызывать духовный катарсис! И как еще можно создать счастливый конец для дамы, которая лишилась квартиры из-за преступной деятельности «черных риэлторов» и теперь живет на помойке? Должен же быть и на ее… гм… свалке… праздник?

— Соглашайся, Эвтерпа! — расхохоталась Клио. — Прославишься, деньгу зашибешь!

— Ладно, — снисходительно поддержала ее легкомысленный тон Эвтерпа. — Назову роман «Любовь из мусоропровода», получу литературную премию, и мы все поедем в Прадо наяву, а не во сне!

— Отлично! Уже начинает получаться! — похвалила ее Каллиопа. — А теперь давайте, попробуем хором произнести их любимую фразу: «Мы вам устроим новый 37-й год!»

— Ты что? — испугалась Урания.

— Исполняю простое человеческое желание! Люди хотели почувствовать эту романтику ночных арестов, многочасовых допросов, инфантильных объяснений «у нас работа такая» и «у меня не было другого выхода» — пусть получат! Но ведь эти «веяния времени» лучше всего ощущаются не по звонкам из прокуратуры, чтоб ребенка напугать. Тут должен быть здоровый азарт, элемент интриги, когда никому пока не ясно, с какой стороны ему выпадет 37-й год коротать. А ну-ка, хором!

Музы нестройным хором произнесли: «Мы вам устроим новый 37-й год!»

— Так, думаю, со временем энтузиазма прибавится! — недовольно проворчала Каллиопа. — Что за черствость душевная? Люди хотят ощутить 37-й год! Так надо подарить им радость встречи с мечтой!

— Так у нас президент сказал, что нынче не 37-й год! — напомнила Урания.

— Потому что все рассчитывали, что 37-й год наступит локально и выборочно, — ответила Каллиопа. — А вот как-то для себя лично они не рассчитывали, что он может наступить. Вернее, они считали, что и в 37-м году сохранится их роль, которую они получили совершенно в другом году. Хотя никто не признавался, что хочет стать в 37-м году доносчиком или следователем НКВД, чтобы безнаказанно истязать всех, кого им захочется уничтожать в качестве «врагов народа».

— Они же хотят истязать! И уничтожать! — пискнула Эвтерпа. — Они говорят, что сами будут устраивать 37-й год!

— Да, а это только мы можем устроить ненадолго, а не они. Вернее, Клио может, верно? — уточнила Каллиопа.

— Вроде да… А я точно что-то такое могу! — неуверенно подтвердила Клио. — Мне кажется, что если фразу «Мы вам устроим новый 37-й год!» мысленно отрекошетить в разные стороны… на министерства, ведомства, администрации… То можно будет все-таки извлечь позитивный урок из этого сложного отрезка отечественной истории!

— Вот и пусть разбираются, кто и кому решил такое устраивать, — с нескрываемым облегчением сказала Урания. — Время уже позднее, думаю, пора отключаться. А то людям еще до утра не спать, мэру Эвтерпы «новый 37-й год» устраивать… Спокойной ночи! Счастливых концов и исполнения самых светлых желаний!

— Спокойной ночи! — прощебетала Эвтерпа. — Вы меня так успокоили девочки, так вдохновили! Сразу так хорошо на душе стало!

— Да, пожалуй, нам пора спать! — устало ответила Каллиопа. — А те, кто хотел повернуть время, пускай хороводятся до утра, участвуют в театрализованных представлениях «маски-шоу» и ночных допросах… Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! И приятных всем снов! — пожелала всем Клио. — А твоему прокурорчику, Эвтерпа, сейчас не до сна будет! Ой, не до сна!

* * *

Николай молча собирал свои вещи в гримерке, на дне ящика лежала пожелтевшая записка, написанная наспех рукой Мылина: «Коля! Я тебя не просто люблю, я тебя обожаю! Ты действительно король танца! Ты — Мельпомена! Твой Мылин». Он пожал плечами, сложил записку в коробку и огляделся. Вроде бы ничего здесь и не было, а все-таки накопилось две коробки.

В дверях скорбно молчали Глашенька и ее неразлучная спутница Мария Геннадьевна. В последний месяц они его так поддержали, что он подошел и обнял старушек за плечи. Они тут же вцепились в его толстовку и громко, с причитаниями зарыдали.

— Так, давайте успокоимся, дорогие мои, — похлопал он по худеньким вздрагивающим плечам. — Никто не умер, все остались живы!

— Да, Колюшка, — с готовностью подхватила Глашенька, промокая платочком заплаканные подведенные глаза. — У тебя все будет хорошо! Тебя столько людей любят!

— Представьте себе, даже Мылин! — рассмеялся Николай. — Сейчас нашел его любовную записку на дне ящика. Уж не припомню, по какому поводу.

Старушки понесли две коробки с его мелочами к себе гардероб, он еще раз окинул свою гримерку последним взглядом, вышел и запер дверь, по привычке чуть было не положил ключ в карман, потом достал его и летящей походкой направился к вахте, держа ключ перед собой на вытянутой руке.

Письма о том, что с ним не будут продлевать истекающие контракты педагогарепетитора и солиста балета театра — пришли месяц назад заказными письмами. Посланы они были специально накануне премьеры новой постановки оперы «Князь Игорь». Он считал, что из-за освещения долгожданной премьеры его увольнение пройдет без особого шума, хотя сами безликие бумажки, которые ему вручили в достаточно жесткой форме, заставив расписаться в уведомлении, нанесли ему достаточно ощутимый психологический удар. От него явно добивались какой-то негативной публичной реакции, чтобы объявить, будто именно он сорвал так долго готовившуюся премьеру «Князя Игоря».

Еще до премьеры многие критики, побывавшие на прогонах и репетициях, высказывались крайне негативно о концепции новой постановки. По сравнению с прежними, горячо любимыми зрителями постановками, опера была сокращена на полтора часа, якобы для «придания динамичности» действию, как обтекаемо выражались сторонники сокращений. Вместе с тем, сама трактовка этого действия стала такой, будто опера «Князь Игорь» была написана Бородиным в качестве «духовной притчи» о предательстве князя Игоря и его моральной нечистоплотности. Накануне увольнения директор несколько раз, намеренно демонстративно выискивая взглядом в зале именно его, громогласно заявлял, будто «Князь Игорь» — это «романтическая история о том, куда могут завести нездоровые амбиции, сколько несчастий принести окружающим людям и Родине в целом».

Приглашенный для постановки оперы старый театральный режиссер в одном из своих интервью декларировал возврат к литературному первоисточнику, «Слову о полку Игореве», как к «истинно русской ценности». Его творческая позиция определяла музыке Бородина роль не слишком удачной иллюстрации к тексту. Он заранее отказывал четырехчасовой опере Бородина в масштабности, монументальности, будто всем своим видом показывая, что рассматривает постановку такой оперы чем-то «несерьезным» для себя. Вряд ли он понимал, что сам текст «Слова» был эпическим, не являясь драмой, а тем более — беллетристикой.

Николай знал, как сложно или почти невозможно преодолеть искреннее непонимание дилетанта. Режиссер постоянно как бы шуточно восклицал: «Почему в этой опере так много лишних нот?» С надеждой воспринявший поначалу его приглашение в театр, весьма осторожно относясь в целом к подобному «новаторству», он полагал, что как умудренный опытом человек, этот режиссер все же любит оперу и музыку, иначе, зачем ему браться на старости лет за такую грандиозную задачу. Но, побывав на репетициях, увидел, как раздражает этого человека любая «слишком длинная» музыкальная фраза. Он пришел в их театр только за гонораром, а предложить что-то театру в ответ ему было уже нечего. По его брюзжанию было видно, как он не понимает, не слышит, не любит музыку. А каждая репетиция оставляла тягостную мысль, почему же люди, которые так не понимают, не слышат и не любят музыку, без проблем доминируют в их театре?

…Ни с кем о предстоящем увольнении из театра он решил не делиться, а, сжав зубы, выдержать последний месяц работы, беззаботно пожимая плечами на вопросы, продлили ли с ним контракт.

Пока он пытался сообразить, как же ему оставить своих учеников и мысленно расставался с последними надеждами попасть с театром на гастроли в Лондон, продолжить карьеру, реализовать творческие планы… начались звонки. Включив телевизор и просмотрев новостную ленту в планшетнике, он понял, что прославленное имя театра полоскается на всех радиостанциях и газетах. Как он понял, сама Никифорова лично сделала какие-то заявления для прессы о его предстоящем увольнении. Несколько раз он ее даже видел в новостных сюжетах, удивляясь, почему он столько лет не замечал, как она походит на неуклюжую встревоженную черную птицу.