1/13 октября 1891. Вторник.
Карацу.
В восьмом часу отправились из Оги. Дорога пролегает чрез местность, горы которой изобилуют каменным углем. Всякий, на земле которого есть каменный уголь, имеет право добывать его, взяв разрешение у Правительства; добывается по мелочам: в горах по обе стороны дороги виднеются отверстия внутрь; около же засыпано угольным мусором; люди, как кроты, роются, выбрасывая ненужное из норы и выламывая нужные куски угля. Слой угля здесь тонкий, так что добывающие должны гнуться и работать ползком. По дороге неугомонное движение: везут уголь к речке, откуда он в лодках идет в Карацу, где Правительство берет потребное для флота количество, прочее же идет в продажу; в прошлом году, при забастовках углекопов в Англии, здешняя местность очень выгодно торговала углем. Впрочем, замечательно, что таких бедных деревень, какие мы проезжали сегодня в углекопной местности, нигде еще я не видал; должно быть, бедных углекопов эксплуатируют мироеды, скупая уголь по низким ценам, или заставляя дешево работать. — В двенадцать часов прибыли в Карацу. Далеко до города виднеется сосенник, которым здесь заросло все прибрежье, — настоящее «мацуура», как и называется здешний округ. Катихизатор Яков Томизава и христианин Павел Мураками встретили в конце города, но, так как христиане в церковном доме еще не собрались, то мы проехали в гостиницу, где наскоро пообедали, думая, что Томизава тем временем соберет христиан. После обеда о. Петр Кавано пошел в церковный дом, обещая известить, когда пора мне прийти. Я и жду вот до сих пор этого известия: теперь уж половина четвертого часа; приходил Томизава, сказав, что христиане теперь обедают, еще не собрались, захватил черный чай к услугам Кавано, да вот и кейфуют там вместо того чтобы собрать кого можно (как я говорил) и известить меня, чтобы идти помолиться вместе и познакомиться с Церковью. Видно, что Церковь здесь еще почти не рождалась, да и чего ждать от таких плохих рождателей, как о. Кавано и Яков Томизава!..
Братья и сестры, наконец, собрались и об этом пришли мне сказать; пошел, и такая жалость проникла в сердце при виде сего крошечного стада! И здесь икона Спасителя, и сюда пришел Христос, родилась и здесь Церковь, а при рождении что же не бывает малым и слабым!
Отслужил я краткий молебен, от сердца сказал краткое слово, слово ободрения маленькому стаду. Потом стали советоваться о том, как возращать малое дитя. Павел Мураками здесь самый надёжный христианин, хотя глух и страдает головными болями; он взялся найти дом в городе, где бы поселиться ему и вместе катихизатору, ибо нынешняя квартира, которая в конце города, неудобная, — самому же катихизатору в городе никто не дает квартиры, по не совсем испарившейся еще здесь ненависти к христианству; кстати, катихизатор будет тогда не один в доме; ныне же он и пищу должен сам себе готовить, а отлучаясь, запирать дом на замок, что все неудобно для катихизаторства, — Обещались христиане и новых слушателей искать, — По окончании разговоров о церковных делах и неудачного испытания детей в молитвах (ибо ни один рта не раскрыл), пошел взглянуть на город. Вид с берега на старую крепость — налево и заросший соснами берег — направо, с устьем реки посредине — очень живописен. — Вернувшись в гостиницу и поужинав, собирался было идти в церковный дом к назначенной в семь часов вечерне, как пришли из Хамазаки трое оглашенных: врачи Канаёси и Окабе и чиновник Наразака; поговорив с ними на тему сравнения католичества и протестантства с православием, ибо они изучили все три веры и предпочли первым двум православие (несмотря на то, что из Фукуока несколько раз приезжал католический патер, француз, убеждать их, а со стороны православия был один Кавано, неособенно ученый), отправились все вместе в церковный дом; но службу можно было начать только с половины девятого — так здесь, да и везде, впрочем, плохо держатся слова о соблюдении времени. После вечерни сказано еще поучение, продолжавшееся до половины одиннадцатого. Условившись завтра утром в семь часов собраться, чтобы опять помолиться вместе, мы простились с братьями и вернулись с о. Петром в гостиницу, где потом комары и другие ночные наездники очень мешали спать.
2/14 октября 1891. Среда.
Карацу.
В семь часов мы с о. Петром были в церковном доме, но застали там, кроме катихизатора Якова Томизава, одного Кирилла Хация, который, однако, скоро ушел под предлогом, что в школу нужно, где он учитель. И прождали мы братий и сестер до половины девятого часа утра; едва–едва к этому времени пришли кое–кто; и мы отслужили обедницу и провод по рабе Божием Андрее, недавно здесь умершем. Сказано затем поучение. — Поражает леность здешнего катизихатора Томизава; едва ли исправим он; ленился сначала на катихизаторстве в Токио, ничего не делал в Коморо; строго наказав ему исправиться, послал его сюда — год тому назад; но ровно ничего он здесь не делает, до того беспечен, что даже не потрудился заглянуть, какие здесь церковные книги (у Хация хранятся); о. Кавано уверяет, что здесь есть богослужебные книги: Часослов, Октоих, Псалтырь — и по списку они есть, а Томизава уверяет, что нет и правит службу по старому рукописному Часослову — это значит, что ему лень было заглянуть в склад книг, протянуть руку и взять оттуда что нужно. Едва ли что можно сделать с таким человеком по части распространения Церкви. Всячески настроил о. Петра дать ему строгий выговор, дам и я; скажет о. Петр конфиденциально и Павлу Мураками, что свойство Томизава — леность и беспечность, — чтобы хорошенько требовать от него работы, находя для него новых слушателей, но принесет ли все это пользу, Бог весть; придется, должно быть, в конце концов, уволить его с катихизаторства; к сожалению, его даже и причетником нельзя сделать, как можно Григория Такахаси, ибо он от лености и искусство пения совсем потерял, несмотря на то что в Семинарии был из лучших певчих. — Вообще, Церковь в Карацу мало отрады дает; всего–то здесь 16 христиан, из коих 14 с невообразимо сопливыми детьми налицо.
С двух часов после обеда посетили христиан; Павел Мураками цирюльничает чуть не в конуре, Павел Мураи в таком грязном хлеве, что и скотине бы совестно стоять там; впрочем, говорит, временно, — продал дом свой, чтобы больше купить товару; Илья Мураками — оклейщик — на задворке, нужно было пробираться к нему по бурьяну и обрывам; Господи, Ты мой Боже, думалось, когда христиане будут не самый последний, самый бедный и грязный по всем городам, где наши Церкви? Скоро ль мы станем ходить к христианам на главных улицах и в хорошие дома? — Когда были у учителя Кирилла Хация, то от него отправились в близлежащий кооен, под который занята бывшая знаменитая крепость князя города Карацу. Сверх крепости отличный вид на море с островками, на город с горами за ним, на Мицусима — чрез устье реки. Недавним ветром свалило в крепости несколько толстенных вековых сосен; это напомнило участь тоже вековых силачей — удельных князей, так же поваленных в прах недавно, да и не бурей (какая это буря — горсть двухсабельных под предводительством Сайго!), в дуновением времени и собственною устарелостью. Крепость Карацу построена по указанию Хидеёси, когда он был здесь, снаряжая поход в Корею. На площадке лежит старая пушка, отлитая по образцу голландских, взятых с судна, погибшего около Карацу лет двести тому назад; виден даже и герб Голландии — до того простиралась подражательность. — Вечером с восьми часов была проповедь для язычников в Гиндзидоо; собралось человек 300 и слушали усердно; в конце проповеди указано было на катихизатора, от которого желающие могут дальше учиться вере.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});