Читать интересную книгу Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

— Ты ведь знал, да? — спросил меня Кэрроу уже с другой интонацией. — Знал с самого начала?

Я нехотя кивнул.

— И молчал, — удовлетворенно резюмировал он. — Следил. Ждал. И Северусу ни слова, ни намека… Надеюсь, это не потому, что ты считал, будто он в курсе? В отличие от тебя, он не стал бы церемониться, сразу бы вызвал дементоров. — Кэрроу снова вздохнул. — Ладно, Ди, пошли-ка отсюда. И убери своего зверя — неужто ты до сих пор считаешь, что я могу тебе навредить?

— Думаю, можете, — сказал я, просто чтобы что-то сказать и не чувствовать себя так погано. Кэрроу ничего не ответил, лишь покачал головой, развернулся и начал подниматься по лестнице, не дожидаясь, что я последую за ним.

Мне не хотелось возвращаться в спальню. Я сел на ступеньку у входной двери, напротив прохода, по которому гулял патронус, и стал смотреть, как он развлекается с решетками. "А ведь это отличное место для тренировок", вдруг подумалось мне. После нападения Пожирателей Выручай-комната казалась уже не комнатой, а проходным двором, да и бегать каждый раз на седьмой этаж было лень. Тюрьма же находилась совсем рядом. Дрессировать патронуса я не собирался — мне хотелось изучить некоторые заклинания чар, поэкспериментировать с упражнениями из тибетских книг, проверить кое-какие заклятья трансфигурации из университетского практикума… Хлопок аппарации вывел меня из раздумий: рядом возник Добби, чья кожа в свете ауры патронуса казалась серовато-пурпурной.

— Линг Ди его отпустил, — обвиняющим тоном произнес эльф. — Это потому, что он тоже Пожиратель?

— А что я должен был делать? — спросил я устало. — И ему голову отрубить?

— Его не жалко, — сказал Добби.

— Никого не жалко, — ответил я. Добби недовольно молчал, и я продолжил: — Теперь Кэрроу вряд ли появится здесь после отбоя, но если тебе не влом…

— Я буду следить, — кивнул эльф и исчез. Я вздохнул, поднялся на ноги и убрал патронуса, мгновенно оказавшись в полной темноте. Несколько секунд я наслаждался ею, представляя, будто вокруг меня во все стороны простирается необъятное, бескрайнее пространство, а потом зажег Люмос, вышел на лестницу и закрыл за собой тюремную дверь.

— Ты сегодня злой, — сказала Миллисент.

Я сел, взял лежавшую у рюкзака футболку и натянул ее на плечи, думая, что тут можно ответить.

— Кэрроу поднял меня ни свет, ни заря, еще шести не было, — проговорил я, не оборачиваясь. — Какие-то идиоты разрисовали стены бездарными граффити.

— Да неужели, — усмехнулась Миллисент. — И он хотел, чтобы ты увидел их с утра пораньше?

— "Отряд Дамблдора объявляет сбор", — процитировал я. — Лучше бы написали: "Здесь был Поттер".

— Ты ведь тоже состоял в этом отряде? — полувопросительно сказала Балстроуд и села вслед за мной. — Кэрроу думал, ты можешь что-то знать?

— Тут и знать нечего, — я продолжил одеваться. — Все и так понятно.

— Это рыжая малявка Уизли и Лонгботтом, — утвердительно произнесла Балстроуд. — Неужели Кэрроу не догадался?

— Он прекрасно обо всем догадался, — ответил я. — Но одних догадок мало. Нужны доказательства, свидетели, за руку поймать… В общем, из-за всех этих надписей и ночных прогулок Снейп возвращает несколько законов, которые действовали при Амбридж. Так что предупреди капитанов команд и председателей обществ — с понедельника им придется регистрироваться у Кэрроу.

— Что еще? — спросила Миллисент.

— Еще профессора снова будут дежурить по ночам, вместе с Филчем и миссис Норрис…

— Я не об этом, — перебила Балстроуд. — Ты злой не из-за надписей.

Действительно, надписи и старые законы были тут не при чем. После разговора с Кэрроу я не спал до утра, сидя в гостиной у камина и думая о том, что он мне сказал, о том, что говорил мне Снейп, а до него — Дамблдор, вспоминая, что я читал, слышал, видел и делал здесь, в Хогвартсе, или раньше, в интернате и на улице. Все мои поступки не взялись ниоткуда и не были обусловлены внешними обстоятельствами: они имели внутреннюю мотивацию и прекрасно ложились в рамки образного объяснения Кэрроу. Заметил ли эту "муть и гниль" Дамблдор? Риторический вопрос — конечно, да. Считал ли он, что такие качества можно преодолеть? Даже я так считал; по крайней мере, до сих пор мне почти удавалось это делать. Но думал ли наш покойный директор, что их надо преодолевать? Возможно, имеет смысл воспользоваться ими, как он воспользовался Снейпом, отлично понимая, что убийство Авадой и близко не походит на больничную эвтаназию, когда ты просто нажимаешь на кнопку, попрощавшись с безнадежно больным, или даешь ему какое-нибудь зелье Вечного покоя.

Однако я не злился. Напротив, та моя часть, что в Хогвартсе не осмеливалась высовывать голову, была рада: наконец-то ей дали подышать свежим воздухом. Что ж, примем ее и посмотрим, что получится. На глобальные выборы это не повлияет — сторонники Волдеморта хоть и похожи на меня, но одного такого сходства явно недостаточно для изменения моей точки зрения на бесперспективность и бессмысленность проводимой ими политики.

Следующие дни и недели мне очень хотелось встретиться со Снейпом. Той ночью я осознал: как хорошо, когда есть человек, с которым можно поговорить о таких вещах, спросить если не совета, то хотя бы мнения — и как плохо, когда такого человека нет. До сих пор в общении со мной Снейп не касался подобных тем; я не был уверен, что он захочет их обсуждать, но сейчас настал момент, когда мне требовалось услышать именно его.

Основным препятствием на этом пути оказался я сам, поскольку то и дело откладывал свой визит к директору. Сперва я выжидал время после разговора с Кэрроу, чтобы он не почувствовал смятения, в котором я тогда пребывал. Действительно, за все эти месяцы мне ни разу не пришло в голову обратиться к Снейпу, предупредить его, намекнуть на опасность, которую его зам представлял для учеников — я лишь хотел поймать Кэрроу на месте преступления и в будущем иметь против него серьезный козырь. Потом я объяснял свое промедление загруженностью учебой, возобновившимися тренировками, троллями, визитами к Аберфорту, обязанностями старосты… в общем, чем угодно. То, что Миллисент расценила как злость, было ощущением пустоты, возникшей после встречи с той своей частью, которую воплощал мой патронус; я был расстроен и пытался максимально безболезненно справиться с новым осознанием себя.

Хотя ничего этого я не намеревался объяснять Балстроуд, мне все же следовало помнить, что Миллисент вполне могла быть осведомителем Кэрроу, и ссориться с ней не стоило.

— Не из-за надписей, — ответил я. — Из-за их авторов. Кэрроу считает, что поскольку раньше мы… ну, не дружили, конечно, но и врагами не были, я должен с ними говорить, вразумлять, капать на мозги. Но у них на все один ответ, и ответ вполне прямолинейный. А то, что такое поведение лишь усиливает напряженность, они или не понимают, или того и добиваются. В итоге — замкнутый круг.

— Кстати, ты знаешь, что родители Лонгботтома — сумасшедшие? — спросила Балстроуд.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом, — ответила Миллисент. — Они в первую войну были аврорами, а Пожиратели поймали их и запытали до такого состояния, что с тех пор они находятся в Мунго, под постоянным присмотром.

Я молчал, осмысливая сказанное.

— Тогда все понятно, — наконец, проговорил я. — На уговоры рассчитывать не стоит.

— Вот именно, — кивнула Балстроуд. — Придется тебе придумать что-то другое.

Это, конечно, было легче сказать, чем сделать. Я вновь обратился к Луне, ставшей посредником между мной и Лонгботтомом, обрисовал ей ситуацию с порочным кругом взаимной вражды между ними и Кэрроу, но Невилл моим аргументам не внял. Надписи продолжали появляться, Кэрроу бесился, и я знал, что он выпрашивает у Снейпа полномочий для большего контроля над школой.

Приближалась середина декабря. За все годы учебы я ни разу не видел, чтобы студенты так ждали рождественских каникул. Создавалось впечатление, что на это Рождество я останусь в школе один и получу, наконец, возможность временно насладиться тишиной и покоем. Мне надоела суета, погруженность в школьные дела и дрязги, бесполезные визиты к троллям, попытки достичь компромисса с ОД; я хотел отдохнуть от людей, побездельничать, заняться экспериментами, для которых требовалось больше времени, и, возможно, даже порисовать.

Стремление встретиться со Снейпом превратилось в навязчивую идею, но когда я, наконец, дошел до того состояния, в котором был готов подойти к нему и попросить об аудиенции, он проявил инициативу сам. В пятницу, придя в библиотеку после урока чар, я получил от мадам Пинс записку: директор ждал меня в девять в кабинете на седьмом этаже. Воодушевленный, я с энтузиазмом взялся за домашние задания, но вскоре осознал, что радоваться нечему. В памяти возникла сцена нашего разговора, так легко прерванного портретом Дамблдора. Какое влияние имеет портрет на Снейпа? Могу ли я чувствовать себя свободно и говорить все, что думаю, или некоторые мысли лучше придержать? Слишком поздно я понял, что надо было не терять времени и первому предложить Снейпу встретиться, только не в директорском кабинете с развешанными по стенам наблюдателями, а в его старом подвальном помещении с заспиртованными тварями.