Штюрмера, Протопопова, все стеснения горячего порыва народа помогать по мере сил войне, назначение Голицына, расстройство транспорта, денежного обращения и непринятие никаких мер к смягчению условий жизни.
Постоянные аресты, погоня и розыски несуществующей тогда еще революции. Изменение состава законодательной палаты в нежелательном смысле. Вот те причины, которые привели к этому печальному концу.
Тяжкий ответ перед Богом взяла на себя государыня императрица, отвращая его величество от народа.
Присылка им генерала Иванова с Георгиевским батальоном только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сражению, так как сдержать войска, не слушающиеся своих офицеров и начальников, решительно никакой возможности нет. Кровью обливается сердце при виде того, что происходит. Прекратите присылку войск, так как они действовать против народа не будут. Остановите ненужные жертвы».
РУЗСКИЙ: «Все то, что вы, Михаил Владимирович, сказали, тем печальнее, что предполагавшийся приезд ваш как бы предвещал возможность соглашения и быстрого умиротворения родины. Ваши указания на ошибки, конечно, верны, но ведь это ошибки прошлого, которые в будущем повторяться не могут при предлагаемом способе разрешения переживаемого тяжелого кризиса. Подумайте, Михаил Владимирович, о будущем. Необходимо найти такой выход, который бы дал немедленное удовлетворение. Войска на фронте с томительной тревогой и тоской оглядываются на то, что делается в тылу, а начальники лишены авторитетного слова сделать им надлежащее распоряжение.
Переживаемый кризис надо ликвидировать возможно скорее, чтобы вернуть армии возможность смотреть только вперед, в сторону неприятеля. Войска в направлении к Петрограду были направлены с фронтов по общей директиве из Ставки, но теперь этот вопрос ликвидируется. Иванову несколько часов тому назад государь император дал указания не предпринимать ничего до личного свидания.
Эта телеграмма послана через Петроград, и остается только пожелать, чтобы она поскорее дошла до генерала Иванова. Равным образом государь император изволил выразить согласие, и уже послана телеграмма два часа тому назад вернуть на фронт все, что было в пути. Вы видите, что со стороны его величества принимаются какие только возможно меры, и было бы в интересах родины и той ответственной войны, которую мы ведем, желательным, чтобы почин государя нашел отзыв в сердцах тех, кои могут остановить пожар».
Сообщив затем проект манифеста, генерал продолжал:
РУЗСКИЙ: «Если будет признано необходимым внести какие-либо частичные поправки, благоволите меня уведомить, равно и об общей схеме такового.
В заключение скажу вам, Михаил Владимирович, я сегодня сделал все, что подсказывало мне сердце и что мог для того, чтобы найти выход в деле обеспечения спокойствия теперь и в будущем, а также для того, чтобы армиям в кратчайший срок обеспечить возможность спокойной работы. Этого необходимо достигнуть в кратчайший срок. Приближается весна, и нам нужно сосредоточить все наши усилия на подготовке к активным действиям и на согласовании их с действиями наших союзников. Мы обязаны думать также о них. Каждый день, скажу больше, каждый час в деле водворения спокойствия крайне дорог».
РОДЗЯНКО: «Вы, Николай Владимирович, истерзали вконец мое и так истерзанное сердце. По тому позднему часу, в который мы ведем разговор, вы можете себе представить, какая на мне лежит огромная работа, но, повторяю вам, я сам вишу на волоске, и власть ускользает у меня из рук. Анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить Временное правительство.
К сожалению, манифест запоздал. Его надо было издать после моей первой телеграммы немедленно, о чем я горячо просил государя императора. Время упущено, и возврата нет. Повторяю вам еще раз, народные страсти разгорелись в области ненависти и негодования. Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единение всех партий. И железнодорожное сообщение не будет затруднено. Надеемся также, что после воззвания Временного правительства крестьяне и все жители повезут на другие станции снаряды и другие предметы снаряжения. Запасы весьма многочисленны, так как об этом всегда заботились общественные организации и Особое совещание. Молю Бога, чтоб он дал сил удержаться хотя бы в пределах теперешнего расстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было хуже еще. Больше ничего не могу вам сказать. Помогай вам Бог, нашему славному вождю, в битве уничтожить проклятого немца, о чем в обращении, посланном армии от комитета Государственной думы, говорится определенно в виде пожелания успехов и побед. Желаю вам спокойной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спокойно спать. Глубоко уважающий вас и душевно преданный Родзянко».
РУЗСКИЙ: «Михаил Владимирович, еще несколько слов. Дай, конечно, Бог, чтобы ваши мысли в отношении армии оправдались, но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно. Что, если анархия, о которой говорите вы, перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти, — подумайте, что будет с родиной нашей. В сущности, конечно, цель одна: ответственное министерство перед народом, и есть для сего нормальный путь для достижения цели перемены порядка управления государством. Дай Бог вам здоровья и сил для вашей ответственной работы. Глубоко уважающий вас Рузский».
РОДЗЯНКО: «Николай Владимирович, не забудьте, что переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех, и тогда все кончится в несколько дней, — одно могу сказать: ни кровопролитий, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу. Желаю вам всего лучшего».
РУЗСКИЙ: «Дай Бог, чтобы все было так, как вы говорите. Последнее слово. Скажите ваше мнение, нужно ли выпускать манифест?»
РОДЗЯНКО: «Я, право, не знаю, как вам ответить. Все зависит от событий, которые летят с головокружительной быстротой».
РУЗСКИЙ: «Я получил указание передать в Ставку о его напечатании, а посему это и сделаю, а затем будь что будет. О разговоре нашем доложу, если вы против этого ничего не имеете».
РОДЗЯНКО: «Ничего против этого не имею и даже прошу об этом».
РУЗСКИЙ: «До свидания, да поможет вам Бог».
Разговор окончился в 5 часов утра с минутами 2 марта.
По содержанию разговора с генерал-квартирмейстером Болдыревым было составлено сообщение для генерала Алексеева, которое составлялось по мере хода самого разговора. Генерал Данилов проредактировал сообщение, а генерал Рузский внимательно просмотрел его и вычеркнул (по словам Болдырева) подробности по династическому вопросу, сказав: «Подумают еще, что я был между ними посредником в этом вопросе». Генерал Рузский ушел спать.
В 5 часов 48 минут утра это сообщение было протелеграфировано в Могилев генералу Алексееву (№ 1224, Б) за подписью генерала Данилова.
В конце телеграммы было сказано: «Так как об изложенном разговоре главкосев[171] может доложить государю только в 10 часов, то он полагает, что было бы более осторожно не выпускать