сказал им:
— Не следовало бы делать этого; нужно было только выслушать его ответ и донести царю, ибо дела, подлежащие церковным правилам, иначе судятся.
С трудом епископ убедил их прекратить шум и снова сесть. Они, не переставая поносить святого грубыми ругательствами и оскорбительными упреками, уселись.
Тогда патриций Епифаний, дыша яростью, с гневом обратился к святому:
— Скажи нам, злой старик, одержимый бесом! Зачем ты говоришь такие речи? Не считаешь ли ты еретиками всех нас, и город наш, и царя нашего? Знай, что мы более тебя христиане и более тебя православные. Мы признаем в Иисусе Христе, Господе нашем, Божественную и человеческую волю и душу разумную, ибо всякое разумное существо всегда имеет и силу произволения, по самому естеству своему, и способность деятельности. Вообще, живому существу свойственно движение, а уму присуща воля. Мы признаем и Господа имеющим власть хотения не по Божеству только, но и по человечеству, а особенно мы не отрицаем его двух волей и двояких действий.
Авва Максим отвечал:
— Если вы веруете так, как учит Церковь Божья, и как прилично разумному существу, то зачем принуждаете меня принять «типос», который совершенно отрицает то, что вы говорите теперь?
Епифаний возразил:
— Типос написан ради улажения не совсем понятных истин, чтобы не впал в заблуждение народ вследствие особенной тонкости их выражения.
На это авва Максим ответил:
— Это противно вере, а между тем всякий человек освящается правильным исповеданием веры.
Тогда патриций Троил возразил:
— Типос не отрицает двух волей во Христе, а только заставляет молчать о них ради мира Церкви.
Авва Максим сказал на это:
— Замалчивать слово, значит, отрицать его, как об этом говорит Дух Святой чрез пророка: «Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их» (Пс.18:4). Поэтому, если какое-либо слово не высказывается, то это вовсе не есть слово.
Тогда Троил сказал:
— Имей в сердце своем какую угодно веру; никто тебе не запрещает.
Святой Максим возразил:
— Но полное спасение зависит не от одной сердечной веры, а и от исповедания ее, ибо Господь говорит: «кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф.10:33). Равно и Божественный апостол учит: «сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим.10:10). Если же Бог и Божественные пророки и апостолы повелевают исповедовать словом и языком таинство веры, которое приносит всему миру спасение, то нельзя принуждать к молчанию относительно исповедания, чтобы не умалялось спасение людей.
На это Епифаний злобным голосом воскликнул:
— Подписал ли ты постановления собора, бывшего в Риме?
— Подписал, — ответил святой.
Тогда Епифаний продолжал:
— Как ты осмелился подписать и анафемствовать исповедующих веру так, как прилично разумным существам и как учит кафолическая церковь? Воистину собственным судом мы приведем тебя в город и поставим на площадь связанного, соберем всех комедиантов, и блудниц и весь народ, и заставим их бить тебя по щекам и плевать тебе в лицо.
На это Святой отвечал:
— Да будет так, как ты сказал. Если же ты утверждаешь, что мы анафемствовали тех, которые признают два естества, соединившиеся в Господе нашем, а равно две воли и два действия, соответствующие каждому естеству во Христе Господе, Который по естеству Божественному есть истинный Бог, а по естеству человеческому — истинный человек, то прочти, господин мой, книгу, заключающую в себе деяния этого собора, и если вы найдете то, что сказали, делайте, что хотите. Ибо я и сотрудники мои, и все подписавшие деяния собора, анафематствовали тех, которые, подобно Арию и Аполлинарию903, признают в Господе одну волю и одно действие и не исповедуют Господа нашего и Бога имеющим два естества, в которых Он пребывает, а равно имеет силу хотения и действования, коими совершает наше спасение.
Тогда друзья Епифания и патриции, и все пришедшие с ними, начали говорить между собою:
— Если мы и далее станем слушать его, то нам не придется ни есть, ни пить. Поэтому, пойдем и пообедаем и затем возвестим царю и патриарху то, что мы слышали. Вы видите, что этот окаянный предал себя сатане.
Затем, встав, они ушли обедать. Было же в этот день предпразднство Воздвижения честного Креста и уже наступало время всенощного бдения. Отобедав, они отправились в город крайне недовольные.
На другой день (14 cентября), рано утром, явился к преподобному Максиму патриции Феодосий, отнял все книги, какие имел Святой, и сказал от имени царя:
— Так как ты не захотел почета, то иди в изгнание, которое ты заслужил.
Святой старец тотчас был взят воинами и отведен сначала в Селемврию, где он оставался два дня. В течение этого времени один воин из Селемврии, отправившись в армию, распустил по лагерю молву, возбуждая против старца народ словами: «пришел к нам один инок, который хулит Пречистую Богородицу». Начальник армии, призвав важнейших клириков города Селемврии, а равно пресвитеров, диаконов и почетнейших иноков, послал их к блаженному Максиму — узнать: правда ли то, что говорят о нем, будто он хулит Божию Матерь? Когда они пришли, преподобный встал и поклонился до земли, воздавая почет их званию. Они также поклонились святому и затем все сели. Тогда один из пришедших, весьма почтенный старец, очень кротко и почтительно спросил преподобного Максима:
— Отче, так как некоторые соблазнились относительно твоей святости, утверждая, будто бы ты не признаешь Госпожу нашу Пречистую деву Богородицу Матерью Божьей, то заклинаю тебя Пресвятою единосущною Троицею сказать нам истину и изъять соблазн из сердец наших, чтобы и мы не погрешили, неправильно думая о тебе.
Преподобный Максим преклонился на землю крестообразно, а потом, вставши, воздел руки к небу и торжественно произнес со слезами:
— Кто не исповедует Госпожу нашу, всепетую, святейшую и пренепорочную деву, честнейшую всех разумных существ, истинною Матерью Бога, сотворившего небо и землю, море и все, что в них, тот да будет анафема от Отца, и Сына, и Святого Духа, единосущной и преестественной Троицы, и от всех сил небесных, от лика святых апостолов и пророков, и бесконечного множества мучеников, и от всякой праведной души, скончавшейся в вере, ныне, всегда и во веки веков!
Услышав это, все прослезились и высказали ему благопожелания в словах:
— Бог да укрепит тебя, отче, и да сподобит тебя достойно и беспрепятственно совершить свое поприще!
После этого собралось туда множество воинов послушать благочестивые речи отцов, беседующих между собою. Тогда один из приближенных начальника армии, видя большое стечении войска, усердно слушающего слова святого и порицающего правительство за изгнание его, повелел немедленно вывести