А еще рядом с жориком (судя по лычкам на погонах – старшим сержантом) на ступеньках лежит полуразобранный пистолет. Древний «Макаров», ржавый патриарх, из ствола которого зачем-то торчит кусок бельевой веревки с хитрым (морским? альпинистским?) узлом на конце.
– Та-а-ак, – нарочито растягивая слова, произносит сержант и с видимым сожалением давит окурок сапогом. – Оружие, значит, носим, господа и дамы? Ну-ка, позвольте ваши документики… А заодно – лицензии на ношение. Давайте, давайте, граждане, не стесняйтесь… здесь все свои!
Адам в серой куртке косится на автомат, на цевье которого теперь покоится здоровая рука сержанта.
– А разве вам не положено предъявлять первому? – криво усмехается он.
Так, пожалуй, усмехался он, глядя вниз и чуть в сторону, на вопрос Господа «Не ел ли ты от древа моего?!» Ел, Господи, и я ел, и супружница компот закрывала, и кореша малость почавкали!.. и кабанчику досталось.
– Это пожалуйста, – согласно кивает болтливый жорик, улыбаясь в ответ одними губами. – Это сколько угодно. Имеете полное право…
И, не торопясь, лезет за пазуху здоровой рукой.
В следующее мгновение сразу два ствола тыкаются буквально в лицо сержанту, два пальца уверенно жмут на спусковые крючки…
Щелк.
Щелк.
– Вот, пожалуйста. Патрульно-постовая служба Города, старший сержант Петров, Ричард Родионович, можно просто Ритка… раз все свои! Глядите!
Ритка сует раскрытое удостоверение прямо в наставленные на него стволы, словно сочтя их некими приборами для чтения служебных корочек.
Двое перед ним лихорадочно дергают затворы.
Щелк.
Щелк.
– Заело? – сочувственно интересуется Ритка.
Удостоверение уже исчезло в кармане, и здоровенная ладонь сержанта уверенно сжимает пистолетную рукоятку АКСа, чей кургузый ствол, направленный теперь на пришельцев, лежит поверх забинтованной руки.
– Таки заело, – с удовлетворением констатирует жорик. – Вон, видали?
Короткий кивок в сторону полуразобранного «Макарова» с торчащей из дула веревкой.
Адам и Ева молчат, остальные нервно переглядываются.
– Так что можете даже не пытаться, граждане хорошие. Не стреляет и стрелять не будет. В отличие от моего, казенного. Этот – стреляет. Можем проверить. Хотите?
Ритка говорит и говорит, добродушно ухмыляясь… Надо тянуть время. Тянуть любой ценой. Потому что там, на третьем этаже, Алька должен успеть закончить, обязательно успеть закончить…
Осталось совсем чуть-чуть.
Ритке все равно, откуда он об этом знает.
– Это почему же, сержант? У тебя стреляет, а у нас – нет?!
Пятерке незваных гостей тоже нужно время, чтобы спешно перестроить свой план. Это хорошо, их недолгая растерянность дарит Ритке такие нужные мгновения.
Осталось чуть-чуть…
– А потому, граждане, что я – представитель законной власти. Местной. А вы… хрен вас знает, кто вы такие! И лицензий на оружие у вас, похоже, нет. Значит, придется пройти в отделение. Там и будем разбираться. Ну что, пошли?
Рослый крепыш в длинном светло-бежевом плаще отстраняет местного Адама. Автомат крепыша исчез, человек безоружен, и это плохо.
Очень плохо.
Этот успел опомниться раньше всех.
– А что же ты, сержант, один здесь сидишь? Куда напарников дел?
– Так некому больше здесь сидеть, – тяжело вздыхает Ритка. – Один я и остался. Кто-то ведь должен людей охранять… от вашего брата. Ты документики предъявлять будешь?.. или глазки продолжим строить?
– Почему бы и не предъявить? – пожимает плечами крепыш.
И одним неуловимым броском оказывается ближе к служивому на три ступеньки.
Удар носком ботинка приходится прямо в забинтованную руку, но в последний миг Ритка успевает нажать на спуск. Грохот очереди. Автомат отлетает назад, за спину сержанта. Крепыша в плаще швыряет вниз, на левом лацкане расплывается багровое пятно. Увернувшись от падающего тела, вверх ломится Адам в серой куртке, выставив перед собой лезвие широкого десантного ножа.
Взвизг металла.
Влажно хрустит плоть, нож звенит о ступеньки – и Адам начинает медленно валиться на спину. Глаза его стекленеют, из разрубленного наискось горла хлещет алый фонтан.
Ритка медленно отступает, держа чуть на отлете окровавленный палаш. Шипя от дергающей боли в раненой руке, он пытается ногой нащупать упавший автомат.
Не дотянуться.
Нет.
Когда тяжелый нож по рукоятку вошел ему под ключицу, Ритка еще успел выругаться, коротко, зло, прежде чем оплыть на грязные ступеньки, судорожно цепляясь за перила – и мимо него по лестнице с грохотом свалился огромный, бешено ревущий силуэт. Мелькнули рубчатые края колес, бородатое лицо оскалилось страшной ухмылкой – и вот: кентавр в футболке с молнией на груди живым тараном опрокидывает уже спешащих вверх людей, рухнув на них всей своей массой…
Чтобы увязнуть в груде тел, мертвых и живых.
Взлет ножей и кулаков, тупые звуки ударов, хрип, сдавленные проклятия… Глаза застилала кровавая пелена, тело быстро немело, теряя чувствительность, и Ритка даже не знал, что ползет, все еще ползет, напрягая последние силы, оставляя за собой кровавый след…
Ползет к лежащему в углу лестничной площадки автомату.
Осталось совсем чуть-чуть… совсем… чуть…
* * *
…Когда неподалеку прозвучала автоматная очередь, один из выбравшихся наружу пилотов вздрогнул и уронил недокуренную сигарету.
– Это не наши! У них глушаки, – с тревогой обернулся он к своему напарнику.
– Ну и что? – напарник флегматично сплюнул. – Наше дело маленькое: доставить сюда, потом – обратно. Не дергайся. По раскладу еще двадцать минут. Если не вернутся, разряжаем боекомплект вон в те окна и улетаем.
– А… тюки? Мы ведь троих должны забрать?!
– И у них двадцать минут. Не успеют – их проблемы.
Еще одна очередь; совсем короткая.
– Гляди! А этот хмырь откуда взялся?!
К пилотам неторопливо шел загорелый парень лет семнадцати, в черной футболке со скалящимся черепом и надписью Megadeath,в линялых джинсах и… босиком! Это четвертого-то марта! Пускай сейчас оттепель… Вдобавок мгновение назад на пустыре никого не было – оба пилота могли в этом поклясться!
Не с неба же он свалился?!
Парень был калекой: ниже локтя руки его начинали лосниться серой блестящей чешуей, заканчиваясь косо срезанными культяпками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});