— Я заглянула в твою каюту и не нашла тебя. Однако твоя нейроактивность безошибочно привела меня сюда. Почувствовала, что ты не спишь, и вошла.
— Ладно. Чего тебе нужно?
Блисс села на пол у стены, обхватив колени руками.
— Не волнуйся. На остаток твоей невинности я покушаться не намерена.
— Мне это и в голову не пришло, — сардонически хмыкнул Тревайз. — Почему ты не спишь? Тебе это даже нужнее, чем нам.
— Поверь мне, — сказала Блисс тихо и очень искренне, — я жутко устала после этой сцены с собаками.
— Верю. Понимаю.
— И я хотела поговорить с тобой, когда Пел заснет.
— О чём?
— Когда он рассказал о роботе, ты заявил, что это всё меняет. Что ты имел в виду?
— А ты сама не понимаешь? У нас три набора координат; три Запретные Планеты. Я хочу посетить все три, чтобы узнать как можно больше о Земле, прежде чем попытаюсь добраться до неё.
Тревайз немного пододвинулся к Блисс, чтобы можно было говорить потише, но тут же резко отпрянул.
— Слушай, я не хочу, чтобы Джен пришел и застал нас вот так. Что ему может взбрести в голову?
— Он не придёт. Пел крепко спит, и я немного помогла ему в этом. Стоит ему пошевелиться, я это сразу замечу. Продолжай. Ты хочешь посетить все три планеты. Но что-то изменилось. Что?
— Я не намерен без толку тратить время на каждой планете. Если эта планета, Аврора, покинута людьми двадцать тысяч лет назад, значит, вряд ли здесь сохранилась какая-либо ценная информация. Я не желаю торчать тут недели, месяцы, тупо ковыряясь в развалинах, сражаясь с собаками, кошками, быками, — мало ли кто тут ещё мог одичать и стать опасным! — в надежде найти обрывки необходимых сведений среди пыли, ржавчины и гнили. А вдруг на одной или на обеих других запретных планетах ещё есть люди и нетронутые библиотеки? Словом, я поначалу хотел как можно скорее убраться отсюда. Мы были бы сейчас в космосе, если бы я так и сделал, и мирно спали бы в теплых постельках.
— Но?
— Но если на этой планете ещё есть функционирующие роботы, они могут владеть важной информацией, которая нам может понадобиться. С ними иметь дело безопаснее, чем с людьми, поскольку, как я слышал, они должны подчиняться приказам и не могут причинить вред человеку.
— Значит, ты изменил свои планы и готов теперь терять время на этой планете в поисках роботов?
— Нет, Блисс. Не совсем так. Мне кажется, что роботы не могут просуществовать двадцать тысяч лет без ухода за ними. Хотя… раз ты видела робота с проблесками активности, ясно, что на мои логические представления о роботах полагаться нельзя. На невежестве далеко не уедешь. Роботы могут оказаться более крепкими ребятами, чем я о них думал. А может быть, у них есть определённый потенциал самосохранения.
— Послушай меня, Тревайз… только прошу тебя, пусть это останется между нами.
— Между нами? — удивленно и довольно громко переспросил Тревайз. — А от кого у нас могут быть секреты?
— Тс-с! От Пела, конечно. Так вот, тебе не стоит менять планы. Ты был прав. Здесь нет действующих роботов. Я ничего не обнаружила.
— Одного обнаружила, а это уже кое-что.
— Ничего я не нашла. Этот робот бездействовал. Давно бездействовал.
— Ты сказала…
— Я знаю, что я сказала. Пелу показалось, будто он видел какое-то движение и слышал звук. Пел — романтик. Он всю свою сознательную жизнь занимался сбором информации, а таким путем трудно сказать своё слово в науке. Он наверняка мечтает лично сделать важное открытие. Он обнаружил название планеты — «Аврора», это бесспорно, и он так счастлив — ты просто представить себе не можешь, как он счастлив. И ему отчаянно хотелось найти что-нибудь ещё.
— Ты что, хочешь сказать, что он так жаждал совершить открытие, что убедил себя в том, что нашёл функционирующего робота? А на самом деле что он нашёл?
— Он нашёл глыбу ржавого металла, в которой разума не больше, чем в камне, на котором она лежала.
— Но ты подтвердила его рассказ!
— Я не могла заставить себя лишить Пела радости открытия. Он мне так дорог…
Тревайз с минуту молча смотрел на Блисс. Наконец он спросил:
— Послушай, давай начистоту. Чем он тебе так дорог? Что ты в нём нашла? Я хочу понять. Честно и откровенно — хочу понять. Тебе он должен казаться стариком — безо всякой там романтики. Он — изолят, а ты презираешь изолятов. Ты юна и прелестна, наверняка на Гее есть молодые крепкие мужчины. С ними ты можешь поддерживать такие отношения, которые, будучи пропущены через Гею, могут унести к высотам экстаза. Так что же ты нашла в Джене?
— Разве ты не любишь его? — пристально посмотрела Блисс на Тревайза.
— Я? Люблю, конечно, — пожал плечами Тревайз. — По-братски.
— Ты знаешь его не так уж давно, Тревайз. Почему же ты любишь его этой своей братской любовью?
Тревайз не сумел сдержать искренней улыбки.
— Ну, знаешь, он такой чудак. Я, честно говоря, готов поверить, что никогда в жизни он не думал о себе. Ему приказали отправиться вместе со мной — и он отправился. Без возражений. Он хотел, чтобы мы полетели на Трентор, но, когда я сказал, что хочу лететь на Гею, он не стал спорить. И теперь он странствует со мной в поисках Земли, хотя понимает, как это опасно. Я уверен, что, если потребуется пожертвовать жизнью за меня или за кого-нибудь, он пожертвует. Без раздумий.
— А ты отдашь свою жизнь за него, Тревайз?
— Могу, если у меня не будет времени подумать. Если оно у меня будет, я могу растеряться. Я не такой добрый, как он. И из-за этого у меня такое ужасное желание защищать и охранять его. Я не хочу, чтобы Галактика перевоспитала его. Понимаешь? И я должен защищать его от тебя, особенно от тебя. Мне нестерпима мысль о том, что ты бросишь его, когда он, старый чудак, перестанет тебя забавлять.
— Я так и думала. Значит, угадала. Но почему ты не можешь поверить, что я вижу в Пеле то же самое, что видишь в нём ты, — и даже больше, чем ты, так как я могу непосредственно контактировать с его сознанием? Неужели я веду себя так, словно хочу сделать ему больно? Разве поддержала бы я его фантазию о действующем роботе, если бы не желала ему добра? Тревайз, я привыкла к тому, что ты зовешь добротой; ведь каждая частица Геи готова пожертвовать собой ради целого. Мы не знаем, не понимаем иного образа действий. Но при этом мы ничего не теряем, поскольку каждая частица сохраняется в целом, хотя тебе это не понять. А Пел — он совсем другой.
Блисс не смотрела на Тревайза. Казалось, она говорила сама с собой.
— Он — изолят. Он — альтруист. Он не думает о себе, но не потому, что является частицей чего-то большего. Он альтруист просто потому, что он таким родился. Понимаешь? Он способен потерять всё и ничего не обрести, и всё же он таков, каков есть. Мне стыдно перед ним из-за того, что я живу без страха потерь, а он таков, каков есть, — без надежды на обретение чего-либо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});