уступок Гитлеру, чтобы продлить нейтралитет Советского Союза. Как и в 1918 году, руководство страны пыталось лавировать между двумя воюющими державами, извлекая выгоды из обеспеченной усилиями дипломатов «передышки». Отличие заключалось в том, что за Брестский мир с Германией большевистское руководство заплатило огромными территориальными потерями, а пакт о ненападении, подписанный Молотовым и Риббентропом, позволил возвратить их (за некоторыми исключениями) в состав Советского Союза. Но главное было в другом.
В 1918 году Ленин и его соратники, выдержав острую борьбу против «левых коммунистов», настаивавших на продолжении войны, превратившейся, по их мнению, в революционную, сделали правильную ставку на то, что Германия находится на грани военной и политической катастрофы. Вероятно, такую ставку делал и Сталин, не веривший в то, что «шустрому парню» Гитлеру удастся завоевать всю континентальную Европу. Тем большей трагедией обернулось нападение нацистской Германии и ее союзников на Советский Союз, повлекшее за собой оккупацию значительной части страны вплоть до Москвы и Волги.
Исполком Коминтерна сразу же после 22 июня 1941 года призвал коммунистические партии к решительному повороту в своей политике: отныне следовало всеми силами защищать СССР от нацистской агрессии. Димитров «поправил» английскую компартию, которая догматически изобразила «вероломное нападение германского фашизма на СССР как войну между двумя системами — капитализмом и социализмом. Так характеризовать германо-советскую войну — это значит помогать Гитлеру в деле сплочения вокруг себя антисоветских элементов в капиталистических странах»[1650]. Стало ясно, что для Советского Союза она приобретает национально-освободительный характер, становится отечественной, и коминтерновская идеология здесь оказалась совершенно неуместной. Исполком давал руководящие указания компартиям открытым текстом: «Болтовня о мировой революции оказывает услугу Гитлеру и мешает международному объединению антигитлеровских сил»[1651].
Постановление ЦК ВКП(б) с разъяснением причин роспуска Коммунистического Интернационала
21 мая 1943
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1368. Л. 213]
На сей раз соответствующие директивы были продиктованы Коминтерну Молотовым — Димитров смог встретиться с ним только 30 июня 1941 года. В начале июля были согласованы участие компартий в радиопропаганде на территории европейских стран, оккупированных Германией, а также заброска за линию фронта кадровых коммунистов из числа эмигрантов[1652]. ЦК болгарской компартии поставил перед ИККИ вопрос об организации восстания в стране против прогерманского курса царя Бориса. Сталин охладил пыл БКП, лидеры которой хотели любой ценой облегчить положение Советского Союза в первые недели Великой Отечественной войны: «Никакого восстания сейчас. Разобьют рабочих. Пока мы не можем оказать никакой помощи. Попытка к восстанию будет провокацией»[1653]. Как государственный деятель Сталин прекрасно понимал, что подобная авантюра еще больше привяжет Болгарию к странам гитлеровской коалиции.
Просьбы Димитрова Сталину «дайте нам Ваши советы и указания» продолжались на протяжении всех военных лет. Лидер Коминтерна вводил советское руководство в курс дел относительно антифашистской радиопропаганды и партизанского движения на территории оккупированных нацистами стран Европы. Димитров требовал от Иосипа Броз Тито, чтобы его подпольная армия в своей деятельности избегала любых намеков на то, что «партизанское движение приобретает коммунистический характер и направлено на советизацию Югославии»[1654]. В свою очередь, к Сталину была обращена настоятельная просьба повлиять по дипломатическим каналам на югославское правительство в изгнании, чтобы не допустить распыления сил антифашистского сопротивления на Балканах.
Разговор о роспуске Коминтерна вновь возник весной 1943 года. Хотя вопрос был поднят в беседе Димитрова с Молотовым и Мануильским, очевидно, что его инициатором был сам Сталин. Исследователи едины в том, что в основе такой инициативы лежало стремление укрепить антигитлеровскую коалиции и подтолкнуть западные державы к открытию второго фронта. Споры идут о том, был ли роспуск единого центра управления компартиями «окончательным доказательством банкротства идеи мировой революции в глазах СССР» или простой модернизацией «аппарата и механизмов» советского контроля[1655].
Проект постановления о роспуске Коминтерна, одобренный Сталиным, обсуждался на заседании Президиума ИККИ 13 мая 1943 года. Даже сухой протокол выдает растерянность коминтерновцев, тщательно подбиравших слова обоснования и поддержки уже принятого решения. Венгр Матьяш Ракоши привел исторические параллели: «Ленину было тоже трудно заменять продразверстку продналогом, но он пошел на это, исходя из интересов революции». Француз Морис Торез ссылался на довоенные успехи своей партии: «Старая форма международного объединения рабочих себя изжила. Уже до войны французская партия росла благодаря применению политики „народного фронта“». Вильгельм Пик, один из основателей компартии Германии, признал, что еще вчера сомневался в необходимости роспуска Коминтерна именно в тот момент, когда коренной перелом в войне с фашизмом стал необратимым. «Трудно ответить, зрелы ли все партии настолько, чтобы могли самостоятельно решать свои задачи».
Старейший член ИККИ болгарин Васил Коларов указал на то, что Коминтерн «давно перестал быть на деле руководящим органом. Перестал потому, что изменилась обстановка. Существует СССР, это новый фактор такой огромной силы, что Коминтерн кажется архаизмом». Его поддержали испанка Долорес Ибаррури и француз Андре Марти: «Не нужно хвататься за изжившие себя организационные формы… Роспуск Коминтерна диктуется тем обстоятельством, что существование Коминтерна создает много невыгод, а выгоды от него мало»[1656]. Практически каждый из высказавшихся на этом заседании возглавит послевоенные компартии, а представители стран Центральной Европы, которые после завершения Второй мировой войны попадут в сферу влияния СССР, займут ключевые государственные посты в государствах «народной демократии».
Сталин не оставил сомнений в том, что никто из питомцев Коминтерна не будет брошен на произвол судьбы после роспуска этой организации. Он просил Димитрова «не оставлять такого впечатления, что просто выгоняем руководящих иностранных товарищей»[1657]. 19 мая 1943 года в Президиуме ИККИ обсуждалась судьба центрального аппарата и структур Коминтерна. Хотя все иностранные представители высказались за передачу вещания на свои страны национальным радиостанциям, прошла точка зрения Мануильского, согласно которой этот канал антифашистской пропаганды не должен заменить собой передачи советского Инорадио[1658]. Архив, библиотека, журналы и издательства Коминтерна передавались в ведение ЦК ВКП(б), его руководящие кадры составили Отдел международной информации в структуре центрального аппарата большевистской партии.
Сталин торопил Димитрова с публикацией постановления Коминтерна, которое должно было быть одобрено руководством национальных компартий. Об этом шла речь на заседании Политбюро 21 мая, в котором приняли участие Димитров и Мануильский. Оно состоялось в кремлевском кабинете Сталина, и тот в своей речи сделал важные дополнения к имевшим место аргументам в пользу роспуска Коминтерна. Первый из них не раскрывался, однако выглядел как упрек в адрес отцов-основателей этой организации: «Мы переоценили свои силы, когда создавали К. И. и думали, что сможем руководить движением во всех странах. Это была наша ошибка. Дальнейшее существование КИ