Я хочу знать. Я не здешний, у меня тут нет семьи. Я должен знать.
Рахель (помолчав). Я родилась в двадцать четвертом.
Лейзер. Сколько же это получается?
Рахель. Сорок четыре.
Лейзер. Сорок три. Я посчитал.
Рахель. Я родилась в январе. Так что скоро будет сорок четыре.
Лейзер. Теперь наконец мне сказали правду.
Рахель. Ничего другого я вам никогда и не говорила.
Лейзер. Ваш брат сказал мне другое.
Рахель. Он пытался помочь мне. Он привык заботиться обо мне. Он спас мне жизнь. Это как… (Умолкает.) Может быть, хотите еще чаю?
Лейзер. У меня вдруг началась головная боль.
Рахель. Выпейте еще чашечку…
Лейзер. Нет, спасибо, вы не должны утруждать себя.
Рахель. Это не трудно. Мне нравится заваривать чай.
Лейзер. Может быть, вы включите электричество?
Рахель. Электричество включено… Я его включила.
Лейзер. Да. (Помолчав.) Когда вернется ваш брат?
Рахель. Я полагаю, скоро. (Неожиданно громко и раздраженно.) У вас есть люмбаго?
Лейзер. Что?
Рахель. Люмбаго. Прострел. Нет, у вас ничего такого нету. Вы можете стоять как человек, ходить как человек, поворачиваться, как вам вздумается, а Саймон не может. В Израиле это проще простого — получить прострел.
Лейзер. Да, я понимаю. (Подымается и останавливается против Рахели.) Можете ли вы сказать мне, где тут у вас… Где тут уборная?
Рахель. В коридоре. Первая дверь справа. Извините меня, я должна прибрать в спальне. Не успела утром. Я рано ухожу на работу. (Выходит.)
Лейзер подходит к своему пальто, висящему на вешалке возле двери, достает из кармана пачку аспирина. Открывается дверь и входит Бени. Дверь заслоняет Лейзера, и Бени его не видит. Он принимается искать туфли, которые давеча принес, находит, подымает и хочет унести. Повернувшись к двери, видит Лейзера.
Лейзер. Здравствуйте. Я — нездешний. Она — хозяйка — она сейчас вернется. Извините.
Бени. Никаких «здравствуйте», никаких «извините»! В Иерусалим! Немедленно! Праведники? Пророки?! Как бы не так! Пророки сказали, что это — Иерусалим: «Дома наши полны обмана»[242]! Были обманщики и воры, а теперь и воры, и пророки, да?
Лейзер. Я здесь только в гостях… И я ищу уборную.
Бени. Ложь! Сплошная ложь!
Лейзер. Нет, почему же… Я действительно… Мне в самом деле нужно… Я просто не знаю, где.
Бени. А я знаю! Знаю! Я слышал! Все слышал! Рыщет, роется, ворошит, потрошит! Как будто тут ему товар! Торговцы! Только и умеют!.. Она не товар, она не продается, понял?! (Идет к двери, но вдруг возвращается.) Труба! Я никогда не играл и не буду играть на трубе! Это — рог. И это лучше, чем весь ваш Иерусалим. Лучше всякой другой музыки! Я трубил в рог, а теперь я буду чинить туфли. Ее туфли! (Машет туфлями у Лейзера под носом.) Теперь я могу… Без обмана. Без лицемерия! А ты, если хочешь, забирай ее. Взять — это еще не все. Как бы потом не бросить! Известное дело! Ну, и что ты взял, а? Что у тебя осталось? Она будет ходить на этих подошвах, на моих набойках! В Иерусалиме ли, в каком другом месте — она будет ходить на моих набойках!
Лейзер. Простите, мне действительно надо… (Выходит в коридор.)
Звонок в дверь. Бени открывает. Входит Саймон, в руках у него бутылка вина. Бени помахивает в воздухе туфлями и выходит.
Появляется Рахель.
Саймон (оглядываясь по сторонам). Где он?
Рахель. В уборной.
Саймон. Что это ты повесила нос? Невеста должна держать нос кверху. В уборной?.. Хм-м… (Помолчав.) Он тебе не нравится, да? Вся эта затея тебе не нравится, не так ли? Так послушай же — ты это скушаешь! Я купил ему билет сюда не для того, чтобы покупать билет обратно. Мне не на что покупать билеты, ты прекрасно знаешь. Эти поездки в Израиль меня выпотрошили. Это там, в Иерусалиме, я могу рассказывать, что я «Макс энд Спенсер»[243]. Ты поняла меня?!
Рахель. Не кричи так, мы здесь не одни, в этой квартире.
Саймон. Что?!
Рахель. Я не говорю, что он мне не нравится.
Саймон. А?..
Рахель. Или что он мне нравится.