ними захлопнулась дверь, мне захотелось разрыдаться. Это было похоже на одно из тех мерзких интервью, где работодатель пытается отсеять слабых, эмоционально ломая их. Я огляделась в поисках выхода, но Фердинанд покачал головой.
— У нас нет другого выбора. Ты говорила с принцем вне присутствия своих вассалов, и поэтому мы можем заключить, что королевская семья предпочла бы, чтобы они не знали, о чем вы говорили. Мы хотим максимально уважить это решение.
— Другими словами, вы хотите, чтобы я рассказала вам абсолютно все, о чем говорила с принцем Анастасием…?
— Да, — сказал Сильвестр. — Нам нужно знать все мелочи разговора, если мы хотим верно спланировать следующие шаги Эренфеста.
Так он сказал, но мне было не слишком приятно раскрывать им любовную жизнь Анастасия после того, как он набрался смелости рассказать мне об этом. Кроме того, кто знает, что он со мной сделает, если узнает об этом?
— То, что мы обсуждали, было сугубо личным, и я не думаю, что принц Анастасий был бы благодарен, если бы я кому-нибудь об этом рассказала, — сообщила я.
— Не было бы необходимости в подобном разговоре, если бы ты была обычной аристократкой, но ты всегда творишь что-то полностью неожиданное. Ты должна рассказать нам все до мельчайшей подробности. Ничего не скрывай от нас, иначе ты так и будешь в будущем продолжать делать те же самые ошибки, — ответил Фердинанд.
И он, честно говоря, был прав — мне определенно понадобятся пояснения о том, как действовать дальше. Весьма вероятно, что я совершала какие-то ненормальные поступки, сама того не сознавая.
Я кивнула, и Сильвестр занял свое место. Карстедт встал у него за спиной, а Фердинанд сел в кресло, на котором обычно сидели чиновники и принялся постукивать пальцами по столу.
— А теперь объясни, как у тебя сложились такие близкие отношения с членами королевской семьи, несмотря на то, что ты провела с ними всего пол семестра? — спросил Фердинанд. — Учитывая, что принц Анастасий отослал прочь твоих вассалов, вы, должно быть, обсуждали что-то очень личное.
— Подожди, что? Близкие отношения…?
Я была настолько ошеломлена услышанным, что не могла не повторить эти слова. Мы были совсем не близки — я ведь обещала никогда не приближаться к нему по своему желанию, то есть я говорила с ним только потому, что он вызывал меня к себе, и наши разговоры были сосредоточены исключительно на Эглантине.
— Я всего лишь жертва обстоятельств. Я не могла пренебречь приказом от члена королевской семьи, поэтому у меня не было никакой власти над тем, что произошло.
— Хммм? — протянул Сильвестр, свирепо и недоверчиво глядя на меня, несмотря на то, что мой ответ был абсолютно честным и серьезным.
Извините, но факты есть факты.
Фердинанд начал листать письма, сложенные на столе, явно недовольный моим ответом.
— Когда ты впервые встретилась с принцем? — он спросил. — В наших отчетах говорится, что это было во время обучения кружению веры, но если тебе помнится по другому, расскажи нам.
— Гм… Я думаю, можно сказать, что впервые мы встретились, когда я приветствовала его на собрании после поступления. Он пожаловался мне, сказав, что я совсем не похожа на тот образ, который сложился у него из слухов…
Я продолжила подробно пересказывать остальную часть нашего разговора, что заставило всех троих моих опекунов одновременно закачать головами. Сильвестр даже застонал, потирая виски.
— Розмайн, мне об этом никто ничего не рассказывал. Ты действительно затеяла спор с членом королевской семьи?
— Хм…? Я просто немного разозлилась, потому что он продолжал высказывать недовольство моей непохожестью. Я не затевала спор или что-то в этом роде, — ответила я, оглядывая комнату.
Именно тогда Фердинанд одарил меня улыбкой, от которой у меня по спине пробежал холодок.
— В твоих словах было совершенно излишнее количество иронии и сарказма. При мысли, что ты в таком стиле разговаривала с принцем, у меня начинает болеть сердце, — сказал он.
Я судорожно вздохнула, на что Карстедт тоже вздохнул и покачал головой.
— Принц, должно быть, был просто ошеломлен, что кто-то посмел так говорить с ним во время их первой встречи.
Упс… Похоже, я совершила ошибку в самом начале.
— О, наконец-то я все поняла. Вот почему принц Анастасий вел себя так злобно во время обучения кружению. Ведь при первой же встрече с ним я проявила открытую враждебность.
— Расскажи нам мельчайшие подробности. То, что ты рассказываешь, сильно отличается от того, что было в присланных отчетах, — сказал Фердинанд, нетерпеливо постукивая пальцами по буквам упомянутых отчетов.
Я объяснила ему, что произошло во время обучения кружения веры: Анастасий обвинил меня в заговоре с целью сблизиться с ним, подтолкнув к ответу, что с этого момента я постараюсь избегать его.
Сильвестр свирепо посмотрел на меня, потом принялся растирать свои брови.
— Я начинаю сочувствовать принцу, — сказал он. — Он понятия не имел, в какую беду попал. Ты, должно быть, самый диковинный человек, которого он когда-либо встречал в своей жизни, Розмайн.
Уж от кого я не хочу подобного слышать, так это от тебя, Сильвестр.
— Я думала, что это эффективный способ избежать неприятностей — способ сообщить тем, кто придет после принца Анастасия, что я им не соперник.
— Ты приняла верное решение, поскольку слабое герцогство вроде Эренфеста, вмешивающееся в королевские дела, не получит от этого ничего, кроме проблем, но, как всегда, твои методы ужасны. Постарайся выражаться в будущем более дипломатично, — сказал Сильвестр.
Приемный отец добавил, что весной мне придется пройти дополнительный курс по общению с аристократами. Одна только мысль о нем подействовала на меня угнетающе.
— И все же, как твой немыслимо откровенный отказ привел к тому, что он стал больше с тобой общаться?
— Как я уже сказала, это просто случайность. В следующий раз мы встретились на чаепитии с преподавателями музыки. Леди Эглантина была там, и принц Анастасий сопровождал