Поездка в Югославию
Мы получили приглашение от наших друзей Ольги и Влатко Берковичей — приехать всей семьей в Югославию. Они бывали в Москве с выставками фармацевтической фирмы «Плива» из города Загреба, мы подружились, приглашали их к себе, водили по театрам, по музеям. Теперь они решили ответить на наше гостеприимство.
Сейчас Югославии уже нет на карте, а это была интересная страна — объединение балканских государств в одну федерацию под руководством маршала Тито. Формально она считалась социалистической, но благодаря особой политике Тито в ней было много элементов капитализма. Поэтому она находилась за советским железным занавесом и была закрыта для советских.
В московском OB И Ре мне раньше давали визы в другие страны демократического социализма, его начальник полковник Смирнов был моим пациентом по поликлинике МВД. Я показал приглашение, он вздохнул и развел руками:
— Извиняюсь, товарищ профессор, я не могу дать вам разрешения на выезд в Югославию по частному приглашению друзей, туда разрешается только по командировкам.
А мы так радовались, что сможем повидать хотя бы даже самую незначительную часть свободного мира! Я рассказал об этом другому пациенту, Ювеналию Полякову, из Министерства иностранных дел. Оказалось, что начальник всего ОВИРа генерал Вереин — его близкий друг. Он тут же ему позвонил, и Вереин обещал помочь. Но через две недели сказал мне по телефону:
— К сожалению, по частным приглашениям друзей в Югославию ехать нельзя. Я помог бы вам, если бы у меня было на это разрешение от министра внутренних дел.
От министра — это было выше моих возможностей. Но… видно, бог хотел, чтобы мы поехали. Ко мне на прием привезли секретаршу министра внутренних дел Щелокова, у нее на работе произошел вывих плеча. Я вправил вывих, вылечил ее и попросил:
— Устройте мне прием у вашего министра.
И вот я сидел в приемной министра на улице Огарева. Через три часа ожидания знакомый полковник, помощник министра, ввел меня в кабинет. Я слышал, что Николай Анисимович Щелоков был ближайшим другом Брежнева со времени совместной работы в Молдавии. Он был там начальником милиции и прикрывал грешки Брежнева — пьянство, взятки, нарушения законов. Став главой государства, Брежнев сделал Щелокова министром, генералом армии и поселил рядом с собой.
Министр знал, что я — хирург-консультант МВД, он с улыбкой пожал мне руку:
— Садитесь, рассказывайте: в чем ваша просьба?
Я положил на стол мое заявление и объяснил:
— Друзья прислали мне с семьей приглашение в Югославию, но в ОВИРе нам отказали.
Министр спросил полковника:
— Какие у нас законы на такой случай?
— Выезд в Югославию разрешается по командировкам или к близким родственникам.
— Да, вот видите, — протянул министр, — нельзя нарушать закон (я быстро подумал — говоришь, нельзя нарушать закон, а сам сколько раз его нарушал?).
Я еще потянул с некоторой надеждой, министр улыбался, но не соглашался. Как последний шанс, я решился:
— Генерал Вереин сказал, что он дал бы мне выезд, если у него будет ваше разрешение.
Министр неожиданно заулыбался и воскликнул:
— А вот мы сейчас Вереину и напишем!
Я решил, что невольно подвел Версина. Министр написал на моем заявлении: «Товарищу Вереину. Рассмотреть. Щелоков».
Выйдя из кабинета, полковник сказал мне:
— Поздравляю. Теперь Вереин может действовать на свое усмотрение.
Через неделю начальник московского ОВИРа вручил мне два заграничных паспорта — для меня и Ирины, а сыну не дали:
— Извините, правило такое — всей семьей нельзя, там открытые границы с Западом.
Шестнадцатилетний наш сын был, конечно, огорчен, но успокоился на том, что мы обещали привезти ему что-нибудь из новой японской электронной техники. На месяц нам обменяли рубли на доллары — по пять долларов в день на человека. На это нельзя жить, не то что ездить по стране. Мы решили ехать на машине — не надо платить за транспорт и отели, будем останавливаться в кемпингах. Я поменял номера на заграничные, застраховал машину на Югославию, мы забили багажник палаткой, тремя канистрами с бензином и разными консервами, чтобы экономить на еде.
Рано утром мы первыми подъехали к шлагбауму границы в Чопе и были в прекрасном настроении: сейчас перед нами откроется шлагбаум — и мы уже в Венгрии. Сержант посмотрел на наши документы:
— Вы в Югославию едете? Мы в Югославию на машине не пускаем.
— Почему?
— На машине в Югославию пускать не велено.
Вечно в России — «не велено», «не пущать»! Я вызвал старшего, вышел капитан.
— Как же так нельзя на машине? Ведь я получил специальное разрешение министра.
— Ничего не знаю, у нас есть приказ. Вы можете ехать на поезде, а машину оставьте на платной стоянке.
— Может быть, ваш начальник нам разрешит?
— Не думаю. Никому не разрешено. Только на высоком уровне в Москве могут разрешить.
— Так у меня есть разрешение от министра.
— В бумагах этого нет. Поезжайте в штаб погранотряда, пусть они звонят в Москву.
Я оставил машину у ворот штаба и пошел искать начальника. Вышел подполковник Блохин, я решил сыграть перед ним Хлестакова:
— Товарищ подполковник, я профессор Голяховский, личный врач министра внутренних дел Щелокова. Министр любезно разрешил нам с женой ехать на машине в Югославию, а на границе нас не пускают.
Как все-таки метко Гоголь описал реакцию людей на хлестаковщину! — подействовало.
— Подождите, товарищ профессор, я сейчас позвоню начальству.
Ждал я часа три и искурил пачку сигарет. Да, я-то разыгрывал перед ним Хлестакова, но он не будет его «играть» перед начальником. Как там отреагируют? Тем временем бедная Ирина, сидя в машине, соображала — что нам брать с собой, если придется ехать на поезде. Наконец, вышел подполковник:
— Я звонил начальнику пограничных войск Украины (тогда это была союзная республика). Он дал вам разрешение, и я уже сообщил на заставу — поезжайте.
Мне хотелось разыграть ожидавшую Ирину, но я не выдержал и, подходя, махнул рукой:
— Едем!
На границе изумленный капитан спросил:
— Что, в Москву звонили? — и мы проехали под поднятым для нас шлагбаумом.
Венгрию мы проехали в дожде, а Югославия встретила нас жарой. Несколько дней мы жили у друзей Берковичей, гуляли с ними по Загребу. Все казалось необычным: обилие заграничных товаров в витринах, ярко одетые люди, красивые рекламы. Но больше всего нравилась атмосфера общей свободы общения: можно было купить любые газеты и журналы со всего мира, по телевизору показывали западные новости, в кино мы видели «Последнее танго в Париже» с Марлоном Брандо, фильм, запрещенный в Советском Союзе. Югославы открыто критиковали экономику и политику своего правительства: «все плохо, все становится хуже». Мы возражали: «Вы не знаете, что такое плохо, если бы вы пожили в России, узнали бы». Однажды мы забрели на рынок в центре города и — остолбенели: там представлено все, чем богаты земля и море, но особенно впечатляющим был мясной отдел. Такого изобилия мяса и кур мы не могли себе представить — висели десятки целых туш, лежали горы нарубленных кусков и частей всех сортов и видов. Мы стояли и смотрели как завороженные. Да, в Югославии жизнь была другая!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});