самолюбием, что любую критику в свой адрес принимаю в штыки. Мои читатели, которые получали книги лично от меня, знают, что я сам прошу покритиковать то, что пишу. И прислушиваюсь к мнению читателей, поэтому вторая книга у меня получилась лучше первой, а третья — лучше второй. Сами читатели мне это пишут. Писателю критика чрезвычайно полезна.
Но у меня есть право и отстаивать то, что пишу, особенно если это касается героев моих книг, соглашаться на то, что я вывожу в герои подонков — это предательство тех людей и предательство самого себя. Особенно если приходится сталкиваться с рассуждениями не очень чистоплотных людей. Например, с такими:
«Книга же про Ворошилова (особенно вторая её половина) — сплошные догадки с домыслами. Типа, это Ворошилов в феврале 17-го питерских обывателей на бунт поднял! А почему же в историографии энтот факт не отражён? Ладно, со времён Хрущова советские историки только врали, без остановки. Но и при Сталине как-то никто не называл Ворошилова „творцом февральской революции“. На самом деле, если бы тов. Балаев не гнался за сенсациями, если бы вместо „ШОК!!! ЧИТАТЬ ВСЕМ!!! ВОРОШИЛОВ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ГЛАВНЫЙ ЗАЧИНАТЕЛЬ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ!!!“ тов. Балаев писал бы… не знаю, какое тут слово подобрать… СПОКОЙНЕЕ бы писал, что ли… Типа: „За Ворошилова знают, что он удалой вояка был, но мало кто в курсе, что Климент Ефремыч — ещё и шикарный агитатор-смутьян и в политику умел не хуже, чем в войнушку. Родной Луганск Ворошилов постоянно на уши ставил, в 17-м году в Питере тёрся, там тоже, наверное, смуту заводил“.»
Это всё тот же Remi-meisner. Бессовестное приписывание мне утверждения, что Ворошилов — главный зачинатель Февральской революции, великолепно. Да еще, оказывается, Климент Ефремович питерских обывателей на бунт поднял! «…и при Сталине как-то никто не называл Ворошилова „творцом февральской революции“.» Конечно, никто не называл. Я тоже не называл. Врать критику нужно хотя бы не очень из берегов выползая. Но вот именно при Сталине в газетах писали, что Ворошилов поднял на восстание гвардейские полки. Не полк, заметьте, а полки. И в книге у меня есть фотокопия статьи из газеты 30-х годов с такими словами. А судьбу революции как раз и решил переход гвардии на сторону восставших рабочих. Так что со сталинской историографией нужно моему оппоненту быть поаккуратнее. Да еще Ленин сразу после Октября вызвал из Луганска Климента Ефремовича и протолкнул в градоначальники Петрограда. Я высказал и предположение, почему такое решение было принято: Ворошилов лучше всех знал столичные кадры. А знать он их мог только в дофевральский и, собственно, в февральский период, потому что почти сразу же после свержения царя уехал в Луганск. А кто лучше всех кадры знает? Тот, кто ими и руководит, разумеется. А советовать товарищу Балаеву писать, что Ворошилов был «шикарный агитатор-смутьян»… Да вы, товарищ Remi-meisner, коммунист ли? Или белогвардейская сволочь, которая именно так о Ворошилове писала?
Но зато критик знает о наградах Ворошилову от Хрущева:
«На обложке книги, под названием, — типа, слоган: „Друг Сталина, враг Хрущёва“. И Балаев рассказывает, что Ворошилов хрущёвской политике мешал, как только мог. А мог Ворошилов многое — он жеж член Президиума Верховного Совета и член Политбюро (откуда его не вышибли даже после „антипартийной группы“), плюс очень популярный в армии и в народе военачальник. Так и что же, сильно помешал Хрущёву наш Климент Ефремович? Каковы результаты „борьбы“? Звезда Героя СССР, Звезда Героя Соцтруда, два ордена Ленина и ещё куча всяких юбилейных медалек — вот, как Хрущёв своего „врага“ баловал.»
После войны Климент Ефремович в правительстве курировал один из самых сложных участков работы — образование. Сложность не только в том, что в районах гитлеровской оккупации образовательная инфраструктура была снесена под ноль плюс проблема с кадрами. Задача всё восстановить — сопоставимая с задачей восстановления промышленности.
Но, похоже, советское руководство уже поняло, что нашу педагогическую мафию уговорами начать переход к политехническому образованию заставить нельзя. Надежда Константиновна Крупская так и не успела эту задачу решить. И времени ей не хватило, и сопротивление слишком упорное встретила.
Поэтому педагогам поставили в начальники военного, который на жалобные писки будет реагировать максимально наплевательски. А сопротивляющихся сломает не задумываясь. И на 19-м съезде КПСС задача перехода ко всеобщему политехническому образованию (не путайте просто с образованием или с политехническим институтом) была поставлена, предстояло ее решать Клименту Ефремовичу. Намечалась настоящая революция в школе, и революционную задачу поручили настоящему революционеру.
Не произойди в стране переворот, появление такого кино, как «Доживем до понедельника» и такой школы, которая в нем показана, стало бы невозможным. Такая школа с политехническим, т. е. с коммунистическим, образованием несовместима. Это антиподы.
Во-первых, в политехнической школе не место идейно-воспитательной работе. Н. К. Крупскую бесило стремление учителей натянуть на себя это одеяло. Идейно-воспитательная работа должна проводится в детских и юношеских организациях вне школы. Мы бы с вами не видели, как это не только в упоминаемом фильме происходило. но и в реальной жизни, процесса уродования детей училками, нагруженными комплексами неудачной личной жизни и вообще с психическими проблемами.
Во-вторых, задача дать ученикам знания, в политехнической школе уходила далеко на задний план. Ее ученики должны были знания получать самостоятельно. Под руководством педагога, естественно. Главная же задача — развитие у ребенка воображения. Способности к абстрактному мышлению. Именно к тому мышлению, которое отличает человека от животного. Проще говоря, нормального человеческого ума.
Которого нет у моего критика, этого господина Remi. Типичный продукт «самого лучшего в мире образования», как и масса тех, кто тупо повторяет тупейший бред:
«Звезда Героя СССР, Звезда Героя Соцтруда, два ордена Ленина и ещё куча всяких юбилейных медалек — вот, как Хрущёв своего „врага“ баловал.»
Более-менее мыслящий по-человечески человек на это может только развести руками. У Remi не хватает элементарного воображения, чтобы осознать, какую чепуху он написал.
Наверно, он себя самого смог представить награжденным орденом