Сенатор Эдвард Кеннеди, выступая в конгрессе в марте 1975 года, заявил: «Уже пять лет я призываю положить конец политике изоляции и эмбарго в отношении Республики Куба и сейчас считаю целесообразным внести законопроект, чтобы высвободить нашу нынешнюю политику в отношении Кубы из паутины правовой казуистики<…> Сейчас создается впечатление, что мы, наконец, признаем: политика изоляции Кубы не отвечает интересам Соединенных Штатов. Эта политика представляет собой очевидный анахронизм»[571].
Тем не менее в июне 1975 года комиссия по иностранным делам палаты представителей Конгресса США отклонила проект резолюции по отмене эмбарго в отношении Кубы. 15 января 1976 года государственный секретарь США Генри Киссинджер констатировал: «Ясно, что начавшаяся в прошлом году эволюция на пути к нормализации отношений с Кубой, с которой мы были готовы сотрудничать, прервана»[572].
Фидель же твердо стоял на своей позиции. В 1977 году он заявил группе американских журналистов: «Полагаю, что полная отмена эмбарго была бы оправдана не только с точки зрения экономической, но и моральной и политической <… > Было бы аморально вести торговлю с крупными государствами и сохранять эмбарго против малых стран. Я считаю, что от такого шага Соединенные Штаты выиграли бы в политическом плане, снискали бы себе уважение на международной арене. Это облегчило бы обсуждение всех проблем, которые могут существовать между двумя странами. Думается, что отмена эмбарго создала бы оптимальные условия для обсуждения любого рода проблем, любых существующих трудностей между США и Кубой»[573].
Администрация Форда предложила Гаване согласиться на ряд политических уступок (отказ от поддержки революционных движений и т. п.) в обмен на нормализацию отношений с США. Именно при Форде были внесены три поправки в пресловутый закон об эмбарго Кубы, принятый еще при Кеннеди. Был снят запрет на торговлю с Кубой филиалов американских компаний. Для стран, торгующих с Кубой, была отменена экономическая санкция – прекращение финансовой помощи со стороны США. Кроме того, судам, совершающим торговые рейсы на Кубу, было разрешено дозаправляться в американских портах. При Форде же США вместе с большинством членов ОАГ проголосовали за отмену санкций этой организации против Кубы. На деле, по правде говоря, ситуация не изменилась кардинальным образом в лучшую сторону.
Оттепель в кубино–американских отношениях наступила при Картере, во второй половине 1970–х годов, когда американская администрация сделала Кубе еще три существенных послабления. Американским гражданам было разрешено посещать Кубу, прекратились полеты американских самолетов–шпионов над кубинской территорией. Белый дом подписал долгожданное соглашение по рыболовству и определению границ морских экономических зон, смягчил режим в отношении кубинских представителей в США, сняв ограничения на их передвижения по стране.
В начале 1977 года Джимми Картер через своих личных представителей направил Фиделю Кастро официальное письмо, в котором от имени американского правительства предложил восстановить дипломатические отношения между двумя странами. В ответном письме Фидель Кастро сообщил, что Куба готова нормализовать отношения с США только при условии, если американцы официально объявят о полной отмене ее экономической и политической блокады и осудят политику предыдущих американских правительств в отношении Острова свободы[574].
Поездки на Кубу влиятельных американских бизнесменов возобновились, и в 1977 году Гавану даже посетил президент всемирно известной компании «Кока–кола», который предложил кубинцам наладить производство этого напитка в обмен на право продажи кубинского рома на западных рынках на взаимовыгодных условиях. В начале сентября 1977 года в посольстве Чехословакии в Вашингтоне и в посольстве Швейцарии в Гаване были открыты так называемые «миссии интересов» Кубы и США.
Но потом все вернулось на круги своя. Позиция администрации Картера по отношению к Кубе не изменилась. Менялись лишь условия, которые новая команда Белого дома ставила Гаване. Главными требованиями теперь стали вывод всех кубинских войск из Анголы и невмешательство в африканские дела.
У Фиделя это не могло вызвать ничего кроме гнева. Выступая на заседании Народной ассамблеи в Гаване в декабре 1977 года, он заявил: «Какое моральное право имеют США говорить о наших войсках в Африке, когда их собственные войска находятся на нашей национальной территории, на морской базе Гуантанамо? Было бы смешно нам просить США для возобновления и улучшения отношений между Кубой и Соединенными Штатами отвести их войска с Филиппин, или из Турции, или из Греции, или с Окинавы, или из Южной Кореи»[575].
Белый дом озаботился соблюдением прав человека на Кубе, требовал, чтобы она прекратила поддерживать борцов за независимость Пуэрто–Рико, который был американским протекторатом, выплатила компенсацию в 1,8 миллиарда долларов за национализированную после кубинской революции собственность американских компаний. По правде говоря, эти «долги и компенсации» уже давно были выставлены на торги, так как никто из серьезных бизнесменов не верил в то, что они когда–нибудь могут быть выплачены правительством Фиделя Кастро. Финансовые претензии к Кубе на тот момент предъявляли в основном биржевые дельцы, спекулянты, которые приобрели у американских граждан и фирм право на получение компенсации в среднем по 2 цента за доллар.
В то время США не располагали более действенными рычагами давления на Кубу. Проанализировав ситуацию, кубинское руководство пришло к выводу, что американские войска могут завладеть островом лишь при условии, что им удастся уничтожить более 50 процентов населения. При этом для вторжения понадобится не менее двух армий, поддерживаемых авиацией и морским флотом. Но в этом случае между Кубой и США развязалась бы настоящая война, в которой, как отмечали источники, «кубинцы надеются на помощь Советского Союза и других стран социалистического лагеря»[576].
Но Фидель Кастро понимал, что «крайне религиозный» Джимми Картер не пойдет на это. Этот американский президент вообще отличался от своих предшественников. Вот почему Фидель, с особой теплотой встретив Картера на Кубе в 2004 году, сказал: «Тот, кто в разгар холодной войны, в пучине царивших предрассудков, дезинформации и взаимного недоверия, предпринял попытку улучшить отношения между обеими странами, заслуживает уважения. <…> Мы испытываем искренние дружеские чувства к народу Соединенных Штатов, особенно ко всем порядочным американцам, которых много и которых мы узнаем все больше»[577].