Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тони Веллер».
— Что за бестолковое письмо! — воскликнул Сэм. — Как тут разобрать, что оно значит, со всеми этими «он» да «я»! И почерк не отцовский, вот только подпись печатными буквами — это его рука.
— Должно быть, он попросил кого-нибудь написать за него, а сам подписался, — предположила хорошенькая горничная.
— Подождите минутку, — сказал Сэм, снова пробегая письмо и останавливаясь, чтобы обдумать некоторые места. — Вы угадали. Джентльмен, который это писал, изложил все, как полагается, о случившейся беде, а потом мой отец заглянул ему через плечо, сунул свой нос и запутал все дело. Это очень на него похоже. Вы правы, Мэри, милочка.
Уяснив себе этот пункт, Сэм еще раз прочел послание от начала и до конца и, как будто только теперь уразумев его содержание, задумчиво сложил письмо и воскликнул:
— Стало быть, бедняжка умерла! Мне ее жаль. Она была бы неплохой женщиной, если бы эти пастыри оставили ее в покое. Мне ее очень жаль.
Мистер Уэллер с такой серьезностью произнес эти слова, что хорошенькая горничная опустила глазки и призадумалась.
— А впрочем, — продолжал Сэм, со вздохом пряча письмо в карман, — сделанного не переделаешь, как сказала старая леди, выйдя замуж за лакея. Теперь уж не исправишь дела, — не правда ли, Мэри?
Мэри покачала головой и тоже вздохнула.
— Придется попросить отпуск у командира, — сказал Сэм. Мэри еще раз вздохнула. Письмо было такое трогательное.
— До свиданья, — сказал Сэм.
— До свиданья, — отозвалась хорошенькая служанка и отвернулась.
— Позвольте пожать вашу ручку, — сказал Сэм.
Мэри протянула руку — очень маленькую, хотя это и была рука горничной, — и встала, собираясь уйти.
— Я скоро вернусь, — проговорил Сэм.
— Вы всегда в разъездах, — сказала Мэри, чуть заметно качнув головой. — Не успеете приехать и опять уезжаете.
Мистер Уэллер привлек к себе красавицу и начал ей что-то нашептывать. Через минуту она повернулась и нему и соблаговолила на него взглянуть. Когда они расстались, оказалось, что ей необходимо зайти в свою комнату и поправить чепчик и локоны, раньше чем явиться к хозяйке. Поднимаясь по лестнице, чтобы совершить эту предварительную процедуру, она кивала Сэму через перила и расточала ему улыбки.
— Я вернусь не позже чем через два дня, сэр, — сказал Сэм, сообщив мистеру Пиквику о несчастье, постигшем его отца.
— Оставайтесь, сколько понадобится, Сэм, — отвечал мистер Пиквик, — я вам разрешаю.
Сэм поклонился.
— Скажите отцу, Сэм, что, если я могу быть чем-нибудь полезен, я с величайшей готовностью сделаю для него все, что в моих силах.
— Благодарю вас, сэр, — отвечал Сэм. — Я передам.
И, заверив друг друга во взаимном расположении, хозяин и слуга расстались.
Было ровно семь часов, когда Сэмюел Уэллер, спустившись с козел пассажирской кареты, проезжавшей через Доркинг, очутился на расстоянии нескольких сот ярдов от «Маркиза Гренби». Был холодный, пасмурный вечер, маленькая улица производила гнетущее впечатление, а красная физиономия благородного и доблестного Маркиза, качавшегося и скрипевшего на ветру, казалась еще более печальной и меланхолической, чем обычно. Шторы были опущены и ставни прикрыты. Никого не виднелось у входа, где всегда собирались гуляки. Было тихо и безлюдно.
Не встретив никого, к кому бы он мог обратиться за сведениями, Сэм не спеша вошел в дом; оглянувшись, он тотчас заметил своего родителя.
Вдовец сидел за круглым столиком в комнате за буфетной и курил трубку, пристально глядя на огонь. Похороны состоялись, по-видимому, сегодня, ибо к его шляпе, которую он почему-то не снял, была прикреплена лента длиной ярда в полтора, небрежно переброшенная через спинку стула и спускавшаяся до полу. Мистер Уэллер был погружен в свои мысли и настроен созерцательно, ибо, несмотря на то, что Сэм окликнул его несколько раз, он продолжал курить все так же задумчиво и спокойно и очнулся только тогда, когда сын положил руку ему на плечо.
— Сэмми, — сказал мистер Уэллер, — добро пожаловать.
— Я несколько раз вас окликал, а вы не слыхали, — сообщил Сэм, вешая шляпу на гвоздь.
— Совершенно верно, Сэмми, — отозвался мистер Уэллер, снова устремив задумчивый взгляд на огонь, — я был в мечтательности, Сэмми.
— В чем? — осведомился Сэм, подсаживаясь к камину.
— В мечтательности, Сэмми, — повторил мистер Уэллер-старший. — Я думал о ней, Сэмивел.
Тут мистер Уэллер мотнул головой в сторону Доркингского кладбища, поясняя, что его слова относятся к усопшей миссис Уэллер.
— Я вот о чем думал, Сэмми, — продолжал мистер Уэллер, с большой серьезностью взирая на сына поверх своей трубки, словно заверяя его, что, каким бы удивительным и невероятным ни показалось такое признание, оно тем не менее высказано спокойно и обдуманно. — Я вот о чем думал, Сэмми: в общем, мне очень жаль что она померла.
— Ну что ж, так оно и должно быть, — отозвался Сэм.
Мистер Уэллер кивнул в знак согласия и, снова уставившись на огонь, скрылся в облаке табачного дыма и глубоко задумался.
— Очень разумные слова она мне сказала, Сэмми, — произнес мистер Уэллер после долгого молчания, отгоняя дым рукой.
— Какие слова? — полюбопытствовал Сэм.
— Которые она говорила, когда расхворалась, — отвечал старый джентльмен.
— Что же она говорила?
— А вот что: «Веллер, говорит, боюсь, что я с тобою обходилась не так, как бы оно полагалось. Ты человек очень добрый, и я могла бы позаботиться о том, чтобы тебе было хорошо у себя дома. Теперь, говорит, когда уже поздно, я начинаю понимать, что, если замужняя женщина хочет быть религиозной, она прежде всего должна подумать о своих домашних обязанностях и позаботиться, чтобы вокруг нее все были довольны и счастливы. А если она ходит в церковь, в часовню или еще куда-нибудь, то пусть остерегается, чтобы не прикрывать этим лень и не потакать своим слабостям. А я, говорит, это делала и тратила время и деньги на людей, которые жили еще хуже моего. Но, надеюсь, Веллер, когда я умру, ты меня будешь поминать такой, какой я была, пока не сошлась с этими людьми, и какая я есть на самом деле». — «Сьюзен, — говорю я: она меня врасплох застала, Сэмивел, сказать по правде, мой мальчик, — Сьюзен, говорю, ты мне была хорошей женой, нечего толковать об этом. Держись, моя милая, и ты еще увидишь, как я расправлюсь с этим-вот Стиггинсом». Тут она улыбнулась, Сэмивел, — добавил старый джентльмен, затягиваясь трубкой, чтобы подавить вздох, — а потом все-таки померла.
— Да, папаша… — начал Сэм, решив высказать простое и утешительное соображение, после того как старый джентльмен минуты три-четыре покачивал головой и задумчиво курил. — Да, папаша, рано или поздно все мы туда отправимся.
— Отправимся, Сэмми, — подтвердил мистер Уэллер-старший.
— Так угодно провидению, — продолжал Сэм.
— Разумеется, — согласился отец, одобрительно кивнув головой. — Не будь этого, что оставалось бы делать гробовщикам, Сэмми?
Растерявшись среди бесконечных выводов, вытекающих из такого соображения, мистер Уэллер-старший положил трубку на стол и с задумчивой физиономией начал размешивать угли в камине.
Пока старый джентльмен занимался этими делами, смазливая кухарка, одетая в траур и суетившаяся у буфета, прошмыгнула в комнату, несколько раз ухмыльнулась Сэму в знак того, что узнает его, и, молча поместившись за стулом его отца, возвестила о своем присутствии тихим покашливанием. Так как оно осталось без внимания, она кашлянула громче.
— В чем дело? — воскликнул мистер Уэллер-старший, роняя кочергу, и, оглянувшись, быстро отодвинул стул. — Что случилось?
— Миленький, выпейте чашку чаю, — медовым голосом предложила смазливая особа.
— Не хочу! — грубо отрезал мистер Уэллер. — Проваливайте к… — Он спохватился и добавил вполголоса: — Подальше отсюда.
— Ах, боже мой, как человек меняется в несчастье! — воскликнула леди, закатывая глаза.
— Кроме доктора и смерти, только это и может изменить мое положение, — буркнул мистер Уэллер.
— Никогда еще не видывала такого сердитого человека, — сказала смазливая особа.
— Не беспокойтесь. Все это мне на пользу, как утешал себя один раскаявшийся школьник, когда его высекли, — отвечал старый джентльмен.
Смазливая особа сочувственно и соболезнующе покачала головой и обратилась к Сэму за поддержкой: не правда ли, отец должен взять себя в руки и не предаваться унынию?
— Видите ли, мистер Сэмюел, — говорила смазливая особа, — я его еще вчера предупреждала, что он почувствует себя одиноким, и тут уж ничего не поделаешь, но он должен приободриться. Ах, боже мой, ведь мы все сочувствуем его горю и готовы все для него сделать, и нет такого печального положения, мистер Сэмюел, которого нельзя было бы изменить. Это самое говорил мне один очень достойный джентльмен, когда умер мой муж.
- Блюмсберийские крестины - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников) - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза