Как прожить наступающую зиму? Как закончить ремонт квартиры, если ты начал его в системе одних цен, а теперь твоих сбережений не хватит даже на побелку потолка? Что делать, если голод? Как жить, если карточки? Куда бежать, если гражданская война? И во всех этих безответных вопросах нет места ни макроэкономическим моделям имени Егора Гайдара, экономической диктатуре имени Виктора Черномырдина, антиолигархическим демаршам имени Бориса Немцова потому, что народ так устроен — если президент вечером говорит одно, а наутро происходит прямо противоположное, он не склонен сочувствовать президенту, которого якобы подставили. Этот самый народ рассуждает очень прагматично, прозорливо и грамотно. «Мало того, что он не знает, что происходит в его стране, он не знает и как действует власть, ему подчиненная. А значит, власть, ему подчиненная, не считает нужным сообщать ему о своих действиях. Так может быть в двух случаях: либо сообщать ему что-либо бессмысленно, так как он ничего не понимает и ничего не решает. Либо власть, ему подчиненная, полагает, что ему некуда деться и, что бы она ни совершила, он все примет как должное. В этом случае первое равнозначно второму — он не нужен!» На Ельцина бесполезно давить — как часто с восторженным придыханием повторяла эти слова президентская свита, — Царь непредсказуем, Царь себе на уме. Президент уже слился с этим образом неприступной скалы и всячески поддерживает его в сознании сограждан своими неадекватными поступками. Однако особое усердие в формировании подобного образа и в приучении к нему нации проявляет достаточно узкий круг людей, открыто или скрыто вхожих к президенту и его семье. Вообще было грустно наблюдать, как Чубайс, Немцов и Кириенко едва ли не заходились от восторга по поводу президентской непредсказуемости. Уже будучи в отставке, Немцов произнесет знаковую угрозу: «Наш президент принимает либо правильные решения, либо такие, которые не обсуждаются». Это был финал протрезвления после льстивых игр вокруг президента, которыми Борис Ефимович грешил. Вспомним сцену, которую оставило в нашей памяти телевидение. Президент сообщает Черномырдину и Чубайсу, что решил назначить Немцова первым вице-премьером в правительстве Черномырдина. Премьер с гримасой обреченного согласия на лице. Чубайс, скороговорчиво повторяющий: «Очень верное и мудрое решение, Борис Николаевич, очень…» И Немцов, сидящий напротив с улыбкой нашкодившего хулигана-любимца. И сам президент, с удовольствием проглотивший чубайсовскую лесть, самодовольно посмеивается, отечески наставляя несмышленую власть:
— Вот как надо действовать! Смело и решительно! — И жест президентской руки, словно подталкивающий новоиспеченного вице-премьера в тронное придворье.
Да мало ли таких вот холопских приседаний да согбенных в послушном поклоне спин мы видели. Ельцин любит лесть и, если под рукой не оказывается смышленого на сей счет холопа, льстит себе сам.
— Давайте выпьем за президента!
И тотчас все спохватываются, казнят себя — оплошали, запамятовали, не скумекали, грешны, царь-батюшка, ох как грешны:
— Разрешите, Борис Николаевич, за нашего выдающегося…
И покатилось. Уже остановить невозможно. Степени только превосходные. Я сам угодил однажды в эту льстивую западню. Это случилось на одной из встреч с президентом, по мнению моих коллег, встречи для меня роковой. Президент пригласил руководителей СМИ в одну из своих загородных резиденций, в недавнем прошлом резиденцию главы председателя КГБ Крючкова. Встреча была непростой. Президент был агрессивен. Пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков меня предупредил: «Главный заряд президент выпустит по тебе. Наши нашептали. Держись!»
Так и случилось. Президент атаковал. Я защищался и, как мне казалось, сумел переиграть ситуацию в свою пользу. Выслушав мое ответное выступление, президент покачал головой, не то соглашаясь, не то отрицая мою правоту и вдруг сказал: «Мне нечего вам возразить». Потом был обед. Я устроился с края обширного стола. Неожиданно ко мне подошел руководитель службы протокола и сказал:
— Президент просил вас сесть рядом с ним и вести разговор, координировать застольную полемику.
Я пожал плечами, пересел. И в самый разгар этого раскованного разговора Ельцин вдруг меня оглоушил:
— Почему вы не поднимаете тост за президента?
Существует такая самоуничижительная кремлевская логика — президенту нельзя возражать, с президентом не спорят. Почему? Потому что он президент. Депутаты живут на другом континенте в своей резервации — им можно. От них ничего не зависит — пусть возражают. Логика вообще-то холопская, но логика. На ней держится философия непредсказуемости Бориса Ельцина. О президенте можно сказать: неуправляем, но подвержен скрытому влиянию. Но скрытым это влияние представляется самому президенту.
Сегодня мы оказались свидетелями удручающей закономерности. Накануне события Березовский озвучивает ту или иную идею, которую назавтра объявляет президент. Березовского распирает свалившаяся на него едва ли не с небес собственная закулисная значимость. Он не может сдержаться, чтобы не заявить об этом вслух.
— Не надо меня демонизировать, — говорит Березовский. — Я не виноват, что мои прогнозы сбываются.
Сбываются прогнозы, которые Березовский готовит и покупает сам. Неугасающее восхищение Березовским всех без исключения СМИ, даже если это восхищенная ненависть, делает из него человека всевластного, всепроникающего, всеобволакивающего. Наглость и негодяйство человека, выходящие за пределы его собственной натуры, человека богатого, умного и задыхающегося от восторга, что семья президента у него в руках. Да и сам скоротечно состарившийся президент…
Почему 23 марта появился именно Кириенко, а 14 сентября Черномырдин? Как ни странно, не события в стране и не состояние экономики явились главной причиной этих решений, хотя и первое и второе, в силу своей неблагополучности подталкивали президента к какому-либо заметному действию.
Мог быть заменен Черномырдин, но на смену ему не должен был приходить Кириенко. Спустя неполных пять месяцев рухнул рубль. Мог быть отставлен Кириенко, но на смену ему не должен был возвращаться Черномырдин. Президент ухитрился сделать три кадровых ошибки подряд. Провал кандидатуры Черномырдина в Думе — следствие поверхностного политического анализа, сделанного президентской командой, и сил, довлеющих над этой командой. Был ли у интриги другой, более благоприятный рисунок?
Если бы согласно закону «О правительстве» исполняющим обязанности премьера до сформирования нового состава власти был оставлен, скажем, Борис Немцов или Борис Федоров и кандидатура одного из них была бы внесена на рассмотрение Думы, которая немедленно отклонила бы ее, выдвижение в качестве претендента на премьерский пост Черномырдина могло быть воспринято большинством Думы как благо. Психологически это был бы выигрышный ход. Немцов мог не согласиться на такое жертвоприношение, но Федоров, тщеславие которого общеизвестно, игру бы принял.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});