– Отнюдь, ваше высочество, – ответил Гонзаго, – просто, вынужденный защищаться, я осмелился сравнить мое поведение с вашим. Сейчас мы с вами наедине, так что, если кому то из нас придется покраснеть, никто посторонний этого не увидит.
Филипп Орлеанский наконец преодолел свое замешательство. Вспыхнув взглядом, он негромко, но отчетливо проговорил:
– Мы знакомы с вами давно, принц. Но вы берете на себя слишком много. Поостерегитесь!
– Вы намерены мне мстить, – недоуменно поднял брови Гонзаго, – за те действия, что я, побуждаемый любовью к нашему другу и брату, предпринял после его смерти?
– Месть не моя стихия, принц. Но справедливость должна быть восстановлена. Если на вашей совести нет вины, вам нечего опасаться. Итак, говорите, – я слушаю.
Гонзаго рассчитывал, что его собеседник разгневается больше. Холодновато сдержанный тон, которым регент произнес последние слова, создавал для принца некоторую помеху, усмиряя запал, с которым тот намеревался произнести речь в свое оправдание.
– Своему другу, – начал он, – Филиппу Орлеанскому, который еще недавно меня любил и к которому я в свою очередь был беззаветно предан, я поведал свою историю в других словах, но при нынешних отношениях между вашим королевским высочеством и мной вынужден быть краток и точен, а потому буду говорить языком чистых фактов. Во первых обращаю внимание на то, что этот Лагардер не просто головорез самого отъявленного образца; так сказать, гроза над грозой, разбойник над разбойником; – при всем при том он умен, хитер, настойчив, терпелив и последователен, – способен годами вынашивать идею и ради ее осуществления преодолевать любые препятствия. Не думаю, что с самого начала он был обуян желанием жениться на наследнице Неверов. Когда он покидал Францию, девочке было лишь два года, – ему пришлось бы слишком долго ждать. А потому, зная, что Неверы и Келюсы очень богаты, он действовал в надежде получить огромный выкуп. Чем продиктована моя уверенность? Да тем, что, начиная с памятной ночи, когда был убит Невер, я преследовал его по пятам и знаю каждый его шаг. Итак, поначалу при помощи ребенка он надеялся приобрести состояние. Однако в результате моих усилий ему пришлось изменить стратегию. Постоянно чувствуя у себя на хвосте моих людей, он понял, что любая противозаконная сделка невозможна. Преследуя Лагардера, я пересек границу и настиг его в наваррском городке Венаск. Не смотря на то, что нас было много, а он один с ребенком, ему удалось ускользнуть и под чужим именем уйти вглубь Испании. Не буду вас утомлять пересказом всех наших с ним столкновений. Таковых было немало. Его сила, ловкость и граничащая с безумством храбрость, поистине уникальны. Кроме раны, которую он мне нанес в траншее у замка де Келюсов, когда я защищал от него нашего несчастного друга, – Гонзаго снял перчатку и показал шрам, оставленный шпагой Лагардера, – кроме этой раны, – продолжал он, – на моем теле много рубцов от его клинка. Поистине в искусстве владения шпагой ему нет в мире равных. В моем подчинении была задействована целая армия, так как я намеревался его взять живым. Это было необходимо, чтобы он засвидетельствовал личность моей юной и дорогой подопечной. Мое войско состояло из лучших клинков Европы: капитана Лоррена, Жоёля де Жюгана, Штаупитца, Пинто, Эль Матадора, Сальданя и Фаенца. Ныне они мертвы.
Регент поежился.
– Все мертвы, – повторил Гонзаго, – их убил Лагардер.
– Известно ли вам, – сказал Филипп Орлеанский, – что по его словам Невер, перед тем как умереть просил именно его, Лагардера, воспитать дочь и отомстить за свою смерть?
– Известно. Я уже говорил вашему высочеству, что Лагардер – наглый лжец. Полагаю, что герцог Орлеанский, учитывая различия в наших репутациях и уровнях сословной принадлежности, сумеет хладнокровно решить, кто из нас врет: он или я.
– Именно так я и поступлю, – задумчиво произнес регент. – Продолжайте.
– Шли годы, и ни разу, заметьте, ваше высочество, ни разу, Лагардер не отправил вдове Невера никакого известия. Чтобы за ним следить я отправил в Мадрид Фаенца, очень смышленого человека, и он по истечении некоторого времени привез мне прелюбопытнейшие сведения. Лагардер, живший в Мадриде под именем дона Луиса, обменял свою пленницу на девочку – ровесницу, которую ему уступили, потребовав денежной доплаты леонские цыгане, – (в Испании их называют гитанами). Сначала я не мог понять, зачем это ему понадобилось, но по зрелому размышлению догадался, что Лагардер тем предпринял своеобразные меры предосторожности. Постоянно ощущая за своей спиной моих людей, он понимал, что девочку могут похитить, и потому решил себя обезопасить, произведя подмену. С той поры он занялся воспитанием гитаны, тогда как действительная наследница Невера, увезенная табором, начала вести палаточную жизнь цыганки. Получив эти известия, я долго не знал, как поступить, и наконец, решил снарядить экспедицию в Мадрид. Как вы помните, это был мой первый вояж в Испанскую столицу. В ущелье горы Баладрон я набрел на нужный мне табор, где и нашел полное подтверждение сведений, добытых Фаенцей, мир его праху. В таборе я увидел девочку, – черты ее сходства с Невером не вызывали сомнения. Мы с моими людьми приняли все меры, чтобы ребенка похитить и доставить во Францию. Тайком от таборитов мы ей все рассказали, и она была в восторге, что скоро встретиться с матерью. В назначенный для похищения день я со своими людьми ужинал в палатке вожака. Таким образом, мы надеялись усыпить бдительность бродячих узурпаторов. Но не тут то было. Среди них оказалась старая ворожея, – кажется, ее звали Мабель. Она подслушала наш разговор с ребенком, – (конечно, она, – больше поблизости никого не было. Карга вовсю храпела, и мы, решив, что спит, не обратили на нее внимания). Словом, после щедрого ужина, (не смотря на свою дикость, гитаны отличаются отменным гостеприимством), я и мои люди, почувствовав непреодолимую сонливость, крепко уснули, а, когда почти через сутки проснулись, то обнаружили, что от табора остался только темный обуглившийся кружок, где недавно пылал костер. Цыгане исчезли вместе с Авророй де Невер.
Хитрость легенды Гонзаго состояла в том, что он заведомую ложь обрамлял элементами правды, касающимися дат, места действия, называл верные имена. Таким образом, если бы стали допрашивать Лагардера и Аврору, то их ответы частенько бы совпадали со словами Гонзаго, а в чем-то им противоречили. Но это никого не должно было удивить, – ведь по словам принца Лагардер являлся наглым лжецом. Сохраняя бесстрастное выражение, регент внимательно слушал.
– Увы, ваше высочество, шанс был упущен, – с сожалением вздохнув, продолжал Гонзаго. – Если бы не это, если бы тогда в ущелье Баладрона мы преуспели, то скольких слез, пролитых в прошлом, скольких несчастий в настоящем, – (не рискну говорить о будущем, ибо оно известно только Всевышнему), – удалось бы избежать!