Показалось королям, что за мечущимися тенями в кругу пламени увидели они огромное дерево, тянущееся из вершины кургана. Оно было таким высоким, что казалось, будто бы оно достигает самого звездного неба, где ярко блещет на закопченных стропилах небесного чертога Карлес Вэн.
На дереве висело нагое изможденное тело, и холодное пламя окутывало его пляшущими тенями. На его плечо опустился ворон, который выклевал глаз из его глазницы и стал срывать мясо с костей. С нагого трупа падали куски гнилого мяса и личинки, и огромный вепрь у подножья дерева пожирал их.
Тело повешенного было все переломано и скручено, и тень окутывала его лицо — Гримес врасен. Но теперь старые воины поняли, что пришли они к волчьему дереву на холодном ветру, что к закату от Вэль-хеаллы, и что раскачивается на нем сам Владыка Виселиц, скача на страшном жеребце к пасти Хель. Некоторое время думали они, что он мертв, но затем в холодной ночи на вершине продуваемого ветром утеса услышали его хриплый смех.
— Зачем прилетел, ворон? — прокаркал он своему мрачному товарищу. — Откуда прилетел ты ввечеру с окровавленным клювом? Лохмотья плоти на твоих когтях, вонь гнилого мяса исходит из клюва твоего. Сдается мне, был ты на месте, где рядами лежат трупы!
Черноперый брат орла вытер клюв и, наклонив голову, ответил:
— Я летел тропой Кинрика, сына Кердика, с той поры, как вылупился из яйца.
Повешенный на миг замолк, затем ответил голосом, казалось, полным муки от усталости и страданий:
— Тогда алой дорогой прилетел ты, сырой дорогой, дорогой побоища. Если это твой путь, то да будет тебе пир в конце его, столь же обильный, как и у героев в Вэль-хеалле! Ты прилетишь на поле, где от трупов будет так тесно, что пятки бойцов будут скользить на рассеченных лицах убитых. Многие останутся там на поживу воронам, плоть их будут рвать кривые клювы голодных орлов — гусь трупов набьет брюхо до отвала на пиру мертвых! Но таков путь бесстрашных князей — пасть в бою, окружая своего короля тесным кругом даже в смерти.
Но почему страшишься таких речей ты, седобородый сын Кердика, и ты, могучий герой ведеров, убийца чудовищ в чертоге и болоте? Какой воин-король ждет Анатирма, Червя Ауна[188], безболезненной смерти от старости? Лишь герой, сраженный копьем или зарубленный острым мечом, может войти в великие врата Вэль-хеаллы и пировать вместе со мной!
Тогда поняли князья, с кем говорят они, чье это тело висит на курганном ясене.
— Верно, это Владыка Повешенных, — сказал Кинрик Беовульфу, — могучий в битве, которому хватает и одного ока. Если хочешь встать с ним лицом к лицу, то наклони голову и посмотри здесь, под моей рукой, где я упираю ее в бок. Ты должен осенить свои глаза знаком победы, если хочешь познать взгляд бога войны.
Но могучий сын Эггтеова, троллеубийца, владыка ведеров и геатов, сердито рассмеялся на эти слова и мрачно прорычал:
— Даже Владыки Убитых не устрашится убийца Гренделя и его родительницы! В хватке моей — сила тридцати мужей. Этим светлым мечом Нэглингом встречу я Разжигателя Битв. Думаю я, не будет законным уложить на войне разжигающего войну бога, ежели он выйдет против меня со своим Копьем!
Нагой повешенный рассмеялся в ночной тьме на эти нахальные слова, хотя ворон все клевал его отстающую от костей плоть.
— Ты храбрый человек, Беовульф, сын Эггтеова! Приятны мне такие слова, и много сделаю я для тебя, когда придешь ты пировать в мой медовый чертог. Сдается мне, ты меня не боишься — но почему тогда ты ищешь меня здесь, на моем древе на ветру? Дам я тебе совет: не выходи ночью, разве что тебя поставят в дозор или будешь искать место облегчиться. Думается мне, что ты сюда пришел не за первым и не за вторым. Хотя ты и презираешь мое Копье, мои слова будут хоть сколько-то полезны тебе.
Не смейся над стариком, троллеубийца! Часто мудрые слова исходят от того, у кого сморщенная кожа, обвисшая, высохшая, таятся они среди изношенных внутренностей! Не всегда был я таков и не всегда есть я таков, каким ты видишь меня сейчас. Много раз обнимал я на ложе дочь тана — белой была ее нежная кожа, когда пробуждалась она от стрел утреннего солнца. Среди тростников ждал я, под крышей коровника, под повозкой на грязном дворе — пусть отцы и мужья следят как могут — всегда я добивался своего!
— Говорят люди, что ты обманщик, — ответил Кинрик из-за могильных огней. — Хотя ты и клялся на священном кольце, ты же все равно украл у великанов мед поэзии и магические руны. Верно ли это или нет, о Даритель Побед?
При этих словах тощий висельник испустил тяжкий стон. Из разрыва в несущихся по небу облаках на миг выглянула луна и осветила его истерзанное тело, и вид его изрубленной и изорванной плоти пробудил жалость в сердцах закаленных битвой героев.
— Правдивы слова твои, о сын Кердика, — я действительно украл мед и забрал руны. Но, сдается мне, не людям роптать на мой обман, ибо жестокую цену я заплатил. Девять ночей висел я на качавшемся на ветру виселичном дереве, целых девять ночей, одна за другой, висел я, пронзенный Копьем, посвященный себе же самим собой, висел на виселичном дереве — кто ведает, откуда идут его корни? И никто не пришел принести мне хлеба, никто не подал рог, чтобы напиться. Я смотрел вниз, я похитил руны. Вопя, я схватил их и лишился чувств.
Ветер, что летел над холмом, улегся в лесу внизу. На курган Воднесбеорг пала ночная тишь. Неподвижно висело истерзанное тело на дереве, и стало казаться, что страдалец испустил дух.
Наконец владыка геатов нарушил молчание, решительно крикнув над пламенной стеной:
— Не поможешь ли ты нам, Даритель Побед? На Запад Дорогой Китов приплыл я с моими благородными соратниками, дабы помочь Кинрику добыть такое же королевство, какое добыл Эорманрик или уничтожил Этла. Гляди, это меч Нэглинг, коим убил я страшную тролльшу в ее пещере. Теперь же клянусь я не вкладывать его в ножны, доколе не пройдет он между головой и плечами Мэглкона, называющего себя Драконом Бриттов. Он почитает Криста, жуткого повелителя инеистых великанов, и, сдается мне, не друг он тебе и твоим почитателям.
С этими словами Беовульф обнажил могучий клинок, искусную работу гномов, светлый блеск которого отразился в ночном небе, где на плаще ночи ярко блистал Меч Тюра.
Кинрик, седой и умудренный годами король, тоже заговорил:
— Ищем мы мудрости, что идет из чтения рун, о Высокий. Наши воины отважны, как этот доблестный враг пчел, и бесчисленны их отряды, пришедшие по пути китов, как звезды на Тропе Иринга. Мы все опасаемся, как бы враг наш не избегнул нашей мести. Нашей собственной хитростью разлучили мы их короля с его воинством, а теперь мы хотим найти его крепость в этих пустынных краях, чтобы поскорее убить его, прежде чем его таны раскроют обман. Направишь ли ты наши шаги, о Знающий Дороги Отец Побед?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});